Владимир - Скляренко Семен Дмитриевич. Страница 19

Эти знамения солнца, луны и звезд [80] произвели на людей русских необыкновенное впечатление. Когда луна затмилась и с неба полился звездный ливень, перепуганные стражи на стенах ударили в била, сразу проснулась Гора, люди раздували огни на Подоле и Оболони, выходили из домов и с тревогой всматривались в таинственное небо.

Только князь Ярополк не испугался неба, его не тревожили звуки бил, толпы людей, которые вышли из теремов и шумели по всей Горе.

— О Юлия, — говорил он, стоя у окна светлицы и показывая на ночной Киев, — ты слышишь звуки бил — это моя стража приветствует нашу любовь, ты слышишь голоса Горы — это люди славят тебя, ты видишь, как потемнела луна, — это сам Бог укрывает нашу любовь шатром ночи, ты видишь, как из небесных глубин сыплются звезды, — это знамения для всей Руси в честь нашего брака. Будь благословенна, княгиня Руси, пусть наша любовь будет вечной!

В это время звездный ливень окончился, серая тень медленно сползла с луны, светлица наполнилась ярким зеленоватым сиянием: княгиня Юлия сбросила свои уборы, ее руки простерлись к Ярополку.

4

Княгиня Юлия очень быстро освоилась на Горе, в княжеском тереме. Это было неудивительно: в то время в Киеве жило немало ромеев, приехавших сюда еще при княгине Ольге, а позднее на Почайне ежегодно останавливались хеландии из Константинополя, которые все лето торговали на Подоле и только к осени, когда вода в Днепре прибывала, спускались к Русскому морю, а некоторые купцы оставались и зимовать, имели здесь свои дворы.

Так было не только с ромеями, Киев хорошо знал тогда свионов, свободно ездивших из Варяжского в Русское море, некоторые из них служили в княжеской дружине и жили в Киеве; над Почайной целую улицу занимали хазарские купцы; на Подоле на торге можно было встретить германцев, угорцев, чехов, поляков.

Потому княгиня Юлия легко могла встречаться и при необходимости вызывать к себе в терем земляков, если хотела, могла разговаривать с германцами, поляками; живая, бойкая, остроумная, она быстро познакомилась с боярскими и воеводскими женами, да и сами они наперебой стремились Побывать в тереме новой княгини.

Ох уж эти боярские и воеводские жены! У них теперь только и было на языке:

— Какая красавица эта царевна! А как умна! А одевается как! А ходит! А говорит!

И они учились у толмачей кое-как говорить по-гречески, Учили Юлию русским словам, стали одеваться, как княгиня, натираться благовониями, как она, завели в своих теремах красные греческие ковры, поставили амфоры, цепляли на себя греческие украшения.

За женами, разумеется, тянулись и мужья. Впрочем, трудно сказать, кто из них был первый, — среда бояр, мужей нарочитых, [81] послов, купцов, которые с давних времен ездили в Константинополь, были христиане, давно перенявшие греческие повадки.

Особенно же много христиан появилось на Горе, когда на столе сидела княгиня Ольга. Купцы Воротислав, Ратша, Кокор, бояре Коницар, Искусев, Вуефаст были первыми помощниками и друзьями княгини; это они построили церковь на Почайне, привозили из Константинополя вместе с другими товарами иконы, серебряные, золотые и простые крестики, церковные сосуды.

Впрочем, христианская вера пробивала себе пути на Русь не только из Константинополя. Еще раньше, чем патриарх Фотий учредил русскую епархию, в Киеве появились христиане-болгары; они пришли сюда еще при князе Игоре, который был побратимом болгарского кагана Симеона, а позже, когда в Болгарии правили Петр и Борис, продавшиеся ромеям, многие болгарские священники бежали на Русь, они были духовниками княгини Ольги и ее внуков, священниками в первых киевских церквах.

Разумеется, болгарских священников в Киеве лучше знали и больше почитали, чем греческих, — они говорили на славянском языке, правили церковную службу понятными словами, привозили с собой славянские книги. Боярство, мужи, купцы Горы постепенно принимали христианство, следом зе ними шли волостелины и посадники в городах и землях.

Мало было христиан только среди воевод и тысяцких, и это неудивительно: непрерывно воюя с Византией, они ненавидели все греческое, в том числе и христианство, но все же некоторые из воевод, например Волчий Хвост, Слуда, тайком посещали церковь на Почайне.

Когда же на Горе появилась царевна Юлия, а вслед за нею двинулись в Киев священники, и бояре и мужи все больше и больше стали говорить о чудесном Константинополе, о богоспасенной Византии.

Князь Ярополк, конечно, знал обо всем, но не только не ссорился с боярами Горы, а, наоборот, потакал им или же молчал.

Он молчал, потому что в душе был согласен утвердить епархию Фотия, пустить на Русь тысячи греческих священников, сделать все, чего пожелают императоры ромеев, ибо ведь ныне он был их родичем, надеялся прославиться, как они.

Странно, правда, было то, что императоры молчали. С тех пор как в Киев приехала царевна Юлия, они словно воды в рот набрали. Из Константинополя приезжали купцы и священники, монахи и снова купцы, не было только послов, с которыми Ярополк мог бы говорить о деле.

Впрочем, он понимал императоров: им, должно быть, и неудобно было вести переговоры с Ярополком: ведь на Руси было два князя, он в Киеве и еще один, Владимир, в Новгороде.

На это ему не раз намекала и Юлия, а однажды вечером повела с ним разговор откровенный и жесткий.

Она приехала в Киев худощавой, тоненькой, стройной, темноглазой и темнобровой, живой, как ласточка, — такой ее полюбил Ярополк.

За короткое время, живя на Горе, Юлия изменилась: исчез южный загар, она слегка пополнела, округлились ее грудь, стан, бедра, — Киев и Гора пошли впрок Юлии, она расцвела, как чудесный цветок.

Одно тревожило князя Ярополка: проходили месяц за месяцем, Ярополк, думая о будущем, хотел иметь сына царской крови, но Юлия не признавалась, не говорила, что собирается стать матерью.

— Ты поистине великий князь, — начала говорить Юлия, — в Константинополе я представляла тебя красивым, нежным, милым, а ты оказался гораздо лучше, чем я думала.

Положив руки ей на плечи, он смотрел в глубину темных глаз гречанки.

— Чем же я лучше? Скажи, Юлия!

— Ты не только красивый, нежный, милый, но и смелый, сильный, непоколебимый, у тебя есть надежная опора — твои воеводы и бояре, мужи, дружина. Киев — это маленький Константинополь, ты тоже похож на императоров.

— Почему только похож?

Юлия, как видно, давно готовилась к этому разговору и теперь не торопилась. Ярополк подумал, что она не хочет его обидеть.

— В Византии есть только один император, он наместник Бога на земле и единый властелин, василевс всей Империи.

Юлия поразила Ярополка в самое сердце — сравнение с императором было не в его пользу. Ярополку слишком далеко до Бога, он не властелин всей Русской земли.

— В Константинополе, — ответил на это Ярополк, и Юлия заметила, что его лицо сразу стало злым и хищным, — ныне два императора, Василий и Константин, а на Руси два князя…

Она поняла, что затеяла опасную игру, но не отступила.

— В Константинополе ныне, — с усмешкою сказала Юлия, — действительно два императора, но они сидят в одной Золотой палате, Империей правит только Василий, и к тому же оба они порфирородные.

Ярополк усмехнулся, понял намек Юлии.

— Да, — согласился он, — князь новгородский Владимир — мой брат, но мы сыновья не одной матери, меня родила угорская княжна Предслава, а он — сын рабыни.

— А разве сын рабыни может быть князем? — спросила Юлия.

— Отец мой Святослав посадил меня князем в Киеве, брата Олега — в земле Древлянской, а Владимира — в Новгороде. Но сейчас уже Олега нет, нас осталось двое, я и сын рабыни Владимир.

— До каких же пор ты будешь терпеть на земле Русской еще одного князя, сына рабыни? И не боишься ли ты, что этот… твой брат объединится с какой-нибудь другой империей, пойдет против тебя?