Катастрофа - Скобелев Эдуард Мартинович. Страница 8

Адмирал сложил руки за спиной и прошелся по кабинету.

— На острове действуют агенты мирового коммунизма… Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему мне нужны единомышленники? Я хочу агитации в свою пользу, я хочу откровенной поддержки. И не только в моем носовом платке!

Я догадался, что «носовым платком» адмирал величал местную газету, понял и то, что Такибае рассчитывает на мою поддержку в европейских изданиях…

Возможно, подумал я, на этом острове я смогу принести людям гораздо больше пользы, чем у себя на родине. Правда, насчет коммунизма я не поверил: откуда было взяться коммунизму среди голых аборигенов? Конечно, человеку свойственно чернить своего противника и валить на него все свои грехи… Словно предвидя мои сомнения, адмирал Такибае задержал меня у самой двери.

— Иные утверждают, что нашли истинного бога, что истина у них в заднем кармане. Не верьте! Среди богов нет истинных. И если серьезно, мы не знаем, что есть добро или зло. Эти категории поддаются обозрению с вершин тысячелетий, а не с кочки сегодняшнего дня, где все пронизано подлостью. В более обширном пространстве добро и зло переходят одно в другое, а для бесконечности они вообще представляют единство сил.

Я готов был согласиться, что плюс и минус — свойство природы, стремящейся сохранить движение и тем самым бессмертие.

— Ваше превосходительство, ваша мысль таит в себе опасность для морали. Если все уравнивается бесконечностью, нет ничего святого.

Адмирал засмеялся, запрокинув вверх голову. И вдруг посерьезнел.

— Истину нельзя отвергать только потому, что она опасна для человека. Человек оттого и бестия, что любой закон извращает ради своей выгоды…

Гортензия еще не вернулась. Если ее не будет к ночи, утром придется ехать за ней. Ламбрини готов дать лошадь. Но с лошадью много мороки и мало проку. Поеду-ка я велосипедом, как в прошлый раз. Если дождаться хорошего отлива, можно за полчаса проскочить лагуну, а за ней неплохая тропа по гребню прибрежных холмов.

Впрочем, я рискую недопустимо. Вчера ночью была перестрелка с партизанами у деревни Уулана. Власти об этом не сообщают, но в порту ходит слух, что убит полицейский и наемник из батальона «белогубых».

Уулана — в трех милях от Утунги…

Возможно, мне придется взвесить все за и против, если на острове будет по-прежнему неспокойно. Я не смогу сосредоточиться, зная, что где-то поблизости стреляют. Самокритично оценивая сделанное мною за последние три месяца, я вынужден признать, что сосредоточиться мне не удается.

Черт возьми, не за тем же я забирался в эту дыру, чтобы дрожать за свою шкуру!

Исчезновение тела Фэнча аборигены толкуют как знак ненависти духов к иностранцам. Конечно, иностранцы, монополизировав на острове торговлю, порядком насолили местным жителям и порядком пограбили их, так что рано или поздно дойдет до прямых столкновений.

Утверждают, будто мертвеца похитили партизаны. Мура собачья. Я так и сказал сегодня Куицану, к которому перешел универсальный магазин: «Зачем партизанам тело вашего родственника? Вот если бы они рассчитывали на крупные денежки!» — «А зачем им денежки?» — расстелил улыбку Куицан. «Как? — сказал я. — Если они всерьез задумали мятежить, им не обойтись без оружия…»

Да, это достойная цель — написать о жизни островитян так, чтобы мировая общественность обратила внимание на их проблемы. Книга об Атенаите будет лучшей из моих книг — она послужит спасению неповторимой человеческой природы.

Впервые после разлуки с Анной-Марией я почувствовал, что мои дни еще могут наполниться смыслом, и был благодарен Такибае, твердо порешив, однако, что не стану навязываться ему в друзья или набиваться в советчики. Люди, облеченные большой властью, никогда не вызывали во мне симпатии — тут срабатывало какое-то инстинктивное чутье…

Я не теряю времени даром — изучаю улочки Куале, растянувшегося вдоль залива, давшего имя столице. Северовосточные холмистые берега — это почти непроходимые джунгли. Напротив, южный берег болотист. В низовьях Покори, главной реки острова, водятся крокодилы, там же, среди душных, смрадных болот благоденствует малярийный комар. Меры по его уничтожению, принятые британской администрацией до независимости, не дали результатов. С помощью ДДТ, опасный характер которого никого всерьез не трогал, комар был наполовину истреблен в деревнях на побережье, но болота Покори, источник малярии и коварной слоновой болезни, остались непотревоженными…

Удобство заливу Куале придает запирающий его почти целиком островок вулканического происхождения. Он необитаем из-за отвесных скал и рифов, нигде не позволяющих удобно пристать к берегу. Зато островок облюбовали птицы — оттого он и называется Бёрдхоум. Правительство планирует построить там маяк или тюрьму, но, кажется, не будет сделано ни того, ни другого. К острову боятся подходить даже опытные мореходы. Приливы и отливы тут трудно поддаются прогнозированию. Когда движутся огромные массы воды, возле островка Бёрдхоум возникают мощные течения. По преданьям, на дне залива покоится не менее трех десятков кораблей. Первооткрыватель Соломоновых островов Меданья де Нейра, племянник перуанского вице-короля, побывавший здесь в 1567 году и оставивший, как и повсюду, трупы несчастных аборигенов и сифилис, расстался у входа в залив с лучшим своим кораблем: буквально на его глазах трехмачтовый галион подхватило подводным течением и швырнуло на рифы…

Многие исследователи с пренебрежением отзываются о меланезийцах. Но этот народ породил мифы, по силе фантазии и философской глубине не уступающие мифам Древней Греции. Здесь живые существа могут рождаться из мысли, здесь не вызывает сомнения, что всякое приближение к предмету означает удаление от него и что всякое познание углубляет невежество…

Не знаю, как будет выглядеть в тропиках зима, но два дня с небольшими перерывами хлещет дождь. Несмотря на упрямство, он кажется мне ленивым. Над землей стоит желтая пелена испарений. Идти никуда не хочется. Вечерней мглою, когда устанавливается жуткая тишина, в парке хлюпают по лужам лягушки, уркая странными голосами. Говорят, это увесистые создания, но я их пока не видел.