Война крыш - Словин Леонид Семенович. Страница 57

Утром я вышел из дома рано.

Мощные потоки машин вливались из боковых ответвлений на всем протяжении узкой Элиягу Голомб. Выше, на нерегулируемом светофором перекрестке, несли службу ГАИ школьники.

В воздухе стояла трель свистков.

Я разговаривал с Москвой из уличного автомата 6480300 на перекрестке Пат.

Рэмбо был у себя в офисе. Новостей для меня у него не было, они ожидались здесь. Сегодня. Вчерашний полицейский должен был обязательно появиться. И скоро.

— А еще паб «Сицилийская мафия»… — Рэмбо должен был знать, чем я занимаюсь и где именно меня следует искать, если что-то случится. — В привязке с фирмой по возврату долгов…

Рэмбо внимательно слушал.

— Все. Вечером позвоню.

— Давай.

Ступенчатый город поднимался вверх над районом Ка-тамоны метров на сто.

Дома росли как бы один на крыше другого.

В той стороне был центр.

Я еще постоял.

Катили в обе стороны мощные, снабженные кондиционерами автобусы — неповоротливые с виду, неизвестно как разъезжавшиеся на узких улочках.

Я прошел к магазинчику — маленькому, белому, с витринами, забитыми продуктами.

Его держали соотечественники.

Магазин был еще закрыт. Но продавцы уже съехались.

Перед домом стояло несколько японских машин и отдельно маленький крепенький «фольксваген» хозяина.

Надпись на тетрадной странице, косо висевшей на двери, была сделана по-русски:

«Ценностей в магазине нет, просим не рисковать напрасно!»

Было ясно, для кого написано.

Мне позволили купить сигарет. Угрюмо, желчно…

Жертвы наемного труда были повсюду одинаковы, у себя ли — в Харькове и Мариуполе или тут — в Израиле…

В придачу я получил газету «Наш Иерусалим».

Еще по дороге я прочитал рекламу. О ней мне накануне говорила мама Лены.

Большими буквами в центре листа было напечатано:

«СМ» должно было означать название паба — «Сицилийская мафия».

«Мы поможем в сложной ситуации, которая кажется вам безвыходной, частное расследование, выявление очевидцев, розыск друзей и недругов, помощь в возвращении долгов…

Наши телефоны…

Я включил радио на русском.

Повторяли все ту же рекламу:

«Мой папа страдал от скопления газов в пищеварительной системе. Я говорил ему: „Папа, такие проблемы нельзя держать внутри!..“

Тому, кто в это время ел, можно было лишь посочувствовать.

«Приятного тебе аппетита, земляк!»

За то время, что меня тут не было, на радио не появилось ни одного незнакомого голоса.

Все точки над «i» в эфире были давно расставлены.

Пирог поделен между успевшими к столу. Я подошел к окну.

На Элиягу Голомб грохотал транспорт.

Чувство, что что-то должно произойти, не оставляло меня.

Реклама на радио тем временем закончилась. Началась консультация адвоката. Пошли звонки радиослушателей.

«— Я живу с сожителем, — говорила какая-то дама, — который в последнее время плохо себя чувствует. Он не предполагает, насколько все обстоит неважно. Я хочу знать, получу ли я пенсию после его смерти…

— Вы звоните из дома? Он вас слышит? — спросил ведущий.

— Он сидит рядом, но не понимает по-русски…

Люди не менялись.

— Не будет ли этичнее, если позвонит он сам? — спросил адвокат.

Ведущий перебил:

— Несколько коммерческих реклам. «На этой неделе в лото, 20 миллионов шекелей…»

Я выключил радио.

С улицы раздался рев мощного мотоцикла.

Я обратил на него внимание, когда звук еще только приближался со стороны центра. Теперь он был уже под моими окнами. Я ожидал услышать, как мотоциклист удаляется.

Шум, однако, резко прервался внизу у подъезда.

Я выглянул в окно.

Высокий, широкоплечий израильтянин, в черной куртке, с мотоциклетным шлемом под мышкой быстро взбежал по бетонной лестнице на галерею внизу.

Черная мощная «ямаха» была припаркована у металлической ограды, отделявшей проезжую часть.

Еще через минуту в дверь позвонили.

— Ми? Кто? — спросил я на иврите.

— Полиция. Миштара. Юджин Кейт.

Глазок слегка как бы отдалял звонившего по другую сторону двери, позволял лучше его разглядеть.

Высокий, с решительным лицом, полицейский смотрел перед собой. Куртка была расстегнута. Он был в джинсах. На ногах белые кроссовки.

Справа, за поясом, пистолет. Черные «щечки» рукоятки выглядывали из желтой кожи поясной кобуры.

Я узнал его.

«Вчера он пас меня на Бар Йохай и потом, до самого дома…»

Я открыл дверь.

— Шалом!

— Шалом…

Полицейский показал жестом, чтобы я отступил в глубь салона, к кухонной мойке. Потом крутанул кистью руки — «спиной к двери!».

Я покачал головой. Он положил руку на пистолет.

Я отвернулся, положив руки перед собой на кухонную мраморную раковину, как на капот машины. Полицейский сзади коснулся кроссовкой моей щиколотки. Во всем мире этим понятным всем жестом полиция приказывает отставить ноги дальше от опоры и как можно шире…

Он провел по моим карманам, вдоль брюк, живота. Зрелище моей спины было необходимо ему, чтобы убедиться в том, что за поясом сзади у меня тоже ничего нет.

Он двигался осторожно.

Не выпуская меня из виду, поставил на стол шлем.

Шлем был в ярких синеватых разводах, с пластмассовым козырьком, с назубником, отделанный изнутри пружинящим слоем синтетики.

Не закрывая входную дверь, окинул взглядом соединенный с американской кухней салон.

Возможно, он предполагал встретить у меня в квартире несколько российских воров в законе — «российскую мафию», которой их пугали газеты.

Успокоившись, он осмотрел еще ванную и туалет. Прошел в спальню.

Я закрыл дверь. Моим соседям по подъезду не обязательно было видеть эту картину.

Услышав щелчок замка, полицейский быстро обернулся.

Все было, однако, в порядке.

Чтобы окончательно его успокоить, я вывернул карманы и сел.

Он подошел к окну и открыл его. Поставил шлем на подоконник, устроился рядом. Взглянул вниз.

Я понимал смысл всего, что он делает. В случае нападения он мог в любую секунду получить помощь снизу, с автобусной остановки.

С другой стороны, это выглядело как забота о «ямахе».

— Меня зовут Юджин Кейт… — Он наконец представился. — Можно Женя.

— Александр. Можно Алекс.

Я постарался быть спокойным.

— Ты в порядке?

— Да, спасибо. Как ты…

«Ритуал соблюден…»

Кто-то из коллег рассказывал, как, приезжая на обыск в Узбекистане, они, прежде чем начать работать, обязательно пили чай с хозяином. Не переломить лепешку было бы непростительным оскорблением…

— Ты и вчера был с мотоциклом.

— Да. Я как Рони Лейбович…

— Кто это? Я его не знаю.

— Ты и не должен знать. Двадцать ограблений банков… — Юджин Кейт был не уверен в моем английском. Говорил небыстро. — Всегда приезжал к банку на мотоцикле… Твое удостоверение личности, Алекс…

Я перешел к письменному столу, за которым сидел, когда услышал «ямаху». Достал из ящика и подал «теудат зеут» — внутренний паспорт.

Юджин Кейт погрузился в его изучение.

Хотя изучать там было в общем-то нечего: страничка малого формата в пластмассе, несколько строчек на иврите и арабском.

— Пожалуйста.

Полицейский вернул мне мой внутренний паспорт.

Теперь у него был вполне дружелюбный вид, отчасти даже смущенный.

Может, он полагал, что у меня не окажется документов?

— Я приехал говорить с тобой неофициально, Алекс…

— Сначала официально… — прервал его. — Я могу пригласить своего адвоката? Что у тебя ко мне?

— Почему ты интересуешься Амраном Коэном? Убитым…

— Ты записываешь разговор?

— Нет.

— Предпочитаю убедиться.

— Хочешь, чтобы я разделся?

Он спрыгнул с подоконника.