Война крыш - Словин Леонид Семенович. Страница 59

— У нас подследственным не дают.

— Роберт вел тайную видеозапись. Он хотел найти новые доказательства…

— Да.

— Отец спросил: «Сынок, ты убил его?» — «Нет, папа, я не убивал!» — «Посмотри мне в глаза!» — «Папа, я не убивал! Как мне быть? Мне советуют признаться — тогда мне дадут меньше срок!» Дов прекратил свидание. Отец еще успел крикнуть Гии: «Не признавайся, сынок!..»

Дальнейшая дорога — из Иерусалима в аэропорт Бен Гурион в двухэтажном автобусе — заняла около часа.

Я привычно отвернулся к окну. Отмечал местные достопримечательности. Дремал.

Кто-то другой во мне отвлеченно анализировал отношения, завязавшиеся у меня с одним из детективов Центрального отдела полиции Иерусалимского округа.

Привлекательный образ американского и итальянского полицейского создавался свободными мастерами кино. Их герои говорили языком улицы, могли выпить на службе, обмануть начальство, уйти с проституткой, но это было так понятно.

Завязавшиеся у нас отношения можно было оценить как успех, но противники Кейта, узнав обо мне, легко могли сделать его и меня своими легкими мишенями.

Из частного российского детектива я мог запросто превратиться в лицо, скрывшее при въезде в страну подлинные цели своего визита. Хотя, с другой стороны, отец Кейта за годы его работы в Генеральном штабе полиции наверняка заимел хорошие связи в верхах, в Министерстве государственной безопасности.

Своему сыну, правда, он помочь не смог…

Со второго этажа автобуса человечки внизу выглядели непропорционально уменьшенными, с маленькими ножками.

Два хередим — в традиционной черной одежде, шляпах — стояли по обе стороны пустой улицы, друг против друга, терпеливо ждали, когда зажжется зеленый. Высокие, в черных чулках, с открытыми щиколотками под куцыми, чуть ниже колен, брюками.

Трое других хередим шли к молитвенному дому. Молодые, с пробивавшимся пушком на подбородках. У каждого в руке была книга…

«Разночинцы-демократы…»

«Суров ты был, ты в молодые годы умел рассудку страсти подчинять…» — что-то в таком роде, если память мне не изменяла, писал Некрасов.

Людей в автобусе было немного. Я огляделся. Кто из них ехал в аэропорт, чтобы дальше лететь в Москву, Сказать было трудно.

Моя соседка — молодая женщина со следами угрей на лице — всю дорогу грызла ноготь. Так и заснула с пальцем во рту…

Эта не могла помочь в моем деле.

В аэропорту Бен Гурион меня интересовали соотечественники. Несколько человек, обративших на меня внимание, были явно сотрудниками охраны порта — мятые брюки, куртки с короткими рукавами. На поясе мог быть пистолет.

Прежде я принимал их за сотрудников израильской контрразведки, впрочем, если я и ошибался, то не намного.

Постепенно в аэропорт начали прибывать соотечественники. Они отличались даже внешне. Иначе одевались, иначе себя вели.

Я подождал начала регистрации на московский рейс.

Мне надо было найти человека, который возьмет у меня конверт и по прибытии в Москву позвонит по телефону, который на нем написан.

Не каждый готов был взять конверт в самолет у незнакомца — здесь, где террористические акты часты, как нигде!

Во избежание недоразумений я готов был вручить конверт в присутствии израильского секьюрити…

К материалам Юджина Кейта я присовокупил корреспонденцию о криминальных войнах в стране…

Я долго ходил по залу. Даже заглянул в туалет в поисках достойного человека. Тут было тоже пусто. У соседнего писсуара стояла коротко остриженная тонкая девочка и что-то доставала из джинсиков на подтяжках…

«Ну и дела!»

Наконец рядом с баром я увидел того, кого искал.

Пассажир оказался из Грозного, летел в Москву. Он охотно взялся выполнить мою просьбу…

— Гия, к адвокату! — крикнул надзиратель.

Небольшое, по-казенному оформленное помещение для встреч такого рода находилось тут же, в изоляторе временного содержания на Русском подворье.

Адвокат — крупный рыхлый мужчина в очках в роговой оправе — сидел за столом.

— Шалом. Ты в порядке? Я твой адвокат. Мое имя Йаков.

Разговор предстоял на иврите.

Гия, общаясь в камере с Хитрым Лисом, уже успел малость пообтереться. Это был не тот сбитый с толку подросток, которого Роберт Дов привез в полицию прямо со стройки.

— Тебя наняла моя семья?

— Мне поручил это суд. Если я тебе не понравлюсь, ты можешь отказаться от моих услуг…

— Зачем? Я пока не против!

Йаков поправил очки.

— Прокуратура предъявляет тебе обвинение в шоде…

Хитрый Лис в камере толковал:

— Шод это грабеж. Грабеж с насилием тут всегда идет как покушение на убийство. По старому кодексу РСФСР как статьи 19 и 138 и еще 146…

— …Наказание — пожизненное заключение, то есть восемнадцать лет, из них половина — реальные. В тюрьме…

Йаков поднялся, включил электровентилятор.

Грузность распределялась в нем неравномерно. Основная Тяжесть сосредоточивалась в верхней половине. Тяжелая голова без шеи, длинное туловище, живот. Ноги были от другого человека — нормально развитого…

— Ты меня понял?

— Да.

— Ты признаешь себя виновным?

Гия сдвинул густые черные брови к переносью.

— Я не знаю, как лучше…

— Прокуратура наверняка предложит тебе судебную сделку. Я от твоего имени, разумеется, признаю непреднамеренное убийство, если они, в свою очередь, откажутся от умышленного убийства…

— Ничего не поймешь!

— В результате ты получаешь пятнадцать лет…

За дверью, за окном слышались громкие голоса…

— Суда в этом случае уже не будет?

— Суд только утвердит сделку.

— Выходит, так лучше?

— И я так думаю! Потом получишь свидания, телефон…

— Борьку ты защищаешь?

— У него свой адвокат. Тоже от суда.

Йаков взглянул на часы. Главное было сказано. Гия еще потянул. Ему не хотелось в камеру.

— Когда ты еще придешь?

— Как только мне позвонит прокурор…

— Сигарет нет у тебя?

— Я не курю. Ты хочешь, чтобы я кому-то передал приветы?

— Нет.

— Что сказать матери?

— У меня все в порядке… — В глазах защипало.

После рождения третьего ребенка, два года назад, с ней что-то случилось. Вроде нервного расстройства.

— Что мой брат?

Младший брат жил на севере, в кибуце.

— Я слышал, его полиция допрашивала. Друзья твои все в порядке…

— Не сомневаюсь.

«Ты сидишь, а на воле продолжается жизнь…» Когда вели назад, в камеру, затянул:

— «Что же ты, мама, не зажигаешь огня…»

Иерусалимский паб «Сицилийская мафия» был стилизован под салун золотоискателей в местном варианте. Навес, металлические сетки, затянутые рогожкой, стойка.

Это была идея Макса. Так же, как и амбициозное название: у деревянной коновязи, рядом с традиционным колесом от повозки, прибывшая молодежь ставила мотоциклы, мотороллеры.

Жора — полковник или кто он там был на самом деле — предоставил партнеру полную свободу действий.

Он смотрел сквозь пальцы на наезды, которые Макс совершал на иерусалимских нищих, и даже незаметно поощрял их. Знающие люди были совершенно уверены, что он управляет младшим партнером, как опытный наездник, — едва уловимым движением ноги.

Внутри паба расставили холодильники с напитками. На тротуар перед входом выдвинули столики. За спиной бармена укрепили витрину с экзотическими бутылками.

Для Макса это была счастливая пора.

Организованная им фирма по возврату долгов неожиданно сразу начала раскручиваться. Позвонил темный мужик-сабра: на него работали двое нищих, собиравшие в районе улиц Гилель. Мужик просил поддержки против конкурента.

Макс гарантировал.

Но самые крутые бабки обламывались от приехавшего из Грузии отца сидевшего за убийство нищего Гии. Грузин обратился за помощью лично к нему, к Максу. И они уже встречались и говорили с глазу на глаз…