Брестская крепость - Смирнов Сергей Сергеевич. Страница 126

Инженер лесного хозяйства из посёлка Городец Калининской области Галина Мороз писала, что вместе с ней в лесхозе работает бывший защитник крепости Константин Иванов. Находившийся в отпуске в городе Петропавловске Казахской ССР житель Душанбе Першип спешил сообщить, что он встретил там участника обороны, колхозника Федора Ковтюха. Работник Ангезурского рудоуправления в городе Кафан Армянской ССР извещал меня о своём товарище по работе, бухгалтере Николае Тарасове, который сражался в крепости вместе с Самвелом Матевосяном.

Много писем присылали бывшие советские военнопленные, прошедшие через все испытания гитлеровских концлагерей. Они сообщали о замечательных подвигах наших людей там, в фашистском плену, об их воле к борьбе, об их мужестве и самоотверженности, об их вере в грядущую победу.

О славном советском патриоте генерал-лейтенанте Дмитрии Карбышеве, зверски замученном гитлеровцами в лагере Маутхаузен, написал мне участник обороны крепости Александр Санин, о котором я уже говорил. Санин был близко знаком с Карбышевым, будучи в гитлеровском лагере Хаммельсбург, и он сообщает много интересных фактов о поведении этого героического советского генерала.

О своём пребывании в гитлеровском плену рассказывает бывший пограничник и защитник Брестской крепости Григорий Еремеев из города Кызыл-Кия в Средней Азии.

"Я был в особом лагере, — пишет он. — Это Демблинский лагерь, который находился в Демблинской крепости.

В 1943 году нас завезли в Италию. В районе города Удино из села Перкото я бежал в горы, попал в девятый югославский корпус, при котором организовали особую русскую партизанскую бригаду. Мне опять дали пулемёт, сначала английский ручной, потом немецкий. Затем назначили командиром отделения и командиром взвода. С боями дошли до города Триест".

Отозвался из столицы Казахстана Алма-Аты бывший сержант-миномётчик 125-го полка Владимир Иванович Фурсов, узник гитлеровских лагерей Вяла Подляска, Замостье и Торн. Позднее он побывал в Москве и лично рассказал мне свою историю. Он сражался в северо-западной части крепости, а потом на подступах к ней, около линии железной дороги, был ранен в бедро пулей, выпущенной из крупнокалиберного пулемёта, и без сознания попал в плен.

Рана оказалась очень тяжёлой — ему пришлось ампутировать ногу значительно выше колена. Беспомощный, безногий пленник, он испытал много тяжкого в фашистских лагерях, но всё же дожил до освобождения и вернулся на Родину.

И тут, при возвращении домой, с В. И. Фурсовым произошёл такой случай, который ни один писатель не ввёл бы в своё сочинение из боязни, чтобы его не упрекнули в явной неправдоподобности. Но жизнь не боится прослыть выдумщицей и порой способна творить удивительные и почти невероятные совпадения.

Ещё в 1941 году мать В. И. Фурсова, жившая в Алма-Ате, получила извещение о том, что её сын пропал без вести, и считала его погибшим. На фронте был и её старший сын, брат Владимира Ивановича. Этому посчастливилось больше, — он остался живым и здоровым до конца войны, всё время переписывался с матерью, хотя за все эти четыре года не имел отпуска и не мог приехать навестить её.

Вскоре после окончания войны он демобилизовался и дал телеграмму матери, извещая о дне и часе своего приезда.

Случилось так, что именно в это время Владимир Иванович, который после лагеря ещё лечился в госпитале, выписался из него и поехал домой. Он предполагал, что мать считает его погибшим, но, освободившись из плена, не стал писать ей: он знал, что она сейчас же бросит все и отправится за сотни километров отыскивать его в госпитале. «Подлечусь, отлежусь, сделают мне протез, и тогда сам приеду без всяких предупреждений», — решил он и так и поступил. Ехал он в Алма-Ату, не давая никакой телеграммы, и знал, что его никто не встретит.

Надо же случиться так, что разные поезда, которые везли двух братьев, прибывали в Алма-Ату почти в одно время. Но поезд, которым ехал Владимир Иванович, пришёл раньше, а поезд его брата немного опоздал.

Каково же было удивление Фурсова, когда, сойдя на перрон, он вдруг увидел неподалёку свою мать. Теряясь в догадках, как она могла узнать о его приезде, и глубоко взволнованный, он окликнул её. Она обернулась, узнала его и, рыдая, бросилась ему на шею. Они оба плакали.

Внезапно Владимир Иванович заметил, что, плача и обнимая его, мать называет другое имя — имя его старшего брата.

— Мама, ведь я — Володя, — удивлённо сказал он.

Мать вздрогнула. Словно не понимая, она резко отшатнулась от него, широко раскрытыми глазами и даже с каким-то страхом вглядываясь в лицо сына. И вдруг, побледнев и закрыв глаза, упала без чувств на перрон. Вокруг быстро собирался народ.

Она пришла встречать старшего сына. И решила, что это он, когда Владимир Иванович окликнул её. Она не видела обоих сыновей четыре года, а между ними было некоторое сходство. Да и могла ли она подумать, что вернулся тот, кого она столько лет считала покойником?!

Говорят, от радости не умирают. Мать привели в чувство, и она снова обняла своего воскресшего из мёртвых сына. А через час пришёл поезд, которым ехал брат Владимира Ивановича. В семье Фурсовых это был, наверно, самый счастливый день. Необычайная встреча была предметом всеобщего интереса в Алма-Ате, и о ней даже писали местные газеты.

Сейчас Владимир Иванович Фурсов живёт там же, в Алма-Ате. Он уже кандидат биологических наук и старший преподаватель Казахского государственного университета.

Интереснейшее письмо прислал мне бывший военнопленный, а потом партизан Отечественной войны Павел Марков из Брянска. Он сообщил о том, что в гитлеровских концлагерях наши военнопленные пели песню о Брестской крепости.

"Впервые, — писал П. Марков, — я услышал её, эту песню о легендарных защитниках Брестской крепости, в 1943 году в застенках лагеря военнопленных в гор. Кройцбурге (Верхняя Силезия) от лейтенанта Михаила Озерова, впоследствии замученного фашистскими палачами за организацию коллективного побега пленных из неволи.

На меня, тогда совсем обессилевшего от тяжёлых ран и от голода, мужественные и простые слова этой песни произвели глубокое впечатление. Не ослабляли гордого звучания песни ни старый мотив, схожий с известным народным «Раскинулось море широко», ни отсутствие литературных украшений в слоге.