Рабыня страсти - Смолл Бертрис. Страница 51

…Как странно, подумала она. Доселе она уверена была, что все мавры черноволосы и темноглазы, а вот же ведь… Пальчики ее принялись медленно расстегивать жемчужные пуговки кафтана. И вот последняя жемчужинка легко выскользнула из шелковой петельки. Кафтан распахнулся.

Взгляд калифа словно загипнотизировал девушку, она едва дышала.

Прежде чем она успела сбросить с себя одежду, он своими руками распахнул шелковые полы. Кафтан легко соскользнул на пол с тихим шуршанием. Абд-аль-Рахман отступил на шаг и стал внимательно любоваться изгибами ее изящного юного тела.

— Где, во имя всех семи джиннов, этот пройдоха Донал Рай отыскал столь изумительное создание? — вырвалось у калифа.

— Меня привез к нему норманн, викинг, — отвечала Зейнаб, изумленная тем, что не потеряла дара речи. — Он совершил набег на обитель, куда меня отослали мои родичи…

— Так ты была христианской монахиней? — голубые глаза устремились на грудь девушки, калиф с трудом удерживался, чтобы не прильнуть лицом к этим нежным благоуханным холмам…

— Нет, мой господин. Должна была бы стать, но я успела лишь приехать туда. В тот же самый день я стала добычей северянина, — объяснила Зейнаб.

— Что за жестокое, слепое и бесчувственное существо измыслило для тебя такую участь? — в голосе калифа звучали злобные нотки. — Запереть столь прекрасную деву в монастырских стенах! Быть девственницей до конца дней своих! Но Аллах велик — ты попалась на глаза Доналу Раю!

Зейнаб рассмеялась, не удержавшись, — настолько неподдельна была искренность калифа. Вне сомнений, он страстный человек…

— У меня есть сестра-близнец, мой господин, — принялась она рассказывать. — Мы похожи, словно две капельки родниковой воды, но она считалась старшей. Отец наш умер еще до нашего рождения. Мы были единственными его детьми. В силу обстоятельств было решено, что Груочь, сестра, выйдет замуж за сына правителя, нашего соседа, а меня отошлют в обитель. Так порешили в самый день нашего появления на этот свет, мой господин. Никто не в силах был изменить нашей доли…

— Но разве нельзя было подыскать и для тебя мужа? — изумился калиф…Аллах, какие волшебные волосы! Он жаждал ощутить их мягкость на своем обнаженном теле…

— Это создало бы проблемы. Муж мой вправе был бы потребовать половины отцовских угодий, мой господин. А лаэрд — наш сосед — хотел, чтобы все без остатка досталось его сыну и наследнику, Я не могу его винить… Наши семьи враждовали долгие годы. А свадьба сестры положила конец кровавой распре. Мне же самое место было в обители…

— Тебе самое место в моих объятиях, — твердо сказал калиф. — Ты принадлежишь мне, мне одному, моя красавица! — Он привлек девушку к себе. Приподняв подбородок двумя пальцами, калиф поцеловал девушку, впервые пробуя на вкус ее губы… Глаза его затуманились желанием, когда язык его скользнул по нежным губкам.

— М-м-м-м, ты — изысканное лакомство, — объявил он. — Ты создана лишь для наслаждения. Для этого Аллах сотворил тебя! Твое предназначение — дарить наслаждение и наслаждаться… Я искусный любовник — ты очень скоро это поймешь. — Одна рука его принялась ласкать ее левую грудь. — Я уже наполовину влюблен в тебя. Ты распаляешь мою плоть так, как никому не удавалось вот уже многие годы… Сердце мое взывает к твоему, Зейнаб! — Ладонь его ласкала ее лицо, а чувственный низкий голос — мятежную душу:

— Ты страшишься меня, моя дивная? Не нужно! Покорись воле моей — и я буду благосклонен.

— Я страшусь твоей силы и власти, мой господин, — призналась она. — Но не думаю, что сам ты страшен…

— Ты достаточно мудра, чтобы уловить разницу, — с улыбкой отвечал он. Руки его обхватили тонкую девичью талию. Рывок — и вот она уже на постели. Вновь отступив, он полюбовался ею.

— Покажись мне хорошенько, Зейнаб… Она медленно вытянулась, покорно позволяя ему любоваться своей наготой. Ее поразило, насколько этот страстный мужчина держит себя в руках… Она перевернулась на живот.

Рука его ласково скользнула по ее дивно очерченному заду.

— Словно прелестный юный персик, — сделал он девушке комплимент. — А отверстие между этими соблазнительными половинками еще девственно? — Ладонь владыки ласкала шелковистую кожу.

— Учитель Страсти сказал, что войти в него первым — твоя привилегия, мой господин, но я готова принять тебя. — Зейнаб изо всех сил сдерживалась, чтобы не задрожать. В движениях этих пальцев сейчас ощущалось нечто почти грязное, низменное…

— Хорошо! — отвечал он. — Теперь повернись ко мне лицом, моя прелестная. — Я знаю, что ты в состоянии дать мне во сто крат больше наслаждения, нежели любая из наложниц, но сегодня я хочу, чтобы ты была просто женщиной. Я буду любить тебя, а ты подчиняться мне во всем, и мы вместе насладимся… — Он помог ей подняться с постели.

— Ты не найдешь женщины более покорной и жаждущей усладить тебя, чем я, господин мой, — пообещала ему Зейнаб. Какая она глупая, что так занервничала! Калиф вовсе не чудовище. Он очень мил, а то, что он для нее чужой… Ну и что из этого? Она не просто его собственность. Она Рабыня Страсти, и помнит свято свой долг.

Он быстро разоблачился, кафтан его соскользнул на пол, туда, где уже лежала ее одежда. Затем отступил на шаг, предоставляя ей в свою очередь возможность рассмотреть его тело.

— Можешь глядеть на меня. Женщина должна знать тело господина так же хорошо, как и свое собственное.

Она изучала его с серьезным выражением лица. Да, первое впечатление не было обманчивым. Он не строен, как Карим, напротив, коренаст. И все же рельефная мускулатура не заплыла жирком. Она знала, что калифу за пятьдесят. Но это тело словно противоречило здравому смыслу… Он привлекателен и крепок. Кожа светлая, без всяких следов растительности. Торс короток, а сильные ноги стройны и длинны. Мужской орган хороших размеров и приятен глазу. Зейнаб вновь взглянула в глаза калифу.

— Ты красив, мой повелитель… — сделала она ему комплимент в свою очередь.

— Мужские тела, — сказал он, вполне довольный услышанным, — лишены изысканной красоты, присущей женским, прекрасная моя. И все же когда они сливаются, то получается то, что нужно… — он заключил ее в объятия и принялся пылко ласкать нежные груди, словно мальчик, впервые в жизни коснувшийся запретных плодов.

Зейнаб на мгновение закрыла глаза. Не так, совсем не так касался ее тела Карим… Мысль эта, вместо того чтобы опечалить девушку, отрезвила ее. Да, их преступная взаимная любовь — величайшее несчастье, но ведь оба они знали, что добром это не кончится… И она не опозорит Учителя в глазах владыки. Она должна стяжать ему славу — ведь это он научил ее страстно отдаваться мужчине. Ради них обоих она должна быть выше всяких похвал. Ведь она не какая-нибудь девственная дурочка, мечтающая о чистой и вечной любви…

Она сосредоточилась всецело на прикосновениях его рук к своему телу. Возможно, они чересчур пылки, но тем не менее нежны. Губы его нашли ее рот — страстный и чувственный поцелуй заставил ее содрогнуться. Она инстинктивно ответила на лобзанье — что ж, хоть он и чужой для нее, но сумел-таки распалить ее чувства! А она было подумала, что это невозможно… Похоже, кое-чему Карим все-таки ее не обучил — ничего, она сама до этого дойдет…

Она запрокинула голову — губы калифа заскользили по ее шелковистой шейке. Она чувствовала нежные касания горячего и жадного языка. Довольная, она тихонько замурлыкала, когда губы прильнули к ее юной груди. Он целовал и касался языком душистой кожи, теряя голову от аромата гардений и безумного желания… Губы его сомкнулись вокруг кораллового соска и принялись нежно сосать. Тело девушки выгнулось в его могучих объятиях. Он слегка прикусил напряженный сосок — Зейнаб тихонько вскрикнула, уже пылая ответным огнем, всецело захваченная ласками…

— Открой глаза, — властно скомандовал он. Глаза его страстно устремились на нее. Пальцы его скользнули по полуоткрытым ее губам — и один из них проник в рот. Зейнаб принялась нежно его посасывать, лаская его проворным язычком, нежно прижимаясь к гладкой и мощной груди властелина.