Все радости — завтра - Смолл Бертрис. Страница 64
Она должна ждать его здесь. Он поискал ее взглядом и увидел, что она спит, растянувшись на кушетке в алькове. Кедар решил быть сегодня вечером снисходительным, но в дальнейшем ей придется понять, какое место отведено ей в его жизни. Женщины не могут вертеть им, как Османом. Он некоторое время стоял у входа, глядя на нее, а затем подошел и, опустившись на колени на подушки, стал внимательно рассматривать ее. Да, дядя прав: она красавица. Чтобы понять, как мягки ее волосы, ему не нужно было прикасаться к ним. И ее кожа! О Аллах! Протянув руку, он приподнял краешек ее болеро, обнажив кусочек груди. Он долго созерцал ее окружность, не прикасаясь к коже. Больше всего ему нравилась ее совершенная круглая форма, а дерзко торчащий маленький розовый сосок завораживал его. В прикосновении не было нужды — его опытный взгляд сразу определил, как мягка, гладка и нежна ее кожа, как упруга грудь.
И тут Скай открыла глаза. Прежде чем она в притворной скромности прикрыла их снова длинными ресницами, ее голубые глаза на мгновение встретились с глазами Кедара, и онулыбнулся уголками губ. На эту долю секунды она заставила его почувствовать себя мальчишкой, застигнутым как раз тогда, когда он изготовился совершить что-то гадкое. То, что она оказалась способной на это, даже почти не зная его, поразило его.
— Не надо порицать меня за созерцание твоей красоты, моя прекрасная Муна, — сказал он. — Твое лицо и грудь заворожили меня.
— Нужно ли так хвалить меня, господин Кедар? — ответила она. — Я всего лишь твоя ничтожная рабыня.
— Твой ответ безупречен, — сказал он. — Но знаю, что ты не веришь своим словам.
— Я не родилась рабыней, господин Кедар.
— Но теперь ты — самая прелестная рабыня, и я возношу хвалу Аллаху за то, что он привел тебя ко мне, Муна. — Ему было приятно, что рабство не сломило ее дух. Скай же улыбнулась про себя. Она решила быть не столь послушной с этим человеком — это быстро надоест ему. Но его следующие слова заставили ее вздрогнуть:
— Разденься для меня, Муна. Я хочу видеть твою красоту, а не догадываться, что скрывает прозрачный шелк твоего очаровательного костюма.
Скай не смогла превозмочь пронизавшую ее дрожь. Настал момент, более всего страшивший ее, ибо после этого пути назад не было. Еще раз она спросила себя, не сошла ли она с ума в своей попытке освободить Найла? Несмотря на все сказанное Османом, она может и не найти его.
Что, если к ее прибытию в Фее он будет мертв? Нет ничего страшнее женщины, разъяренной отказом мужчины, которого она возжелала, а принцесса Турхан всесильна. У раба нет прав — его можно убить просто потому, что хозяину это доставляет удовольствие. В какое-то мгновение она уже было решила бежать к Осману, просить его прекратить этот маскарад, но с ужасом поняла: слишком поздно.
Она молча соскользнула с кушетки, держась к нему спиной. Одним движением, столь грациозным, что он даже не смог понять, как она это сделала, Скай сдернула с себя маленькое болеро и уронила его на пол. Сидя на кушетке, Кедар восхищенно созерцал изысканные очертания ее длинной спины. На ее коже не было ни единого изъяна, она была чиста, как нетронутый пергамент. Скай медленно распустила пояс шаровар и, когда они соскользнули к ее лодыжкам, вышагнула из них. Она повернулась к нему, так что он успел мельком увидеть ее грудь и живот прежде, чем она склонилась перед ним, уткнувшись головой в ворс ковра.
— Что прикажет мой господин? — прошептала она. Овладеть. Эта мысль пронеслась в его сознании: он должен овладеть ею, прыгнуть с кушетки, бросить ее на ковер и овладеть. Вместо этого он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Он не был сторонником торопливости в страсти, но должен был признаться себе, что еще ни одна женщина не вызывала в нем такого приступа страсти, как эта. Возможно, всему виной долгое воздержание, но Кедар знал, что оно ни при чем. Он не забывал свой гарем, иногда посылая в одну ночь за двумя-тремя женщинами, но он не был и несдержанным глупцом, который и дня не может провести без теплой и страстной женщины.
— Встань, — приказал он и с наслаждением наблюдал за тем, с каким изяществом поднялась она на ноги.
В свою очередь, она наблюдала сквозь полуопущенные ресницы за тем, как он встал с кушетки и подошел к ней, остановился и долго созерцал ее, время от времени приказывая ей принять ту или другую позу. Она молча подчинялась.
— Повернись, Муна. — И она ощущала почти физически, как его глаза скользят по ее плечам вниз, к ягодицам, и потом вдоль ног. — Еще повернись. — Его взгляд скользнул от ее лодыжек по ногам, к припухлости жемчужного холма Венеры. Он видел, что расщелина под ним длинная, глубокая и изящная, что в соответствии с гаремной наукой выдавало в ней темперамент. Он перевел взгляд на ее круглый живот, на стройную, изящную талию, на ее грудь. — Подними руки, — приказал он. — Заведи их за голову.
Ее груди поднялись, и он смог полностью рассмотреть их. Никогда еще Скай не чувствовала себя столь униженной, как сейчас, когда его глаза пожирали ее округлости. Она с горечью подумала, что не хватает только того, чтобы он потребовал раскрыть рот и осмотрел ее зубы. До этого момента она еще не понимала, как чудовищно унизительно рабское состояние. Да, она была рабыней Халида эль Бея — но только формально, и после свадьбы он сразу освободил ее. И Халид никогда не обращался с ней так: он с самого начала был влюблен в нее. Кедар — нет. Им правила не любовь, а похоть, он наслаждался своим новым приобретением. Об этом и говорил методичный осмотр.
Однако Кедар вовсе не был безразличен к новой рабыне. Он заметил, как ее щеки покрылись румянцем от возмущения, когда она молча выполняла его команды. Он заметил, как учащенно забилось ее сердце, отчего колыхалась ее грудь и запульсировала жилка на горле. Он заметил, что она слегка дрожала, хотя и пыталась стоять неподвижно, как статуя. Да, ее дух не сломлен, и он был рад этому! Он не сломает ее — а только укротит, хотя укротить полностью дикое животное невозможно. И удовольствие от предвкушения этого наслаждения окатило его, как целительный бальзам.
Протянув руку, он впервые коснулся ее. Коснулся так, как коснулся бы своей кровной арабской кобылы, чтобы приласкать. Медленно, осторожно он провел рукой от плеча до ягодиц.
— Не бойся, моя прекрасная Муна, — сказал он низким бархатным голосом. Однако Скай не смогла удержать приступа легкой дрожи — его тон напомнил ей мурлыканье сытого кота. Крепко охватив ее за талию, он привлек ее поближе, и его губы мягко коснулись ее губ. Потом, к ее удивлению, он отпустил ее, но в это время его вторая рука плотно охватила ее грудь. Ее рука инстинктивно дернулась, чтобы сбросить его руку, но он циничным тоном предостерег ее:
— Нет, Муна, это мое право — теперь ты принадлежишь мне. Я буду осторожен, моя прелесть, но ведь ты не девственница, чтобы бояться меня. — Он развязал шелковую ленту на ее голове, и ее длинные черные волосы упали на плечи.
— Ты чужой, — прошептала она. К собственному удивлению, Скай осознала, что и в самом деле боится этого мужчину, но самое ужасное — не понимала почему.
— Это не важно, — ответил он. — Ты моя, ты прекрасна, и я тебя хочу. — Его большой палец непрерывно поглаживал ее твердеющий сосок, и Скай пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не застонать. — У тебя прекрасная грудь, — продолжал он, — посмотри, Муна, как идеально легла она в мою руку, лишь немного переполняя ее. Да, пожалуй, у тебя самая прекрасная грудь из виденных мной. — Он улыбнулся ей. — Банщицы сказали, что ты не девственница и вроде бы у тебя есть дети. Ты была замужем, моя прелесть?
— Да, господин, я вдова. У меня два маленьких сына, которые теперь осиротели и отданы на милость родственникам моего умершего мужа. — Она печально склонила голову.
— Ты вскармливала своих детей?
— Немного, господин. Их отдавали кормилице, так как в моей среде женщины должны были посещать двор вместе с мужьями. Я не могла одновременно кормить детей и появляться при дворе.