Урук-хай, или Путешествие Туда… - Байбородин Александр Владимирович. Страница 53

– Понятно, – ответили мы хором.

– Идём.

Первым пошёл я. Гхажш подождал, пока я удалюсь на пять шагов, и двинулся следом. До места, где стояла пара шестов, я дошёл без труда, потому что тропа под болотной жижей была тверда, и ноги её хорошо чувствовали. Проводник не стал дожидаться меня, стоя на месте, и медленно, осторожно переступая по невидимым кочкам, пошёл в сторону. И идти за ним дальше стало очень трудно. Тропа оборвалась, и только с помощью шеста можно было нащупать твёрдые островки под поверхностью кажущейся непроходимой трясины. Будь эти кочки видимы, я прыгал бы с одной на другую без всякого затруднения. Но когда перед глазами на том месте, куда ты должен ступить, колышется вязкая бурая жижа, всё тело противится каждому очередному шагу. Между островками было расстояние как раз в один шаг. Да ещё этот проклятый туман вокруг.

Я даже оглянуться боялся, чтобы не отвлечься и случайно не потерять проводника из виду. Проводник шёл по болоту гораздо увереннее, чем я, и вдобавок, часто менял направление. Или, вернее сказать, меняла направление петляющая под болотом тропа. Поэтому я и не видел, как там дела у Гхажша. Лишь по глухому чавкающему звуку шагов можно было догадаться, что он не отстаёт. Да ещё иногда, когда тропа делала очередной поворот, можно было краем глаза разглядеть в тумане движения его шеста.

Время от времени нам попадались развилки, и тогда проводник сначала жестом показывал, куда надо будет идти, и лишь потом двигался туда сам. Он ещё и оглядывался, проверяя, правильно ли я выбрал дорогу.

В Хоббитоне нет болот. И из всех не вполне хоббитских дел, которыми мне приходилось заниматься, хождение по болоту, наверное, самое нехоббитское. Я ненавижу ходьбу по горам, но по сравнению с тем, что я испытываю к болотам, эта ненависть блекнет, как краски леса поздней осенью. Если мне предложат выбор: ходить по болоту день или месяц – по горам, я предпочту горы. В них, по крайней мере, земля не уходит из-под ног и нельзя утонуть там, где стоишь. Даже в камышовой лодчонке на стремнине Андуина я чувствовал себя увереннее. Там вокруг была честная вода. А болото – ни вода, ни земля. Сплошное предательство вместо почвы под ногами.

Не могу сказать точно, сколько продолжались мои мучения. Довольно долго. А может быть, мне это показалось. Но в какое-то мгновение наш проводник остановился и сказал: «Можно подойти, дальше тропа сплошная. Теперь пойдёте одни». Он показал рукой направление, дождался, пока до нас доберётся Гхажш, и побрёл по тропе обратно.

– Куда он? – спросил я Гхажша. Голос от усталости и напряжения опасной ходьбы дрожал и прерывался.

– В сторожку, – ответил Гхажш. – Мы мимо неё раза три проходили. Я думал, ты заметил.

– Ничего я не видел. Я под ноги смотрел. Он что, всё время на болоте живёт?

– Нет. Они меняются каждую неделю. Всё время на болоте жить – с ума сойдёшь. Пойдём. Скоро на сухое выйдем.

Тыкая шестами по сторонам тропы, мы двинулись в направлении, указанном проводником, и шагов через двадцать тропа вынырнула на поверхность. И хоть она была по-прежнему узка, но одно только осознание того, что я вижу, куда ставлю ногу, доставляло мне огромное удовольствие. К тому же туман над тропой редел, и с каждым нашим шагом вокруг становилось ощутимо светлее. Солнце, раньше видимое лишь серым пятном над головой, становилось всё ярче и, в конце концов, выглянуло в прореху влажной мглы и обрадованно принялось припекать наши макушки.

Тропа под ногами становилась всё шире, пока не превратилась в мощённую чёрными деревянными плахами дорожку. А лес вокруг, против моего ожидания, так и не сгустился, остался обычным лиственным лесом. Почти таким же, как перелески Хоббитона. Нисколько не темнее.

– Мы что? – спросил я Гхажша. – Лес насквозь прошли? Когда он начинался, так же было.

– Нет, – рассмеялся Гхажш. – Пуща, она большая, несколько дней пути в поперечнике. Древние деревья, они только у опушек стоят. Всю южную часть пущи, до дороги от Бъёрна к Долгому озеру, кольцом окружают. Потом – болото. А в середине – остров. Тоже большой, больше десяти лиг – с севера на юг, и лиг шесть с востока на запад. По нему мы и идём. Здесь деревья обычные. Древние вырубили давно. Есть и другие острова в болотах. Поменьше этого. На них тоже живут.

– А на этом? – я запнулся и сбавил шаг. – Дол-Гулдур?

– Когда-то был, – Гхажш тоже замедлился. – Но эту крепость срыли лет полтораста назад. Нынче здесь город огхров. Ты их молот слышал.

– Огхры, это кто? – судя по звуку, что приходил по земле, молот был огромен, и огхры представлялись мне кем-то вроде троллей. Существами огромными и злобными.

– Огхры – это те, кто делает «гхр» – непонятно ответил Гхажш. – Мне трудно перевести. Любая вещь, которая делает тебя сильнее, называется «гхр». Кугхри, например, – он выделил звук в середине слова.

– Они делают оружие, – догадался я.

– Не только, – Гхажш слегка поморщился от моей непонятливости, – разные прочие орудия они тоже делают. Для хозяйства. Плуги, там, бороны. Да мало ли. Даже сапоги, что на тебе. В сапогах ведь ноги не так легко сбиваются от долгой ходьбы, значит, ты становишься сильнее.

– Так они просто ремесленники, – протянул я разочарованно. – Так бы и сказал.

– Нет, – Гхажш помотал головой. – Когда-то, пожалуй, были ремесленниками. Но теперь это совсем другое. Я не знаю, как тебе объяснить. У других народов я не видел людей, которых можно было бы назвать огхрами. Поэтому я не знаю слова на Общем, которым их можно назвать. Сам увидишь, это проще, чем объяснять… Деревня, – и он показал перед собой.

Деревня была окружена деревянным частоколом. Обычным тыном, вроде Заплота между Древлепущей и владениями Брендибэков. Вокруг тына были распаханы огороды. И на этих огородах работали женщины! Много женщин. Несколько десятков. Мой рот сам собой открылся от удивления. Умом я понимал, что у урр-уу-гхай должны быть женщины. Да и Гхажш упоминал в разговоре с мастером Хальмом, что у него целых шесть жён. Но видеть сразу столько женщин-урр-уу-гхай… Это было необычно.

Хотя для женщин ничего необычного, видимо, не происходило. Наверное, они каждый день видели воинов, идущих по деревянной дороге в деревню. Лишь некоторые разгибали спины и смотрели на нас с Гхажшем из-под руки, закрываясь от слепящего солнца. Совершенно так, как и у нас в Хоббитоне любопытные кумушки разглядывают случайных прохожих.

Я вертел головой, пытаясь на ходу разглядеть кого-нибудь поподробнее, но Гхажш, как назло, прибавил ходу, торопясь к воротам, и мне не удавалось почти ничего рассмотреть, как следует. Я лишь отметил, что большинство женщин одеты в простые платья из некрашеного домотканого холста. У нас, в Хоббитоне, такие носят самые бедные, те, у кого нет своей земли. Но в Хоббитоне бедных, а тем более безземельных, мало. После того, как король Элессар подарил Хоббитам Южные увалы, клочок собственной земли есть почти у каждой семьи.

Ворота в деревню были распахнуты настежь, и их никто не охранял.

– А сторожа где? – спросил я. – Почему ворота не запирают?

– Не от кого, – отмахнулся Гхажш. – На ночь запрут, чтобы медведи не забредали, а днём не от кого. Идём быстрее.

Мы почти пробежали по улице мимо длинных и низких домов, сложенных из толстенных брёвен и крытых дёрном, и вышли на круглую площадь. Посреди площади стоял огромный, больше моего роста, замшелый сруб колодца, и я еще раз подумал, что огхры, наверное, великаны. К верху сруба вела лестница. Бадья, что была привязана к колодезному вороту цепью, на глаз вмещала не меньше десяти вёдер, а то и всех пятнадцати.

Гхажш взвился по лестнице, подскочил к бадье, заглянул в неё и, коротко ругнувшись, плечом столкнул её в колодец. Прогрохотала цепь, и раздался мощный всплеск. «Лезь в колесо», – приказал Гхажш, и только тут я увидел, что вместо ручки у ворота приделано огромное деревянное колесо со ступеньками внутри. «Быстрей давай, – поторопил меня Гхажш, – пока любопытные не сбежались, неприятности могут начаться». Я послушно забрался в колесо и начал переступать со ступеньки на ступеньку. Это было совсем нетрудно. К моему удивлению. Потому что вместе с колесом крутился и колодезный ворот, а значит, поднималась и пятнадцативёдерная бадья! Когда она показалась над краем сруба, Гхажш вытянул откуда-то сбоку верёвку с железным крюком на конце и зацепил им за кольцо у дна бадьи. «Там ручка над тобой в колесе, потяни», – попросил он. Я посмотрел вверх, увидел деревянную ручку и потянул, что-то щёлкнуло, и колесо перестало дрожать под ногами. «А теперь подойди к лестнице, – продолжал он. – Там жёлоб из сруба торчит, встань под него». Я вышел из колеса, обошёл сруб и встал под жёлоб.