Проклятие памяти - Соул Джон. Страница 34

Но все дело в том – мало-помалу он убеждался в этом, – что у него, похоже, не осталось никаких чувств.

Эти подозрения появились у него совсем недавно; он даже еще не решил, стоит ли говорить об этом доктору Торресу. Собственно, все, что он пока знал – с другими людьми все время происходят какие-то странные вещи, которых сам он никогда не испытывал.

Гнев, например.

Он знал, что Лайза на него сегодня разгневалась – и это была ее реакция на какие-то его действия.

Но что она при этом чувствовала?

Судя по тому, что ему удалось прочесть – это почти как боль, только испытывает ее не тело, а разум. Но как?

Он, наверное, никогда не узнает об этом. С каждым днем в нем росла уверенность, что он не такой, как другие люди.

Но ведь он должен был стать таким, как все. Именно для этого доктор Торрес сделал ему операцию – чтобы он стал таким, как прежде.

Однако здесь тоже трудность – он совершенно не помнил, каким был до операции. Если бы он вспомнил хоть что-то, то дело сдвинулось бы с мертвой точки. Он вел бы себя, как прежде, и постепенно стал бы таким, как все.

Кое-чему, правда, он уже научился.

Например, обнимать маму, целовать ее. Каждый раз, когда он делал это, ей, похоже, очень нравилось.

Главное – не делать ничего из того, о чем якобы вспомнил, пока не убедишься, что "воспоминания" твои правильны.

И теперь он будет помнить, что нужно во время прогулки держать Лайзу за руку и платить по счету, когда Боб Кэри просит его.

Интересно, а сам он когда-нибудь брал у кого-нибудь в долг? Или, наоборот, кому-то одалживал?

Завтра он спросит об этом у Лайзы.

Нет, он не станет ее об этом спрашивать. Пора прекращать ежесекундно задавать вопросы.

Он хорошо помнит, какое стало у Боба Кэри лицо, когда он спросил Лайзу, какой город они называют Фриско. И он знал почему, хотя это совершенно не волновало его.

Боб Кэри явно считает его дурачком. И ошибается. Эти тесты в понедельник лишний раз доказали, что представляет из себя его интеллект. Если бы Боб мог только представить...

Встав с кровати, Алекс спустился в гостиную. Подойдя к застекленному шкафу рядом с камином, где на полках выстроились тома Британской энциклопедии, он, поискав, вытащил один из них и сел с книгой в кресло. Через несколько минут он прочтет и запомнит все, что есть в "Британнике" о Сан-Франциско, и будет знать о нем больше, чем кто-либо из его друзей.

А завтра – в пятницу – он достанет карту Сан-Франциско и к субботе выучит ее наизусть.

Запоминать – это было просто.

Труднее догадываться, чего от него хотят, и поступать соответственно.

Но к этому придется привыкнуть.

Сколько это займет времени – неизвестно, но постепенно, присматриваясь и усваивая поведение окружающих, он научится всему тому, что могут они.

Правда, чувствовать ему не научиться.

Но это мало беспокоило Алекса. Если он научится убедительно изображать чувства, это сработает.

Он уже усвоил – совершенно неважно, что ты представляешь собой на самом деле.

Главное – соответствовать тому, что думают о тебе окружающие.

Закрыв книгу, он поставил ее обратно на полку и, обернувшись, увидел в дверях фигуру отца.

– Алекс? С тобой все в порядке?

– Я просто хотел посмотреть кое-что.

– А который час, тебе известно?

Алекс взглянул на стоявшие в углу часы.

– Половина четвертого.

– Так почему ты не спишь?

– Я лежал и думал о разных вещах... ну и решил кое-что проверить в энциклопедии. Я уже иду спать. – Он шагнул в двери, но отец остановил его, положив руку на плечо.

– Сынок... тебя что-то беспокоит?

Алекс колебался – может быть, рассказать отцу о том, что он чувствует... как непохож он на других людей, и, может быть, с его мозгом все же что-то неладно... И принял решение не делать этого. Если кто-то и может его понять, то только доктор Торрес.

– Со мной все в порядке, па. Честно.

Опустившись на стул, Марш оценивающе взглянул на сына. Да, выглядит неплохо, если бы только не это выражение полной безучастности...

– Тогда, может быть, стоит поговорить сейчас о твоем будущем, пока Торрес не решил все за нас?

Алекс молча слушал, пока Марш подробно пересказывал ему свой план – отправить Алекса заниматься по программе ускоренного обучения в Стэнфорд. Марш говорил, напряженно всматриваясь в лицо сына, – как он отреагирует на его слова...

Никак. Никакой реакции.

Выражение лица Алекса совершенно не изменилось, и у Марша вдруг появилось неприятное чувство, что тот даже не слышит его.

– Ну? – спросил он после небольшой паузы. – Что ты думаешь об этом?

Помолчав несколько секунд, Алекс направился к двери.

– Мне придется поговорить об этом с доктором Торресом, – ответил он, обернувшись. – Спокойной ночи, па.

Какой-то миг Марш молча смотрел на удалявшуюся фигуру сына, и в следующую секунду удушливая волна ярости словно подбросила его с кресла.

– Алекс!

Имя эхом разнеслось по дому, Алекс, остановившись, обернулся и посмотрел на отца.

– Па?

– Что, черт возьми, с тобой происходит?! – Марш почти кричал. Он чувствовал, как бешено колотится сердце и сами собой сжимаются кулаки. – Ты хотя бы слышал меня? Ты помнишь, о чем мы сейчас с тобой говорили?

Алекс молча кивнул, затем, видя, что Марш не сводит с него гневного взгляда, принялся – слово в слово – повторять только что услышанное.

– Прекрати! – взревел Марш. – Черт побери, немедленно прекрати это!

Алекс послушно замолчал.

Марш стоял, тяжело дыша, пытаясь сосредоточиться на тиканье дедовских часов на камине – он знал, что так он быстрее успокоится. Секунду спустя он понял, что в дверях спальни стоит Эллен – бледная, с распущенными волосами, переводя с него на Алекса испуганный взгляд.

– Марш... объясни, ради Бога, что происходит? Марш!?

Марш молчал, чувствуя, что все его тело вздрагивает от ярости. Не получив ответа, Эллен повернулась к сыну.

– Алекс?

– Не знаю, ма, – пожал плечами тот. – Отец говорил мне, что собирается послать меня в колледж, а я сказал, что должен посоветоваться с доктором Торресом. А он начал кричать на меня.

– Иди спать, – устало кивнула Эллен. Подойдя к сыну, она поцеловала его, затем легонько подтолкнула к лестнице. – Иди. А об отце я сама позабочусь. – Когда она обернулась к Маршу, он понял – на бледном лице Эллен отражается лишь малая часть той боли, которую она испытывает в этот момент, неизвестно, за кого больше – за Алекса или за него.

– Ты больше не сделаешь этого, – прошептала она. – Ты же знаешь, он еще не выздоровел. Что ты от него хочешь?

Гнев Марша давно прошел. Медленно опустившись в кресло, он закрыл лицо руками.

– Прости, дорогая. Просто мне показалось, что я четверть часа пытался убедить в чем-то стену из кирпича... Все, что он мне сказал в ответ – что ему нужно поговорить об этом с доктором Торресом. Везде, везде этот Торрес! – отняв руки от лица, он взглянул на жену; Эллен поразилась горечи в его взгляде. – Ведь его отец – я, Эллен. Но по тому, как он... на меня реагирует, мне кажется, что меня вполне могло бы и не быть.

Глубоко вздохнув, Эллен медленно выдохнула.

– Я знаю, – сказала она после долгой паузы. – И поверь, все это время я чувствую то же самое. Но нам придется пережить это, Марш, и, больше того, помочь пережить это самому Алексу. Мы не можем просто так послать его куда-то. Если ему еще трудно общаться с теми, кого он знает с самого детства, представь, как это будет с людьми незнакомыми...

– Но его интеллект...

– Это я тоже знаю. Но он еще не выздоровел. Раймонд... – она осеклась, вспомнив об отношении мужа к тому, кто спас жизнь Алекса. – Доктор Торрес во всем помогает ему, но и мы должны помочь ему тоже. И нам придется запастись терпением – как бы это ни было тяжело. – Помолчав, она продолжала: – Хотя иногда... иногда мне помогает справиться со всем этим только мысль о том, что как бы плохо ни было мне, Алексу, должно быть, в десять раз уже.