Проклятие памяти - Соул Джон. Страница 36

Кэйт молча кивнула. Лайза, увидя, что Алекс уже вошел в ограду старого кладбища, побежала за ним.

Как только он оказался за оградой, образы замедлили свою сумасшедшую пляску, стали отчетливыми. Сердце громко стучало, он тяжело дышал, будто пробежал много миль, вновь и вновь он обшаривал взглядом старое кладбище, пока глаза его не остановились на полуразрушенном памятнике у самой стены сада.

Образы приблизились. Это были люди.

Женщины, одетые в черное, лица – в обрамлении белых чепцов, на ногах – кожаные сандалии.

Монахини.

Их несколько, они собрались в круг, в центре которого стоял юноша.

Этот юноша – он.

Но выглядит он как-то по-другому – темнее волосы и кожа оливкового цвета.

Он плачет.

Ведомый какой-то непонятной силой, Алекс все ближе подходил к камню, с которым, несомненно, связаны эти видения, образы в его мозгу словно шли вместе с ним. Через минуту он уже стоял у могилы, вглядываясь в едва заметные буквы на граните, заросшем зеленым мхом:

Фернандо Мелендес-и-Руис

1802-1850

Слово вспыхнуло в его памяти, будто молния, и он машинально повторил его вслух:

– Tio!

Вспышка острой боли пронзила на мгновение мозг.

И тут в ушах зазвучали голоса – это говорили монахини, хотя образы их куда-то исчезли, он больше не видел их:

"El esta muerte, esta muerte" – "Он мертв".

А потом вдруг возник другой голос – мужской, он говорил тихо, почти шептал, но этот шепот раздавался, подобно грому, в самой глубине памяти:

"Venganza... venganza!"

Он стоял не шевелясь, слезы текли по его щекам, сердце билось в бешеном ритме, а голос все продолжал что-то шептать ему по-испански, но лишь одно слово осталось в его мозгу:

"Venganza!"

Из горла Алекса вырвался долгий стон. Время словно остановилось, боль, сверлившая мозг, становилась невыносимой, он ничего подобного раньше не чувствовал... нет, боль разрывает не мозг, она рвет на части его сердце, его душу...

Внезапно она прошла; он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав, затем во взбудораженное сознание проник знакомый голос:

– Алекс? Алекс, что произошло? Что с тобой?

Молча указав на могилу, Алекс захлебнулся рыданием. Лайза несколько секунд потрясенно смотрела на него, затем что-то начало оживать в ее памяти. Ну да, об этом же говорила ей мать Алекса еще за месяц до того, как его выписали из больницы, хорошо, что она сейчас это вспомнила...

– Он в любой момент может начать плакать или смеяться, – сказала ей тогда миссис Лонсдейл. – Торрес сказал, что это совершенно не связано с чем-либо смешным или грустным. Просто некоторые связи в его мозгу до сих пор нарушены, и это может вызвать неадекватные реакции... на что-либо.

И сейчас, Лайза была уверена, происходило именно это. Этот древний памятник чем-то испугал его.

Но чем?

Он что-то вспомнил – в этом она тоже была уверена. И сейчас стоит, уставясь на эту могилу, в слезах, даже вздрагивает. Когда она попыталась увести его, из дверей церкви вышел мужчина в одежде священника и вопросительно посмотрел на Алекса и Лайзу.

– Случилось что-нибудь?

– Нет, нет, – быстро ответила Лайза, – все в порядке. Просто... – она заколебалась, не зная, как объяснить постороннему человеку происходящее. – Идем, Алекс, – шепнула она. – Пошли, надо убираться отсюда.

Почти волоча за собой Алекса, она направилась к выходу с кладбища. Как только они оказались за оградой, Лайза обняла Алекса и крепко прижала к себе.

– Все в порядке, Алекс, – шепнула она успокаивающе. – Это же просто старая могила. Совсем не нужно плакать из-за этого.

Всхлипывания Алекса начали затихать, он попытался вслушаться в то, что ему говорила Лайза.

Просто могила. Нет, для него она такой не была. Во-первых, он узнал ее, как узнал и это старое кладбище. И то, что сейчас с ним случилось, тоже уже было с ним – когда-то давно...

Память стала на удивление ясной. Да, он уже был на этом кладбище, смотрел на этот надгробный камень и слушал, как монахини уверяли его в том, что его дядя мертв.

Его дядя.

Но насколько Алекс знал, никакого дяди у него не было.

И уж вряд ли он вспомнил бы родственника, умершего в 1850 году.

Однако воспоминания были такими же ясными, как, например, о вчерашних уроках в школе.

Глубоко вдохнув, он всхлипнул еще раз и почувствовал некоторое облегчение. Лайза вынула из сумочки платок и протянула ему. Он высморкался.

– Так что все-таки случилось?

Алекс пожал плечами, ощущая, как мозг постепенно успокаивается. Рассказать ей все, что он чувствовал, – это бессмысленно, она подумает, что он сумасшедший. Но что-то все же надо сказать...

– Не пойму сам, – ответил он наконец. – Я... я вспомнил что-то, но не могу понять что. Как будто я уже был здесь когда-то и тогда случилось что-то ужасное. Но что именно – я тоже не помню.

Лайза нахмурилась.

– Так ты здесь раньше уже бывал? Может быть, тогда действительно что-то случилось?

Но прежде чем Алекс успел ответить, к ним подбежали запыхавшиеся Боб и Кэйт, на лицах их застыло выражение беспокойства, смешанного с досадой.

– Ну что тут у вас? – воскликнула Кэйт. – С тобой все в порядке, Алекс?

Алекс кивнул.

– Я просто вспомнил что-то, и вдруг... разревелся из-за этого. Доктор Торрес говорил мне, что такое может случиться, но я, по правде, не очень верил ему.

Лайза внимательно посмотрела на него, но промолчала. Если Алекс не хочет говорить им, что произошло, она тоже не скажет ни слова.

– Может, это даже хорошо, – Алекс заставил себя улыбнуться. – Может, это признак того, что я выздоравливаю.

– А своим родителям ты не хочешь об этом рассказать? – спросил Кэйт.

– Ну уж нет! – встрял в разговор Боб. – Если он расскажет, то они узнают обо всем и тогда нам всем несдобровать, это уж точно.

– Но если это важно? – тихо спросила Лайза. – Это... это может означать очень многое.

– А почему ему не сказать им, что это случилось на пляже в Санта-Крус? – пожал Боб плечами. – Да и вообще – что вы подняли такую шумиху вокруг того, что он вдруг разревелся на кладбище? Он же сам говорил – такое может случиться.

– Ничего мы и не подняли, – огрызнулась Лайза. – Я только сказала, что это может кое-что значить, а если так, то все наши страхи насчет того, что влетит – фигня. Я думаю, Алексу нужно рассказать родителям про все, что случилось, в точности.

– Тогда давайте решим это дело голосованием, – предложил Боб. – Я – за то, чтобы не говорить. – Он вопросительно посмотрел на Кэйт, в чьих глазах явственно отражались происходившие в ее душе колебания. В конце концов она отвела взгляд.

– Лайза права, Боб. Алексу нужно рассказать обо всем родителям. И, по-моему, нам лучше поехать домой.

– Нет, – вдруг сказал Алекс, и все трое разом повернулись к нему. – Я лучше позвоню и расскажу об этом доктору Торресу. Может быть, он захочет, чтобы я остался здесь.

– Остался здесь? – удивленно повторила Лайза. – Зачем?

– Может быть, случится еще что-нибудь вроде этого.

Боб Кэри недоверчиво уставился на него.

– У тебя что, с головой совсем не в порядке? Думаешь, я буду тут торчать целый день и ждать, когда тебя прорвет снова?

– Боб Кэри, это просто хамство! – взорвалась Лайза. – Ты в состоянии подумать о ком-нибудь, кроме себя? Отваливай, и дело с концом! Домой как-нибудь без тебя доберемся. Пошли! – схватив Алекса за руку, Лайза быстро зашагала к церкви. Поколебавшись, Кэйт последовала за ней.

– Кэйт! – позвал Боб.

Девушка стремительно обернулась.

– Ты действительно можешь подумать о ком-нибудь, кроме себя самого? Хоть раз? – спросила она и, отвернувшись, побежала за Алексом и Лайзой.

Телефонную будку они нашли примерно в квартале от миссии, и прежде чем позвонить, Алекс изучил инструкцию на стене. Со второго раза ему удалось попасть в Институт мозга, и пока Кэйт и Лайза ждали его снаружи, на тротуаре, Алекс подробно описывал Торресу все происшедшее. Когда он закончил, Торрес молчал несколько секунд, потом спросил: