Господь – мой брокер - Бакли Кристофер Тэйлор. Страница 25

– Э-э, из чанов. В бутылки. У нас возникли кое-какие производственные проблемы.

– И когда вы ожидаете разрешения этих проблем?

– Со дня на день, – сказал я наобум. – Максимум – через неделю.

– Вы ручаетесь?

– А это обязательно?

– Не исключено, что это поможет договориться о новой дате слушания.

– Тогда ручаюсь.

– Отлично. Одна неделя. Пятница, семнадцатое. В полдень? Вы начнете выпуск продукции?

– Конечно!

– Хорошо, значит, вы не будете возражать, если мы поручим нашему агенту все это проверить.

Нельзя было терять ни минуты. Я позвонил на винный завод в Чили. Они справились у своего грузоотправителя и обрадовали меня сообщением о том, что судно должно прийти в Нью-Йорк на следующий день. В выходные вино будет выгружено, а в понедельник пройдет таможенную очистку. Как только завод получит остаток платежа – мы задолжали два миллиона долларов, – он даст разрешение на доставку вина. Я уговорил Маравилью послать в наш нью-йоркский банк факс с санкцией на отправку денег в Чили телеграфным переводом в понедельник утром. Затем я позвонил в компанию автоперевозок и сказал, что вино нам нужно в понедельник вечером. Водители, конечно, потребовали «дополнительной выплаты наличными», поскольку фактически это значило, что им предстоит трудиться полный восьмичасовой рабочий день.

Час спустя, когда я сидел за своим компьютером, изучая состояние Канского фонда страхования от потерь, мне пришло сообщение по электронной почте. Оно было от Паяца, одного из завсегдатаев ватиканского чата. Мы уже стали друзьями по электронной переписке. На сей раз он сообщил поистине свежую новость:

Итак, к нам собрался Блютшпиллер. Завершилась, наконец, ревизия Маравильи. Видеозапись наверняка стала последней изобличающей уликой в его отчете, и теперь сам «Анафема» направлялся сюда, чтобы покарать нас в наш судный день. Маравилья просто выполнял свои обязанности, но он мог бы, по крайней мере, нас предупредить. А Филомена? Она-то почему не сообщила нам, что день нашей казни уже назначен? Я направился в конференц-зал административного центра.

Оба были там – завтракали за столом, с бутылочкой доброго «Бароло».

– Как мило! – сказал я. – «Бароло». Прекрасное дополнение к законченной ревизии.

Филомена подняла взгляд от тарелки с лазаньей:

– Эх, если бы только она закончилась! В последнее время я просто разрываюсь между паломниками и ревизией. Некогда как следует выспаться.

Меня так и подмывало продолжить обсуждение ее ночных занятий, однако я решил этого не делать.

– Еще не закончена? Ну что ж, полагаю, мелкие подробности всегда остаются на самую последнюю минуту. К примеру, решение о том, какие использовать дрова.

Оба уставились на меня. Маравилья сказал:

– Не понял.

– Для сожжения еретиков. Скажите, монсеньер, какой сорт дерева предпочитает кардинал Блютшпиллер? К его приезду на будущей неделе нам стоит запастись дровами.

Казалось, оба встревожились. Очевидно, эта новость не предназначалась для моих ушей.

– Должен признаться, когда я услышал о его приезде, мне стало немного… обидно. Я сказал себе: всегда обо всем узнаю последним. Почему же вы скрыли это от нас? Я думал, мы с вами в хороших отношениях. После того как… – я бросил быстрый взгляд на Филомену, – мы столько раз прекрасно проводили время вместе, после того как выпили столько превосходного вина, вы могли бы сообщить нам о том, что сюда едет Блютшпиллер.

– Кто вам это сказал? – спросил Маравилья.

– О, у меня свои источники. Я слышал, в среду состоялось довольно оживленное собрание персонала. Судя по всему, кардинал пришел в такой восторг от нашей информационно-рекламной передачи, что велел отцу Гансу взять ему билет на самолет, вылетающий на будущей неделе. Наверняка ему понадобилось наше вино для лечения простаты. Неужели нельзя было просто позвонить? Наши телефонисты готовы отвечать на звонки.

Маравилья приложил к губам салфетку, встал, подошел к окну и воззрился на гору Кана. Вдали, у алтаря святого Тада, были видны паломники, бросающие монеты в колючие кусты. В вышине неслись вниз по искусственному каналу бочки с юными паломниками, чьи ликующие вопли были едва слышны сквозь оконное стекло.

Я мельком взглянул на Филомену. Она пристально смотрела на Маравилью.

– Это правда, Рэй?

Наконец он обернулся и сказал:

– Я не имел права ничего говорить.

– Значит, ревизия окончена, – сказала она, с трудом владея собой. Видимо, до ее сознания дошло, что ее монсеньер скоро уедет. Эта серия «Поющих в терновнике» приближалась к концу. Теперь и она поняла, каково приходится человеку, когда его ни в грош не ставят. С одной стороны, мне было жаль ее. С другой, я злорадно подумал: «Так ей и надо!»

– Ладно, – сказала она, – хорошо, хоть кто-то мне об этом сообщил.

Казалось, впервые Маравилья почувствовал себя более неловко, чем мы.

– Филомена, – сказал он умоляющим тоном неверного любовника, только что уличенного в измене, – я хотел тебе сообщить.

Он заметил ухмылку у меня на лице.

– Я хотел сообщить всем. Но кардинал настаивал на строжайшей секретности.

– Что же теперь будет? – спросила Филомена. – Когда он приезжает?

– Спроси у брата Запа. Похоже, ему все известно. Скажите нам, каким рейсом он прилетает?

– Простите… – я улыбнулся, – но я не имею права говорить.

– Перестаньте, – сказала Филомена, – служители Божьи. Может, кто-нибудь из вас объяснит мне наконец, что происходит.

Мы с Маравильей не проронили ни слова.

– Все ясно… девчонок в домик на дереве не пускают. Так же, как и в Церковь.

– Распоряжения кардинала, – сказал Маравилья и повернулся ко мне. – Я посовещаюсь с Римом по этому вопросу. Вечером, за обедом, я сделаю объявление. А пока будьте любезны уважать власть Святого Престола. Ни с кем это не обсуждайте. Ну, а теперь, брат, прошу оставить нас одних.

Была моя очередь читать вслух за обедом. Я выбрал отрывок из шестой главы Откровения Иоанна Богослова:

Читая, я то и дело поглядывал на Маравилью, что, судя по всему, его отнюдь не забавляло.

Закончив чтение, я сел рядом с Аббатом. Маравилья встал и с мрачным видом направился к аналою.

– Отец настоятель, братья, – начал он, – я должен сообщить вам печальное и пренеприятное известие. Мое пребывание у вас приближается к концу.

Аббат прошептал:

– Тяжкий крест, но мы должны нести его безропотно.

– В течение минувших месяцев многие из вас задавались вопросом, что же так долго держит меня здесь, в Кане…

– «Шато Фижак», – пробурчал Аббат.

– Дело в том, что я не только проводил ревизию финансового положения монастыря…

– Нет, – продолжал Аббат, – вы еще и футбол смотрели по моему телевизору.

– Думаю, нам стоит это послушать, – прошептал я в ответ.

– Финансовая проверка – дело не сложное. На нее потребовалось бы, вероятно, не больше недели. Нет, братья, я проводил более важную проверку – ревизию души Каны.

Аббат застонал:

– Ох, пощадите меня.

– И я увидел низменную душу. – Взгляд его сделался холодным и укоризненным. – Вы приняли монашество, дабы смиренно идти по стопам Христовым, а я вижу, что вы ездите на «лексусе»…

– Я же велел вам спрятать машину, – прошипел Аббат.