Господь – мой брокер - Бакли Кристофер Тэйлор. Страница 27

– Как, например, информационно-рекламная передача? «Это всего лишь натуральное чилийское каберне, но я полагаю, вы останетесь довольны его сверхъестественными свойствами».

– Вы, наверно, не поверите, но из-за этой передачи я воевала с Брентом не на жизнь, а на смерть. Угадайте, кто каждый раз брал надо мной верх.

– Его святейшество Дипак Чопра.

– Доктор медицины. Однажды я даже попыталась прекратить съемки. Я закричала: «Брент, нельзя заставлять людей выбрасывать их треклятые костыли!» Аббат отвел меня в сторонку и объяснил, что груда костылей – это просто метафорическое изображение «Поля неограниченных возможностей». На другой день он преподнес мне книгу Дипака «Нестареющее тело, вечный дух» с дарственной надписью.

– Мне не терпится услышать, как он будет объяснять все это «Анафеме» и БАТО. Как вы думаете, куда нас после этого отправят? В Конго или в тюрьму Ливенворт?

Мы рассмеялись. Казалось, еще немного, и вновь вернутся былые времена.

– Смотрите, – сказала Филомена, – луна.

– На сей раз не полная. То есть сегодня.

Она нежно коснулась моей руки:

– Я знаю, что вы хотели сказать. Я тоже об этом подумала.

Я посмотрел ей в глаза. Они были все так же прекрасны.

– Что бы ни случилось, – сказала она, – надеюсь, вы сумеете меня простить.

– Что вы имеете в виду?

– Просто не надо считать, что во всем виновата я.

– Нет, – сказал я. – Мы все в этом замешаны.

– Спасибо, Зап.

Она наклонилась и чмокнула меня в щеку. Потом быстро встала и торопливо направилась вниз по тропинке к Паломническому центру.

– Постойте! – крикнул я ей вслед, когда она скрылась из виду. – Куда это вы так быстро бежите?

На следующее утро, в понедельник, я сразу, еще во время заутрени, начал разыскивать Маравилью. Мне нужно было его разрешение позвонить агенту судоходной компании и убедиться, что наше вино прибыло и готово к отправке из ньюаркского порта. Кроме того, нужно было взять у него наличные для обеспечения «дополнительной выплаты» водителям грузовиков за срочную доставку.

На богослужении его не было. Когда он не появился за завтраком, я направился к нему. На мой стук в дверь конференц-зала административного центра никто не отозвался. Тогда я осторожно открыл дверь сам.

– Монсеньер! – позвал я.

В ответ ни звука. В комнатах ни души. Постель не смята. Пока я стоял, строя догадки о том, где он может быть, мне в голову внезапно пришла ужасная мысль: неужели он ночевал у Филомены в Паломническом центре? Неужели именно поэтому она так поспешно удалилась?

Мне не очень-то хотелось это знать. Я черкнул монсеньеру записку насчет вина и дополнительной оплаты – и ушел.

Так и не выяснив ничего к одиннадцати часам, я решил позвонить агенту на свой страх и риск. Он сказал, что вино уже прошло таможенную очистку, но чилийцы еще не дали разрешения на его доставку. Я позвонил в Чили, на винный завод, и поговорил с сеньором Баэсой.

– Сожалею, Fray, – сказал он, назвав меня монахом по-испански, – но деньги на наш счет еще не пришли.

– Не могли бы вы позвонить в свой банк и ускорить этот процесс? Нам крайне необходимо получить вино немедленно.

– Очень хорошо, – сказал он, – но, возможно, вам тоже следует позвонить в свой банк. Судя по нашему опыту, проблема обычно возникает с вашей стороны.

Я повесил трубку и позвонил мистеру Теренсу, который заведовал нашим счетом в нью-йоркском банке.

– Ну конечно, брат Зап, – оказал он. – Деньги переведены.

– Без вас знаю, – раздраженно сказал я. – А извещение о переводе лежит на чьем-нибудь рабочем столе в Сантьяго, под чашкой cafe con leche.

– Нет, не в Сантьяго, – сказал мистер Теренс. – Перевод в Сантьяго вы отменили.

– Что?

– Сейчас проверю. Вот он. В пятницу днем я получил от монсеньера Маравильи факс с санкцией на перевод двух миллионов долларов в «Банко Боливар» в понедельник утром. Потом еще один факс, отправленный в воскресенье, в шестнадцать часов, с поручением отменить тот перевод и вместо этого перевести телеграфом… сейчас посмотрим, помню, это была крупная сумма, почти все, что есть на счете… да, вот он: девять миллионов восемьсот тысяч.

– Девять восемьсот… в Чили?

– Нет, на Большие Кайманы. На счет в цюрихском Швайнер-банке. По распоряжению монсеньера Маравильи. Сегодня утром, в начале десятого, он позвонил и подтвердил свое требование.

Я снова помчался в Административно-отшельнический центр. Судя по всему, Маравилья там так и не появлялся. Я бросился к Аббату. Мы вместе вернулись в апартаменты и принялись осматривать все помещения. Стенной шкаф был пуст, а из ванной исчезли туалетные принадлежности.

– Лампочка мигает – наверно, кто-то оставляет сообщение, – сказал Аббат, показав на автоответчик, стоящий на его бывшем рабочем столе. Потом подошел и нажал кнопку «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ».

Первые два сообщения были переданы по-итальянски, причем, судя по скрипучему голосу, одним и тем же человеком. Я смог понять только слова «urgente» [34] и «presto» [35].

Третье сообщение оставила женщина: «Да, это звонят из компании „Эйр Канада“ мистеру Мара… Маравиг-глия, относительно рейса девятьсот восемьдесят семь. По расписанию самолет вылетает из Торонто в девять тридцать пять утра. Просим принять к сведению, что рейс отложен по техническим причинам. В настоящее время вылет из Торонто намечен на одиннадцать пятьдесят утра. Если у вас возникнут вопросы, позвоните по телефону 800-776-3000».

С минуту мы с Аббатом пристально смотрели друг на друга. Электронные часы на автоответчике показывали двенадцать тридцать шесть пополудни. Оба мы одновременно протянули руки к телефону. Аббат включил громкую связь и набрал номер. Раздался голос, сообщивший нам, как важен наш звонок для компании «Эйр Канада». Спустя две минуты мы обратились с вопросом о рейсе девятьсот восемьдесят семь к живому человеческому существу.

– Сейчас посмотрим, – сказала женщина, – девятьсот восемьдесят седьмой был отложен… вылетел из Торонто в… двенадцать ноль пять.

– Куда… куда он вылетел?

– В Гавану.

– В Гавану, Куба?! – спросил Аббат,

– Это единственная Гавана, которую мы обслуживаем, сэр.

Я повесил трубку. Мы переглянулись. Аббат сказал:

– О, боже!

– В чем дело? – спросил я.

– Вино!

Он бросился к лестнице, ведущей вниз, в его винный погреб… Я пошел следом за ним. Аббат принялся носиться взад и вперед вдоль стеллажей, то и дело останавливаясь и пристально изучая бреши в аккуратных рядах бутылок, лежащих на полках.

– Нет, вы только полюбуйтесь! – пробурчал он. – Вино восемьдесят второго года… исчезло!

Он свернул за угол. Я услышал душераздирающий крик:

– Ну, подонок!

– Что случилось?

– Он забрал все «Романейское-Конти» шестьдесят первого года! У меня здесь было пять бутылок!

– Святой отец, – сказал я, – вино, конечно, жалко, но кроме него мы лишились еще и десяти миллионов долларов.

– А вы хоть представляете себе, сколько стоит бутылка «Романейского-Конти» шестьдесят первого года? [36]

Аббат появился из-за угла, остановился в темной нише, напоминающей подземную пещеру, и горестно покачал головой:

– Сдается мне, под «ревизией души Каны» подразумевалась кража не только всех наших денег, но и нашего лучшего вина.

– Идемте к Филомене, – сказал я. – Посмотрим, что известно ей.

Мы вышли черным ходом из винного погреба и через автостоянку направились в Паломнический центр. И тут мы заметили еще одну пропажу – на стоянке не было «лексуса».

– Неудивительно, что ему понадобились ключи, – сказал Аббат.

Следующую пропажу мы обнаружили в Паломническом центре.

Исчезла Филомена. У нее на столе я нашел записку. Адресованную мне: