Порт-Артур. Том 1 - Степанов Александр Николаевич. Страница 58

В складках прибрежных сопок расположились казармы для артиллеристов. Тут же вблизи в небольшой делянке находился офицерский флигель, к которому и подъехал Звонарев.

Командир батареи капитан Вамензон был предупрежден Гобято о приезде прапорщика и встретил его, как жданного гостя.

– Милости прошу! Очень рад вас видеть. Я столько наслышался о ваших успехах по переделке орудий, что давно хотел познакомиться с вами, – рассыпался он, крепко пожимая руку Звонареву. – Быть может, перекусите с дороги? Я только что сел за стол, – пригласил Вамензон.

– Не откажусь, так как сегодня еще ничего не ел с самого утра, – согласился Звонарев.

Капитан ввел его в маленькую столовую, в углу которой виднелась большая икона с горящей перед ней лампадкой. В комнате уже был накрыт стол на две персоны, стояли миски с борщом и кашей.

– Прошу садиться, – подставил стул капитан. – Питаюсь я из солдатского котла. «Щи да каша-пища наша», как говорит наша русская пословица. Это и дешевле и лучше в отношении контроля за солдатской едой. Артельщики все воры и жулики, за ними всегда нужен глаз да глаз. У меня на этот счет очень строго; как начнет плохо кормить, проворуется, – долой! Кашевару, кроме того, задницу полирую время от времени, – распространялся капитан. – Золотой народ наши солдатики: неприхотливы, терпеливы, богобоязненны, царябатюшку любят до самозабвения. Конечно, есть отдельные прохвосты, но с ни ми я не церемонюсь. Кулак и розга прекрасно исправляют самых строптивых. Выпьем же за наш великий русский народ, – налил капитан две большие рюмки водки.

Звонарев с ним чокнулся.

Щи были жирные, наваристые, с крошеным мясом. Каша, поджаренная с салом, так и таяла во рту. Хлеб был хотя и черный, но хорошо выпеченный.

– У вас прекрасно кормят в роте, – похвалил Звонарев. – На Электрическом Утесе, к сожалению, гораздо хуже.

– Воруют сильно, потому и пища у вас плохая У Жуковского жену и детей из-под носа украдут, он и то не заметит: витает где-то в облаках. Все со своей культурностью носится: «Я против порки и мордобоя, я за развитого и образованного солдата… – а на деле у вас, простите, – кабак, – критиковал Вамензон. – Из вашей роты по всей артиллерии либеральная зараза ползет. Солдаты-то у вас чуть ли не газеты читают. Это же полный разврат! Начнет солдат газеты читать, начнет думать, – мало ли до чего он додумается! Нет уж, я предпочитаю иметь у себя неграмотных. Да и на что это солдату? Он должен только выполнять приказания начальства, думать ему совершенно не о чем и незачем; за него обо всем начальство подумает. Право, я считаю, что хорошо было бы иметь солдат совсем даже без головы. В сущности, она им совершенно не нужна, разве только для украшения!

– А как же фейерверкеры, наводчики, писаря?

– Этим, пожалуй, можно было бы оставить головы вроде органчика, чтобы заводить их, когда нужно.

– Я не разделяю вашей точки зрения, господин капитан. Современная военная техника, насколько я с ней познакомился, требует известного культурного уровня.

– К сожалению, вы во многом правы. В этом все наше несчастье. Но образованный солдат всегда в то же время будет и развращенным. Избежать этого очень трудно, если не невозможно. Всегда найдутся подлые агитаторы, которые сумеют быстро развратить любого солдата. С этими подлецами я расправлялся бы беспощадно, – всех вешал бы, как бешеных собак, особенно проклятых жидов. Ненавижу это иудино племя!

– Вы преувеличиваете значение евреев как агитаторов. Русские в такой же мере причастны к пропаганде, как и евреи, – сказал Звонарев.

– Это все жндовствующие русские, нигилисты, анархисты, социалисты и прочая сволочь. Вырезать бы всех до единого. Очистить нашу Россию от них раз и навсегда! – кричал Вамензон, возбужденный и красный, азартно размахивая в воздухе столовым ножом и, видимо, воображая себя участником погрома.

– Едва ли мы с вами, господин капитан, убедим друг друга. Разрешите вас поблагодарить за хлеб-соль, – поднялся Звонарев, – я двинусь на батарею для осмотра пушек.

– Жаль, жаль, что вы не разделяете моих взглядов. Впрочем, вы у нас человек временный и случайный. У настоящих офицеров русской армии ненависть к евреям должна быть в крови. С детства нужно будущих офицеров воспитывать в этом духе, – продолжал Вамензон. – Я пройду вместе с вами на батарею.

Проходя по дороге мимо казармы, Звонарев увидел человек тридцать солдат, стоящих под винтовками. На лицах многих были синяки, ссадины и кровоподтеки. Капитан подошел к ним и стал внимательно оглядывать каждого из них.

– Голову выше! – крикнул он на низкорослого, но необычайно широкоплечего солдата, с мрачной злостью смотрящего на него. Солдат чуть-чуть поднял вверх подбородок.

– Выше, чертов сын! – И Вамензон с силой ударил его по подбородку снизу вверх, так что у того стукнули зубы. – Я тебя научу, как у меня в роте служить, всю дурь твою из тебя выбью.

Звонарен вздрогнул, увидев, с какой ненавистью посмотрел избитый на своего командира.

– Он вас убьет когда-нибудь, – заметил прапорщик, когда они пошли дальше.

– Кто? Блохин? Я прикажу его выпороть завтра, как Сидорову козу, шелковый станет. Хамье это я знаю: чем их больше бьешь, тем они тебя больше любят.

– Боюсь, что вы ошибаетесь.

– На то вы и, простите за выражение, шпак, чтобы бояться этой скотины. Я в бараний рог согну любого солдата, он же мне потом будет руки целовать, – презрительно проговорил капитан.

На батарее в стену бетонного траверса между средними орудиями была вделана большая икона. Перед ней горела неугасимая лампада. Подойдя к иконе, Вамензон набожно снял фуражку и широко перекрестился.

– Это наши небесные покровительницы, святые Вера, Надежда, Любовь и матерь их София, – пояснил капитан. – В честь Веры Алексеевны Стессель. Она нам и лампадку к ней поднесла фунтов в пять чистого серебра. Не хотите ли полюбоваться?

Звонарев осмотрел массивную лампаду, на которой было вырезано славянской вязью «Дар батарее N 22 от ее превосходительства В. А. Стессель. 17 сентября 1903 г.»

– Значит, ваша батарея имеет не только небесных, но и земных покровительниц, к тому же весьма влиятельных?

– Я сообщаю Вере Алексеевне обо всем происходящем на батарее. У нас было двое раненых двадцать седьмого января, и оба получили от нее именные кресты и подарки. Кроме того, с начала войны она прислала всем солдатам по нательному кресту и свое благословение, – рассказывал Вамензон.

«Интересно знать, что получил ты сам?» – подумал Звонарев.

– Солдаты очень чтут своих небесных патронесс? – вслух спросил он.

– Каждый вечер человек двадцать можно видеть около иконы; пришлось даже сделать деревянный настил, чтобы молящиеся не пачкали шинелей, становясь на колени. Два раза в месяц батюшка перед ней служит молебен.

Звонарев хотел было спросить, не чудотворная ли эта икона, но капитан предупредил его.

– Солдаты уверяют, что, приложившись к иконе, они получали исцеление от недугов: головной боли, расстройства живота, зубной боли…

– Этак к вам скоро начнется паломничество с других батарей, – иронически заметил Звонарев.

– Вы, кажется, не особенно верующий? – подозрительно заметил Вамензон.

– Думаю, что вы недалеки от истины.

– Дух безверия и нигилизма, как проказа, поражает современную молодежь. От интеллигенции это тлетворное течение переходит к широким народным массам и отравляет честные души сирых и бедных. Я ненавижу нашу интеллигенцию так же, как и иудино племя. Большой вред они причиняют государству.

– А вы себя к образованным не причисляете?

– Я офицер, следовательно, преданный слуга царю и отечеству и, конечно, враг всякого суемудрия.

– Разрешите вызвать людей к орудиям, – попросил Звонарев. – Мне нужно будет осмотреть стволы пушек, а также снарядные и зарядные камеры орудий, степень их разгара от стрельбы.

– Сию минуту. – И Вамензон пронзительно засвистел.

Тотчас из казармы начали выбегать солдаты, одеваясь на ходу, и, подбежав к батарее, застыли около своих орудий в уставном положении. Капитан по часам следил за тем, через сколько времени батарея будет готова к бою. Солдаты, пробегая мимо иконы, быстро крестились, боязливо оглядываясь на командира. Тех же, кто этого не делал, капитан угощал зуботычиной и заставлял усиленно креститься.