Быть драконом - Стерхов Андрей. Страница 70

Пока спускался, раздумывал над этими ДЧХ. Думал: фамилия-имя-отчество или имя-отчество-фамилия? В любом случае смущала буква Ч. Какое имя начинается с этой буквы? Чук? Чехонте? Чебурашка? С ходу вспомнить не смог. Но, выйдя из подъезда, вспомнил – Чеслав.

Во дворе вокруг детской площадки, огороженной крашеными шинами, по-прежнему гонял на велике стриженный под «ноль» пацан. Заходил – он гонял. Выхожу – все гоняет. Класс шестой-седьмой. Или пятый откормленный.

– Эй, пацан! – окликнул я его, усаживаясь на вкопанную в землю шину.

Он подъехал:

– Чего, дядь?

– Лысина не мерзнет?

– Не-а.

– А пацаны не дразнят?

– Так-то нет.

В это время ожил мобильник, на связь вышел Ашгарр.

– Занят, перезвоню, – оборвал я его на полуслове и снова обратился к пацану: – Давно тут катаешься?

– Так-то да. Давно.

– Слушай, я тут товарища ищу. Скажи, не выходил из третьего подъезда такой маленький и толстый?

– Не-а, не видел.

– Точно?

– Так-то, да. Лешки Решетникова мамка выходила, потом бабка с пятого, сантехник еще, который не сантехник.

Я зацепился:

– Как это «сантехник, который не сантехник»?

– Это я сначала подумал, что сантехник, – пояснил пацан. – Но у нас же сантехником батя Вовки Труфанова, и я подумал – нет, не сантехник.

– А с чего ты взял, что он сантехник?

Пацан посмотрел на меня, как на дитя малое.

– Так чемодан же с инструментом.

– А! Тогда понятно. Раз чемодан, тогда – да. А он не толстым был?

– Кто? Чемодан?

– Да нет, сантехник, который не сантехник.

– Не-а, не толстый. Худой. И высокий такой. Не как вы, но высокий.

Хотелось, конечно, вонз" иться в сознание пацана Взглядом, вживую посмотреть на этого сантехника, который не сантехник, но – табу. Однажды сам себе строго-настрого запретил ковыряться в сознании детей. Ковырнул как-то раз сознание вот такого же мальца, а он вырос и стал серийным убийцей. Взаимосвязь не очевидна, вопрос не изучен, но я зарекся. Чур меня, чур.

– Ну ладно, спасибо тебе, – сказал я, вставая. – Смотри, быстро не гоняй, а то лысину застудишь.

– Не-а, не застужу, – улыбнулся пацан и покатил на новый круг.

Уже направляясь к машине, набрал домашний номер.

– Хорошо, что перезвонил, – сказал Ашгарр.

– Чего случилось? – поторопил я.

– Тут перед домом тип какой-то часов с десяти трется, не нравится он мне.

– Думаешь, Охотник?

– Черт его знает, на лбу не написано.

– Сейчас подъеду, ты только сам не высовывайся, – попросил я, отключился и выругался: – Вот же тенехрень!

Последний мой возглас относился не к новости Ашгарра, просто на фонарном столбе, под которым стоял мой болид, сидел ворон Охотника.

– Обложил, гад! – обронил я еще в сердцах и прошел мимо тачки, будто и не моя вовсе.

Я решил разобраться с вороном немедленно, как говорится, «здесь и сейчас». Шляпу Птицелова не вернуть, а жить с ощущением, что за тобой постоянно следят, это все равно что танцевать с занозой в пятке. Можно, конечно, но ну его на фиг.

Выбравшись со двора на улицу, я прошагал квартал, повернул к небольшому скверу, разбитому возле школы, пересек площадку для выгула собак и добрался до цели своего маневра – огороженного горбылем долгостроя. Выбил ногой две доски и проник внутрь, где увидел то, что и должен был увидеть, – глубокий котлован, в дно которого там и сям было вбито с десяток железобетонных свай. Некоторые из них уже осыпались от времени и непогод и пугали небо пиками голой арматуры. Я прошел краем к сгоревшему строительному вагончику, плюхнулся на чудом уцелевшую скамейку и в ожидании ворона закурил.

Шпион не заставил себя долго ждать – через полминуты заявился, покружил, лениво меся крыльями разгоряченный воздух, и уселся на ближайшую сваю.

Сел, и больше ничего.

Какое-то время мы играли с ним в игру «Кто первым моргнет». Первым моргнул я. Не от тяжести взгляда его желтых остекленевших глаз, нет, – от дыма после очередной затяжки. Хотя и от дыма, а все равно стало обидно. Плюнул от досады и крикнул обнаглевшей птице:

– Чего вылупился?!

– Ничего, – ответил ворон.

– Зовут тебя как, тварь пернатая?

– Никак.

– Ну а когда шпионить прекратишь?

– Никогда.

Стряхнув пепел, упавший на коленку, я усмехнулся и со знанием дела желчно заметил:

– А летаешь ты как курица беременная.

– Что?! – возмущенно вскрикнул шпион.

– Точно – как курица, – повторил я и выхватил кольт.

Вроде быстро достал, раз – и уже в руке, но когда навел ствол, ворона на свае уже не было. Уже кружил над моей головой.

– Что ж ты вьешься? – задал я ему риторический вопрос, пытаясь прицелиться.

Не получалось у меня прицелиться. Заколдованный ворон то взвивался к облакам, то камнем падал вниз. И все время, нарушая все мыслимые и немыслимые законы аэродинамики, шарахался из стороны в сторону. Попробуй тут прицелься. В конце концов прекратил я заниматься ерундой и сунул пистолет в кобуру. Только спрятал, ворон тут же вернулся на свое место. Выждав какое-то время, я предпринял еще одну попытку. Увы, результат оказался тем же: только я, а он – уже.

Жалея, что сейчас не Ночь Полета, что не могу пуститься в погоню за гостем неназванным, я решил применить магию. Отбросил окурок в сторону и, освобождая Силу одного из заряженных Михеем колец, тихо, чтобы не вспугнуть соглядатая, прошептал:

Не успел я закончить заклинание, как на почерневшую от пожара крышу вагончика выползла Лютая Арахна – огромный, размером с раскормленного бульдога, волосатый паук, челюсть которого угрожала всему и вся отогнутыми вниз ядовитыми когтями, а две клешни, вооруженные острыми зубами, беспрестанно щелкали.

Я не знаю, кто и когда назвал это жутковатого вида демоническое существо Лютой Арахной, но догадываюсь почему.

Согласно одной из древнегреческих легенд, известная своим мастерством лидийская вышивальщица и ткачиха Арахна дерзнула вызвать на состязание саму Афину Палладу. Могущественная богиня, приняв образ старухи, пыталась отговорить возгордившуюся смертную от дурацкой затеи, но Арахна пошла на принцип. После того как оба полотна были готовы, олимпийские боги признали победительницей Афину. Арахна же, не вынеся позора, повесилась. Разгневанная Афина вынула гордячку из петли, оживила и, окропив соком волшебной травы, превратила в злобного паука.