Полуночная роза - Стюарт Энн. Страница 38
— И кто же этот волк? — спросила она устало.
— Его зовут Жан-Люк Мальвивэ.
Жизлен не сразу поняла, где она находится. Она лежала на шотландском лугу, над ее головой светило солнце, сладкий запах цветов щекотал ей ноздри. Земля под ней была твердой, но не тверже мостовых Парижа, солнце теплым, а небо удивительно голубым. Темные, зловонные городские улицы давно исчезли. Ноги ее больше никогда не будет во Франции.
Кажется, впервые она обрадовалась тому, что они с Николасом заключили перемирие. Если бы ей не была дорога ее честь, она бы уже сбежала, была бы далеко от него. Но она дала слово и намеревалась сдержать его. Кроме того, этот день мира, покоя, и солнечного света возвратил ей то, что она давным-давно утратила.
Жизлен села и с наслаждением огляделась вокруг. Она не слишком часто задумывалась о будущем — жизнь это просто путь, по которому надо двигаться день за днем, и роптать столь же бессмысленно, как и надеяться. И все же, если ветры судьбы будут к ней благосклонны, она бы хотела жить в деревне. Где-нибудь вдали от городского зловония и людей, там, где растут деревья и цветы, поют птицы, пахнет мокрой землей и бегут быстрые ручьи.
Ей нравилось это место. Голубовато-багряные горы вдали, вековые деревья, каменистая почва. Она никогда прежде не бывала в таком краю — уединенном и мирном. Пожалуй, здесь она могла бы чувствовать себя счастливой.
Жизлен сомневалась, что найдет сейчас какие-нибудь ягоды, но неторопливо поднялась. Волосы ее высохли и спутались, и ей захотелось обрезать их только что наточенным ножом, который дал ей Николас. Она не смогла этого сделать. Жертвам мадам Гильотины волосы обрезали заранее, чтобы они не мешали работе ножа. Каждый раз, когда ей хотелось подстричь свои локоны, она начинала ощущать холод металла на шее.
Ягод не было, зато были цветы. Она нагнулась, вдохнула аромат и только собиралась сорвать нежное растение, как услышала знакомый, выводящий ее из терпения голос.
— Самая настоящая пастораль, Жизлен, — произнес Блэкторн. — Мария-Антуанетта в роли пастушки. Если бы я знал, что вы столь падки до деревенских радостей, мы бы сделали остановку раньше.
Жизлен замерла, но запах цветов был слишком раздражающим, и она, медленно выпрямившись, взглянула на него и спросила:
— Как ваш улов?
Это был вежливый вопрос, но он не ответил, а покачал головой и приблизился к ней.
— Пока никак, — ответил он.
Она отскочила, когда он подошел к ней совсем близко.
— Вы дали слово, что не будете до меня дотрагиваться, — сказала она, не замечая, что голос выдает ее испуг. На его лице снова появилась коварная ухмылка.
— Ну что вам ответить, моя милая, я, как всегда, солгал.
14
Жизлен смотрела на него, как перепуганная серна, своими огромными темными глазами. Она редко выглядела испуганной, но сейчас явно боялась.
— Я хочу всего лишь вас поцеловать, ma petite, — тихо и вкрадчиво произнес Николас голосом, которым обычно усмирял норовистых лошадей и встревоженных женщин. Он знал, что ни одна не может устоять перед этим ласкающим слух мурлыканьем.
Жизлен, конечно, крепкий орешек. Она не из тех, кого легко приручить — женщину, которая не раздумывая прибегает к помощи яда, не так-то просто выбить из колеи. Но все же что-то заставило ее трепетать, когда он близко, и это ему очень нравилось.
— Вы обещали, — повторила она, отступая.
— У меня ведь нет совести, я предупреждал, — уверенно сказал он. — Кроме того, сегодня чудесный день — ласковый ветерок, и рядом прелестная женщина. От подобного соблазна не устоять даже самой святой душе.
— А вы, конечно же… — она оступилась, попятившись, а он, не дав ей упасть, притянул к себе. Жизлен оттолкнула его, но не так решительно, как могла бы.
— Всего один поцелуй, любовь моя, — произнес он, взял ее за подбородок и, приподняв ей голову кверху, поцеловал в губы. Жизлен затихла, ощущая пробежавшую по телу легкую дрожь, и не понимая, чем она вызвана — ненавистью или желанием.
Николас посмотрел на нее. Она закрыла глаза и побледнела.
— Откройте ваш ротик, — пробормотал он. — Чем скорее вы сдадитесь, тем быстрее все кончится. Это ведь только обычный поцелуй, и ничего больше.
Легким нажатием пальцев он заставил Жизлен приоткрыть рот, и принялся целовать ее, медленно, чуть лениво, используя все известные ему ухищрения. Застыв в его руках, она на этот раз не сопротивлялась. Ее напряженное тело становилось все податливей. Николас слышал, как жужжат невдалеке пчелы, поют птицы, шумит над их головами листва, и ему просто отчаянно захотелось кинуть Жизлен на сладко пахнущую траву и, содрав одежду с нее и с себя, упиваться ее телом.
Он и сам не знал, что остановило его. Разумеется, не отсутствие желания. Он чувствовал сейчас себя как несдержанный мальчишка, готовый потерять голову от одного ее прикосновения. Возможно, когда ее руки в беспомощной мольбе сжали его плечи, он впервые в жизни захотел повести себя благородно.
Он осторожно отпустил ее, провел губами по ее щеке, убедился, что она твердо стоит на ногах, и отпустил.
— Вот видите, — сказал он совершенно как ни в чем не бывало, — обычный поцелуй, и ничего больше.
— Если это был обычный поцелуй, — ответила она, — то мне трудно представить себе необычный.
— Я продемонстрирую его вам, как только вы захотите, — ответил Николас, и снова потянулся к ней, но на этот раз она проворно отскочила. — Куда вы идете? — спросил он.
— Домой. Если вам не удалось наловить рыбы, то придется мне что-нибудь придумать. Этого древнего петуха, которого притащил Трактирщик, придется варить целый день, чтобы он стал съедобным.
— Вы, вероятно, хотите, чтобы я свернул ему шею? — он страдальчески закатил глаза.
— Вовсе нет, — ответила Жизлен с усмешкой, — я сама отлично умею резать… петухов.
Не удержавшись, Николас расхохотался, и она впервые убедилась, что он может беззаботно смеяться.
— Слава Богу, что вы еще не отравили несчастное создание.
Жизлен смотрела на него так, будто не видела никогда прежде, расширившимися от волнения огромными глазами, чуть приоткрыв от удивления рот, будто перед ней сейчас оказалось привидение.
— Что вас так потрясло? — спросил Николас добродушно, — я что, разгадал ваши тайные намерения?
Жизлен даже не улыбнулась его шутке. Она смотрела на него, бледная как полотно. А потом повернулась и побежала.
Николас чуть было не бросился за ней вслед, но удержался и, застыв на месте, смотрел, как она стремительно летит через луг, а ее каштановые волосы и длинная юбка развеваются на ветру. Она сейчас напоминала Блэкторну лесную фею, невинную и загадочную, и хотя он знал, что ничего не стоит ее догнать, ему отчего-то вдруг расхотелось, и его внезапная веселость быстро погасла.
Блэкторн оставил рыболовные снасти возле реки, когда пошел искать Жизлен, и сейчас решил за ними вернуться. Его недавняя умиротворенность угасла вместе с уходящими лучами солнца, когда он подходил к развалюхе, которая была когда-то элегантным охотничьим домом. Густой дым валил из трубы, и это означало, что внутри стало опять сыро. Остановившись, он осмотрел старый дом, думая о том, смог ли еще спасти его, если бы жизнь сложилась иначе. Разрушение началось давно, сказалось пренебрежение, с которым его предки и он десятилетиями относились к этому месту, а пожар лишь довершил дело. Его суровый отец не увлекался легкомысленными развлечениями вроде охоты, а безумные Блэкторны были известны своим презрением к собственности. Возможно, здесь все стало приходить в запустение еще при деде.
Дед был убит в кровати у своей замужней любовницы. Один из дядьев умер от раны, полученной на дуэли, другой покончил жизнь самоубийством. Неудивительно, что и дом в Шотландии почти что лежал в руинах. Блэкторны были слишком увлечены саморазрушением, чтобы обращать внимание на то, как приходит в негодность их деревенский дом.
Сколько надо денег, чтобы все привести здесь в порядок? Николас не сомневался, что гораздо больше, чем сейчас имеется у него в наличии. Он и сам не знал, почему цепляется за все это, — пятьсот акров охотничьих угодий, окружавших дом, можно было давным-давно продать, чтобы расплатиться хоть частично с бесчисленными долгами. Но он не сделал этого до сих пор, причем, вероятнее всего, лишь под воздействием сентиментальных Чувств.