Последние распоряжения - Свифт Грэм. Страница 6

Джимми сказал мне: «Знаешь, кем Джек хотел стать? Только ему не говори, ладно? — и улыбается этак опасливо, точно Джек еще здесь и может вдруг подкрасться к нему сзади. — Когда Джек был вроде Винса, учеником, как и я, он все свободное время глазел на сестричек, которые выходят из больницы. Я думаю, это они виноваты — он, понимаешь, решил, что у каждого доктора всегда под рукой парочка медсестер, только свистни, — но он как-то сказал мне, причем не шутя, что бросит все — пусть, мол, его старик сам жрет свое вонючее мясо, потому что он хочет заделаться доктором».

Джимми сникает. Он сидит напротив меня в своем заляпанном комбинезоне, обхватив ладонями кружку с чаем, весь какой-то поникший. Потом говорит: «И он ведь серьезно. Чего, мол, там сложного — надел белый халат и вперед. Можешь себе представить? Доктор Доддс».

Но он видит, что мне не смешно, и меняет тон. «Ты только Джеку не говори», — просит он.

«Не буду», — отвечаю я вроде как с сомнением, точно мог бы и сказать.

А про себя думаю: ну а он-то, Джимми Фелпс, — хотел ли он сам стать мясником? Вспоминаю, что Джек как-то сказал в пустыне: под одежкой мы все одинаковы, будь ты хоть офицер, хоть рядовой, все из одного теста. Звездочки на погонах — они гроша ломаного не стоят.

Можно подумать, я сильно хотел работать в страховой конторе.

Но я никогда ничего не говорил Джеку, как и он мне. Хотя, когда он лежал в больнице, со всеми этими докторами и сиделками вокруг, — тут ему, казалось бы, самое время проговориться. Но он сказал только: «Мне бы попасть в Варфоломея, а я угодил в Фому. Несправедливо, а, Рэйси?»

Но я считаю, что как бы там ни было, хотел он стать доктором или не хотел, а благодаря всем этим годам за мясным прилавком, всем этим ежедневным поездкам на Смитфилд он таки заработал право посмеяться над врачами последним. Потому что он рассказал мне, что, когда хирург пришел к нему потолковать по душам, пошептать на ушко, как у них принято, он велел ему выкладывать все без обиняков. Без туману.

"Рэйси, — сказал он, — я его попросил прямо назвать мои шансы. Он стал отнекиваться, не на скачках, мол, но я на него нажал. Тогда он говорит: «Ну, допустим, два к одному». Я говорю: «Что ж, выходит, я фаворит?» Тогда он начинает расписывать, что он, мол, сделает то да сделает се, а я говорю: «Хватит меня баснями кормить». Расстегиваю свою пижаму. И говорю: «Где вы, стало быть, резать будете?» А он глядит на меня так, точно его вокруг пальца обвели, точно я не по правилам играю, и тогда я говорю ему: «Профессиональное любопытство, понимаете ли. Профессиональное». Он смотрит, вроде как ничего не понимает, и я говорю: «Разве у вас в папке не написано, чем я зарабатываю на жизнь? Извиняюсь, зарабатывал». Он быстренько заглядывает в свои бумаги, теперь уже присмиревший. И отвечает: «А-а! Так вы были мясником, мистер Доддс». А я говорю: «Мясником экстра-класса».

Блэкхит

— Так скажет мне кто-нибудь? — говорит Вик. — Почему?

— Туда мы обычно ездили, — отвечает Винс. — По воскресеньям. В старом фургоне для мяса.

— А то я не знаю, Бугор, — говорит Ленни. — Думаешь, я не помню? Но сегодня-то у нас не воскресный выезд.

— Они там медовый месяц провели, — говорю я.

— А я думал, у них не было медового месяца, — говорит Ленни. — Я думал, они тогда на коляску копили.

— Медовый месяц был потом, — говорю я. — После того как родилась Джун. Они решили, что имеют право все-таки устроить себе медовый месяц.

Ленни косится на меня.

— Знатный небось получился отдых.

— Все верно, — говорит Винс. — Летом тридцать девятого.

— Ты что, был там, Бугор? — говорит Ленни.

Все молчат.

— Из мясного фургона в «мерседес», а? — говорит Ленни. — Слушай, Рэйси, кажется, и тебя ведь тогда здесь не было?

Винс смотрит на нас в зеркальце заднего обзора. Его глаз не видно за темными очками. Я говорю:

— Мне Эми рассказывала.

—Эми, значит, — говорит Ленни. — А сказала она тебе, почему она не поехала с нами?

Все молчат. Потом Вик говорит:

— Ну а какая, собственно, разница? Джеку-то все равно, правда? Вообще-то я так и сказал ей: если она хочет забыть про все это дело, Джеку хуже не будет. Если б его прах развеяли на кладбище, он бы все равно не узнал, правда?

— Твоя профессия — тебе видней, — говорит Ленни.

— Она к Джун поехала, — говорю я. — Сегодня ее день.

— Это все чепуха, — говорит Ленни. — Если б Эми один раз и не съездила к Джун, та бы ничего не заметила. Джун-то ведь точно без разницы, правда? А если Эми хотела собраться с духом, так можно было и обождать, не обязательно было ехать сегодня.

— Не суди, — говорит Вик.

— Прах есть прах, — отвечает Ленни.

— Лучше такие вещи не откладывать, — говорит Вик.

— А последняя воля есть последняя воля, — отвечает Ленни.

— Почем мы знаем, все равно ему или нет? — говорит Винс.

— Я не к тому, что сам написал бы в завещании такую чушь, — говорит Ленни.

— Там не уточняется, — говорю я.

— Что не уточняется? — спрашивает Ленни.

— Я про завещание Джека. Там не написано, что это должна сделать Эми. Он просто хотел, чтобы это было сделано.

— А ты откуда знаешь? — спрашивает Ленни.

— Мне Эми показывала.

— Тебе? Похоже, тут только я один ничего не знаю. — Он выглядывает в окно. Мы приближаемся к Блэкхиту, едем мимо дальнего конца Гринвичского парка. На его лужайках желтеют нарциссы. — А Рэйси сидит да помалкивает.

Винс смотрит в зеркальце.

Лицо Вика становится напряженным, на нем заметно неодобрение, как будто пора сменить тему. Он говорит:

— Это как с лошадьми. Пока из него вытрясешь.

Вик держит коробку. Не думаю, что ему стоит держать ее у себя до самого конца. Ленни говорит:

— И даже когда вытрясешь, не факт, что правду.

— Последний раз я нормально подсказал, — говорю я.

Винс все смотрит.

— Только не нам, — говорит Ленни.

— А кому, Рэйси? — спрашивает Вик. Из него получился бы неплохой рефери.

— Это ж не только меня касается, — говорю я.

И гляжу в окошко. «Блэкхит» значит «черная пустошь», но ничего похожего тут нет. Кругом зеленеет травка под синим небом. Кабы не дороги, бегущие во всех направлениях, тут было бы где расскакаться на лошади. А когда-то здесь разбойничали. Грабили дуврские почтовые кареты. Кошелек или жизнь.

— И все равно непонятно, — говорит Вик. — Почему именно в Маргейте?

— По-моему, просто для интересу: сделаем или нет? — говорит Ленни.

Винс слегка поворачивает голову назад.

— Так по-твоему, он знает? По-твоему, он нас видит?

Ленни моргает и не торопится с ответом. Он глядит на меня, потом на Вика, точно хочет, чтобы и тут вмешался рефери.

— Это я фигурально, Винси, фигурально. Конечно, он нас не видит. Ничего он видеть не может.

Руки Вика поправляют коробку. Потом Ленни испускает смешок.

— Слушай, Бугор, а если он все равно ничего не видит и видеть не может, чего ты тогда решил прокатить его на «мерсе»?

Винс смотрит на дорогу перед собой.

Трава блестит под солнцем. Джеку этого не увидеть.

Вик говорит, медленно и мягко:

— Это ты хорошо придумал, Винс. Замечательно. Отличная машина.

— Да уж не мясной фургон, — говорит Винс.