Неподражаемый доктор Дарвин - Шеффилд Чарльз. Страница 44

— Пожалуй. — Дарвин, усевшись напротив Ледьярда, подпер подбородок руками. — Но это к делу не относится. Ваше заключение основано на ложной предпосылке, будто чудесное и сверхъестественное — одно и то же. Чувства матери, видящей первую улыбку своего малыша, отнюдь не противоречат природе. Их легко объяснить вполне простыми законами, вытекающими из животного стремления увековечить свой род. И уж конечно, в этих чувствах нет ничего сверхъестественного. Но я менее всех в мире посмел бы утверждать, будто они не чудесны. Различие становится критическим, когда мы пытаемся объяснить события, что произошли в Олдертон-маноре за последнюю неделю — и последние двести лет.

Заслушавшись доктора, Поул замер, не донеся руку со щепкой к трубке. Когда огонек начал жечь ему пальцы, полковник выругался и уронил щепку на пол.

— Прах побери, Эразм! Вам, наверное, кажется, будто вы говорите что-то дельное, а по мне — это все сплошной вздор. Какое отношение улыбки младенцев имеют к превращению Филипа Олдертона в зверя? Да мы здесь ни одного младенца не видели!

— Джейкоб, вы никогда не слышали об аналогиях? — вздохнул Дарвин. — Вот вам и польза сравнений. Что ж, пока Филип Олдертон не очнется, у нас хватит времени. Думаю, всем будет интересно послушать объяснение целиком.

Он обернулся к Брезертону, который бесшумно внес в столовую поднос с холодным ростбифом, мясным пирогом и сыром.

— Вашего господина удобно устроили?

— Да, сэр. Около постели дежурят двое.

— Возможно, его будет тошнить. Прекращение притока крови к мозгу иногда дает этот эффект. На всякий случай приготовьтесь.

— Да, сэр. — Брезертон повернулся к двери, но вдруг замялся. — Доктор, слуги боятся мистера Олдертона. Они слышали, что здесь произошло. А рядом с ним безопасно, или он может снова в любой момент превратиться?

— Насколько понимаю, они от вас же все и услышали, — заметил Дарвин. — Передайте, что им ничего не грозит.

— Ой ли? — спросила Элис, когда Брезертон вышел из комнаты. — Если доктор Ледьярд прав, разве Филип не может снова обернуться волком? Луна все еще в небе, а ветер на мельнице дует так же сильно.

— Можете не бояться. Доктор Ледьярд отгадал лишь часть правды, но вы как невеста Филипа Олдертона должны знать все. Скажите, дорогая моя, до приезда сюда вам было что-нибудь известно о здоровье Филипа Олдертона или его родных?

— Филип всегда отличался отменным здоровьем. Сами видите, как быстро он оправился от ран. А о его родных мне ничего не известно. Я полагала, что все они наслаждаются тем же даром.

— Так оно и есть, — вмешался Джеймс Ледьярд. — Чарльз Олдертон умер уже в весьма почтенном возрасте и вплоть до рокового приступа никогда на здоровье не жаловался.

— Чудесно. — Дарвин отрезал себе кусок кэрфильского сыра. — Итак, давайте начнем с одних лишь фактов, свободных от каких-либо теорий. Вы, доктор Ледьярд, осматривали раны Филипа Олдертона и тело Тома Бартона. Полагаю, осмотр навел вас на определенные выводы. Не расскажете ли, на какие именно?

— Мне стало очень не по себе, — ответил Ледьярд. — С ранами Филипа Олдертона все было ясно: их нанесло какое-то животное. Но с Бартоном дело обстояло иначе. Он тоже был довольно сильно поранен, однако причина смерти оказалась иной. Ему пробили череп — необыкновенно сильным ударом. Вид этой пробоины крайне встревожил меня. Я задумался, а не могло ли случиться так, что они с Филипом подрались друг с другом.

— Что свело бы тайну Бессмертного к обыкновенному убийству, — заметил Дарвин. — Не знаю, зачем тогда вы пытались не подпускать меня к раненому — разве что сами что-то заподозрили и хотели уберечь кого-то третьего от горя и публичного скандала. И, кажется, я знаю, кого именно вы надеялись защитить. Но вы упустили из виду одну важную вещь. Вы не осмотрели тела собак.

— Камбиса и Беренгарии? — удивился молодой врач. — А зачем?

— И в самом деле зачем? — поддержал его Поул. — Черт возьми, Эразм, я же говорил вам: вы ничего не добьетесь, ковыряясь в двух дохлых псах. В жизни не видел этакой пакости.

— Да, не слишком аппетитное зрелище, — жизнерадостно согласился Дарвин. — Но любому врачу привычное. — Он взял толстый ломоть ростбифа и принялся щедрой рукой намазывать на него горчицу. — Зато крайне информативное. Итак, еще один факт. Элис, дорогая моя, собак держали на псарне. Кто их кормил и за ними ухаживал? Уж верно, не Филип.

— Бартон, — ответила молодая женщина. — В его обязанности входил уход за всеми собаками. Подозреваю, что идея взять их на мельницу принадлежала именно ему.

— И Филип Олдертон охотно согласился, — отозвался Дарвин. — Это должно было развенчать ваше, доктор Ледьярд, подозрение, будто Олдертон с самого начала собирался напасть на Бартона, прикрываясь легендой о Бессмертном. Тогда он ни за что не позволил бы взять собак. — Толстяк поднял кусок пирога, понюхал и отложил обратно на тарелку. — Итак, как насчет ран гончих? Они напоминают ранения Бартона, а не Филипа Олдертона. Мозги вышиблены ударом о твердую поверхность — например, о стену каменоломни. Когда я увидел эту картину, вывод стал очевиден. Как вы и предположили, Олдертон напал на Бартона. Гончие защищали сперва Бартона, а потом себя. Олдертон каким-то образом умудрился убить всех троих, но и сам был сильно изорван псами. Увы, моя дорогая, — добавил он, когда Элис тихонько ахнула от ужаса, — иного объяснения мне придумать не удалось. Трудно представить, как он, даже при всей своей феноменальной силе, справился с ними. Однако же справился, и собственные его раны нанесены собаками, а не Бессмертным Ламбетом. К такому выводу привел меня осмотр людей и гончих.

— Но так вы только поднимаете еще больше вопросов, — запротестовал Ледьярд. — Чарльз Олдертон тоже умер в каменоломне, в полном одиночестве. И не забывайте легенду о Звере, который живет там уже сотни лет.

— Знаю, — кивнул Дарвин. — Тут и в самом деле пришлось поломать голову. Как я говорил Джейкобу, мне ненавистна сама мысль о существе бессмертном или же наделенном непомерно долгой жизнью. Это противоречило бы выживанию всего вида, к которому такое животное принадлежит. Тогда я слегка изменил вопрос. Допустим, в Олдертонской каменоломне и вправду несколько сотен лет кряду происходили диковинные события. Что же такое могло существовать на протяжении пяти или даже более поколений?

Трое его собеседников молчали.

— Какой-то дух? — робко предположила Элис.

— Только не дух. К миру духов я бы обратился в последнюю очередь — это противоречит всем моим взглядам на мир. Что, кроме духов, может существовать столь долгий срок? Мне приходит в голову только одно.

Он повернулся к Ледьярду.

— Доктор, забудьте каменоломню, забудьте Бессмертного и байки о сверхъестественном. Представьте, что сегодня вечером вы вошли в эту столовую впервые в жизни. Знаю, вы побежали в каменоломню, чтобы защитить Элис от того, кого считали волком-оборотнем. Возможно, вам будет приятно слышать, что я глубоко уверен: напав на Филипа Олдертона, вы и впрямь спасли ей жизнь. Но, предположим, вы ни о чем подобном думать не думали и ведать не ведали. Какой диагноз вы как врач поставили бы Олдертону, когда он поднялся с кресла?

Ледьярд несколько секунд задумчиво глядел на стол, а потом вскинул голову. В черных глазах сверкало прозрение.

— При таких-то симптомах? Вполне возможно, припадок эпилепсии.

Дарвин хлопнул в ладоши.

— Именно. Все симптомы вполне могли объясняться началом эпилептического припадка, приступа судорог. А эта болезнь, как известно, может передаваться из поколения в поколение. Чарльз Олдертон, как вы сказали, умер от сердечного приступа. Когда это случилось, он находился в яме один. Жестокие судороги, когда рядом нет медицинской помощи, для человека преклонных лет могут оказаться фатальными. Эпилепсия дает огромную нагрузку на все системы и органы.

— Но Филип не эпилептик! — вскричала Элис. — У него всегда было хорошо со здоровьем. Я знакома с ним больше года, и за все это время он ни разу не болел.