Антоний и Клеопатра - Шекспир Уильям. Страница 23
ТИРЕЙ
Вот наилучший путь.
Когда нас осаждают неудачи,
Воистину тот будет мудрецом,
Кто будет рад тому, что достижимо.
Его ничто не сломит. Разреши
Поцеловать тебе смиренно руку.
КЛЕОПАТРА
Теперешнего Цезаря отец,
Обдумывая новые походы,
Без счету прижимал ее к губам.
АНТОНИЙ и ЭНОБАРБ возвращаются.
АНТОНИЙ
Любезности? Юпитер-громовержец!
Откуда взялся ты?
ТИРЕЙ
Я от того,
Кто больше всех достоин послушанья.
ЭНОБАРБ
(в сторону)
Ну, выпорют тебя.
АНТОНИЙ
Сюда! Ко мне!
Не слышат, черти! Что за негодяи?
Бывало, крикнешь, и кругом цари,
Как школьники, навстречу с угожденьем.
Лишь гул стоит. А ныне докричись!
Что вы, оглохли? Я еще Антоний.
Входит СЛУЖИТЕЛЬ.
Взять этого и высечь!
ЭНОБАРБ
(в сторону)
Задирать
Пред смертью льва опаснее, чем львенка.
АНТОНИЙ
Луна и звезды! Высечь, говорю.
Что смотрите? Будь это даже двадцать
Из цезаревых данников, не сметь
Притрагиваться к ручке этой, этой...
Ну как ее теперь, когда она
Не Клеопатра? – Сечь без разговоров,
Пока он рта плаксиво не скривит
И вслух не повинится.
ТИРЕЙ
Марк Антоний...
АНТОНИЙ
Тащите сечь. Сеченого назад.
Еще нам эта Цезарева кукла
Снесет ему посланье.
Служители с Тиреем уходят.
Ты была
Не первой свежести уже задолго
До нашего знакомства. Для того ль
Оставлено нетронутое ложе
Мной в Риме, для того ль я не завел
Детей от брака с лучшею из женщин,
Чтоб подлости безропотно сносить
Той, кто заигрывает с первым встречным?
КЛЕОПАТРА
Мой повелитель...
АНТОНИЙ
Ты была всегда
Бездельницей, когда же мы доходим
В пороках до предела, горе нам!
Нас боги ослепляют. Помрачают
Нам разум нашей мерзостью. Глядят,
Как мы обожествляем тупоумье
И превозносим нашу хромоту.
КЛЕОПАТРА
Я не могу.
АНТОНИЙ
Я взял тебя объедком
С тарелки Цезаря, и ты была
К тому еще надкушена Помпеем,
Не говоря о множестве часов,
Неведомых молве, когда ты вряд ли
Скучала. Я уверен, что на слух
Тебе знакомо слово воздержанье,
Но в жизни неизвестна эта вещь.
КЛЕОПАТРА
За что, за что?
АНТОНИЙ
Позволить проходимцу,
Привыкшему к подачкам, подходить
С развязностью к моей подруге в играх,
К твоей руке, священной, как печать
Монаршая и царская присяга!
Я б мог стада Басанского холма
Перереветь. Я, точно зверь, затравлен.
Об этом невозможно толковать,
Отвешивая вежливо поклоны,
Как палачу спасибо говорить
За ловкие движенья.
Возвращаются служители с Тиреем.
Отхлестали?
ПЕРВЫЙ СЛУЖИТЕЛЬ
Пребольно, повелитель.
АНТОНИЙ
Он кричал?
Просил прощенья?
ПЕРВЫЙ СЛУЖИТЕЛЬ
Он просил пощады.
АНТОНИЙ
Пусть сетует отец твой, если жив,
Что ты не дочь. Ты розгами наказан
За службу Цезарю. Жалей о том.
Пускай тебя на будущее время
Бросает в дрожь от вида женских рук.
Ступай назад к своим. Пусть Цезарь знает,
Как приняли тебя. Скажи, что я
Не выношу его высокомерья.
Он только видит, кем я стал теперь,
А кем я был, нарочно забывает.
Он злит меня, а это легкий труд,
В особенности в данную минуту,
Когда мои созвездия зашли
И озаряют бездны преисподней.
А если он найдет мои слова
И то, как обошлись с тобой, обидным,
То мой вольноотпущенник Гиппарх
На службе у него, и ваша воля
Хлестать его, и вешать, и пытать,
Чтоб сосчитаться. Так ему и скажешь.
Теперь же марш отсюда.
ТИРЕЙ уходит.
КЛЕОПАТРА
Кончил ты?
АНТОНИЙ
Моя луна земная закатилась.
Антонию конец.
КЛЕОПАТРА
Я подожду.
АНТОНИЙ
Чтоб Цезарю польстить, ты строишь глазки
Его рабу!
КЛЕОПАТРА
Так плохо знать меня!
АНТОНИЙ
Не сердце – камень!
КЛЕОПАТРА
Если это правда,
Пусть станет в наказание оно
Отравленною градовою тучей.
Пусть первой градинкой убьет меня,
Второй – Цезариона. Постепенно
Пусть буря смоет память обо мне,
Моем потомстве и моем Египте.
Пускай непогребенные тела
Лежат в отравленной воде и мухи
В себе их похоронят.