На острие луча - Шепиловский Александр Ефимович. Страница 31

Планеты в макете должны иметь размеры средних молекул. Их специально увеличили.

Ужжаз достал из продолговатого ящика прибор, похожий на микроскоп, закрепил его на штативе и отрегулировал.

— Смотрите, — предложил он. — Спускайтесь по линии, не теряйте ее.

Я увидел все, о чем рассказывал Тоник. На девятой планете от Ригеля действительно были крохотные замысловатые знаки и контуры человеческой фигуры. Расшифровывать я их не стал: Бейгер и Ужжаз не глупее меня. Я просто срисовал знаки в свою книжку. Потом стали поочередно смотреть Квинт и Тоник.

— Где нашли макет? — спросил я Ужжаза.

— В развалинах средневекового замка. Я был еще мальчиком. Мы играли там. А много лет спустя я вспомнил об этой диковинной глыбе и забрал ее, и уже гораздо позже понял, что она собой представляет.

Слушая Ужжаза, я подумал, а не знает ли он что-нибудь о профессоре? Я отвел его в сторону.

— Вы, надеюсь, слышали о таинственном исчезновении профессора Бейгера?

— Приходилось. Мы вместе учились и даже были приятелями. Но со временем наши взгляды на жизнь разошлись, а потом разошлись и пути. Вам что-нибудь известно о нем?

— Немного. Он находится в четвертом измерении. Знаете такое?

— Поверхностно.

— И я также. Область довольно туманная и неизведанная. Я хочу найти профессора и вытащить его оттуда. Для осуществления этой цели я, Квинт и Тоник отправляемся в космос догонять изображение сожженных бумаг профессора, которые помогут нам спасти его. Не смотрите на меня так, Ужжаз. Я говорю серьезно и обдуманно.

— Вижу, что не шутите. Но хоть мне и любопытно, вопросы сейчас неуместны. Однако с вашего разрешения я выскажу просьбу.

— Какую именно?

— Позвольте помогать вам. Я был не прав, а Бейгер прав. Я у него в неоплатном долгу и должен внести посильную лепту в дело его спасения.

Я задумался. Когда-то, помню, мыкался в поисках помощника, а нынче они сами просятся. Конечно, Квинт — это хорошо. И Тоник неплохо. Но какие бы они славные не были, они помощники в основном не по научной части. А Ужжаз — это голова. Мозги мне нужны. Но решить один я не мог — мы все равноправны. Я подозвал Квинта с Тоником и изложил им просьбу Ужжаза.

— Разумеется! — обрадовался Тоник. — Это ускорит работу.

Квинт не торопился. Он молчал, и было ясно, что всем существом он против Ужжаза.

— И это обязательно? — наконец выдавил он. — Очень нужно?

— Нужно.

Квинт махнул рукой, как бы говоря «была не была».

— Где я могу вас найти? — спросил Ужжаз.

Я сказал адрес.

— Отлично! В самое ближайшее время я буду у вас. Мне только необходимо начать строительство лечебницы. До свидания!

Ужжаз надел очки, круто развернулся и, что-то сказав ожидавшим его мужчинам, быстро зашагал в сторону катера.

— Что будем с макетом делать? — спросил Тоник.

— А по-вашему, как?

— Сообщить о нем в Академию наук. Приедут — заберут.

— М-м… Заберут. Да начнут допытываться. Мы станем известными людьми. Нет! Доставим его прямо сейчас же в ближайшую обсерваторию. Втихомолочку. Там обычно безлюдно. Поехали. Впрочем, стоп.

Ужжаз ступил на борт катера, когда я его окликнул, попросил вернуться и написать записку с указанием точного места, где был найден макет. Пусть ученые обследуют замок, произведут раскопки, может, и еще что интересное найдут.

Ужжаз вырвал листок и без возражений написал записку. И даже поставил под ней неразборчивую подпись.

— Да, кстати, — сказал я. — Тоник — сын Бейгера.

— Вот как! Вдвойне приятно познакомиться.

Ужжаз пожал руку Тонику и вторично распрощался. Макет вместе с носилками положили на верх машины, обмотали крест накрест веревками и больше у Косы не задерживались.

У главного здания обсерватории я затормозил и огляделся. Поблизости никого не было. Недалеко от гаревой дорожки стояла беседка с резными некрашеными карнизами. Мы затащили в нее макет, я положил на него записку и придавил ее камнем. Полезное дело сделали. Теперь домой. В шесть рук работа пошла быстрее. Мы забыли, что такое отдых.

Кое-что пришлось пересматривать. В принципе все легко, но когда копнешь глубже, выявляется масса недосмотров. Взять лазер. Обычно для него применяют кристаллы рубина, берилла, сапфира, способных накапливать свет. Такой лазер для наших целей не подходил.

— Не может быть, — в один голос заявили Тоник и Квинт.

— Тогда загибайте пальцы и соглашайтесь со мной. Во-первых. Загнули один? Запас энергии в виде светового луча отдается мгновенно, а нам нужно, чтобы излучение шло постоянно. Во-вторых, сам луч чересчур тонок. На него ни встать, ни сесть. В-третьих, расходимость луча в лучшем случае составляет тысячную долю градуса. Если его направить на Луну, он осветит круг диаметром полтора километра. А на расстоянии шести тысяч световых лет диаметр освещенного круга будет двести тридцать четыре миллиарда километров, то есть практически луча не будет. На чем же мы будем держаться?

— М-м-м…

— И в-четвертых, вырывающийся луч ослепительно ярок, поэтому его сразу заметят. А ученые — народ дотошный, до всего докопаются.

— Тогда нужно изменить конструкцию лазера, — решительно заявил Квинт. — Доверь это нам.

— Нет, — ответил я. — Мы лучше построим иразер, излучающий инфракрасные лучи. Уж их-то никто не увидит.

— А разве такой луч может нас понести? — неуверенно спросил Тоник. — Что-то маловероятно.

— Какая разница! Было бы направленное излучение, а какое — не имеет значения. Уловили суть? Соображай, Квинт. Правильно ли я говорю?

Квинт заложил руки за спину, откашлялся и стал мерить по диагонали комнату.

— Раньше я бы сказал, что свет — это когда светло, а сейчас говорю, что это колебания электромагнитного поля. Само поле мы не видим и не слышим. Колеблется поле, бегут разные волны. Те, которые имеют длину в десятые доли микрона, улавливает наш глаз, и мы говорим и все говорят — это свет, причем разных цветов — синий, красный, оранжевый. И все эти цвета зависят от длины волны. Волны короче световых мы не видим, но находясь долго под солнцем, чувствуем их. Загар-то — дело ультрафиолетовых лучей. Помню, как однажды в Египте с меня слезла шкура вся. Нет, кожа. А все они, ультра. С волнами чуть подлиннее световых мы сталкиваемся постоянно, даже в темноте. У батареи отопления тепло? Тепло. И от горячего утюга тепло идет. И от земного шара тепло идет. Это и есть инфракрасные лучи или просто тепловые. Вот они нам подойдут. Пусть их иразер и испускает. Я так говорю, Фил?

— Разбираешься. Итак, решено — иразер. Земля огромна, тепла в ней много, вот и будет иразер черпать энергию инфракрасных лучей Земли и, концентрируя их в направленный параллельный пучок, беспрерывно посылать в пространство. На луче устроимся мы. Полный комфорт.

— Но мы же не умеем превращать тепло во что-то твердое. Провалимся сквозь этот инфракрасный пучок, — сказал Тоник.

— У нас всегда под боком нуль-пространство. Без него не обойтись. А сейчас за дело.

— За дело! — рьяно отозвался Квинт.

— За дело! — согласился Тоник и, встав из-за стола, спросил у Квинта: — А вы уже успели побывать в Египте?

— Я родился там.

— А не похож на египтянина.

— Со временем облик человека меняется, все же шестьдесят веков прошло со дня рождения!..

— ???

— Почему смотришь? Фараона не видел?

— Видел на картинках.

— А перед тобой живой стоит. Квинтопертпраптех, а не какой-нибудь Хеопс. Спасибо Филу, что меня, мумию, оживил.

Тоник медленно повернулся ко мне. Брови его полезли вверх.

Я подтвердил слова Квинта.

— Но как же так? — изумился Тоник. — Вы, вы… фараон? Оживленный?

— Что же ты вдруг завыкал? — усмехнулся я. — И удивляться нечему: простая биология. Нынче фараоны не в моде. К оживлению привыкнешь. За дело!

Много дней ушло на поиски, на проектирование, еще больше на постройку. На всякий случай сделали три иразера. Все они были изготовлены из фотонита и, чтобы не натыкаться на них, мы прикрепили их к потолку, благо дом старинный, потолки высокие. И, конечно, наши иразеры отличались от существующих так же, как сверхзвуковые лайнеры от допотопных фанерных самолетов.