На острие луча - Шепиловский Александр Ефимович. Страница 32

Основное, первостепенное было сделано. Осталась мелочь. Чтобы в полете не оказаться в вечном мраке и для большего удобства, мы решили сделать из фотонита кабину в форме пологого шара. Путешествие могло затянуться, а излишек припасов никогда не помешает. Помимо того в кабине можно находиться без скафандров. Сначала хотели сделать ее по частям, а потом соединить их в одно целое, но передумали. Работа нелегкая и прочность не та будет. Решили выдуть ее, как в свое время выдули шлемы для скафандров. В комнате кабина не поместится, и мы рискнули выдуть ее прямо на улице, разумеется, ночью.

Необходимые инструменты приготовили заранее и в первую же темную безветренную ночь приступили к работе. Вынесли специальную подставку, на которой было сделано углубление с отверстием для жидкого фотонита и баллон с воздухом. Расплавленный в плазме фотонит Квинт вынес в мешочке из ядронита и вылил в углубление. Привыкшим к темноте глазам стало на миг больно от нестерпимо яркого света. Все вокруг осветилось, как днем.

Я медленно открыл редуктор. Ослепительно белый шар рос на глазах. Я прибавил давление. Покачиваясь от ничтожного дуновения ветерка, шар увеличивался и, постепенно остывая, принимал светло-желтую окраску. Вооруженные специальным циркулем, Квинт с Тоником измерили диаметр. Еще немножко воздуха и требуемый размер достигнут. Горячий, четырехметровый шар продолжал светиться. От него несло таким жаром, что рядом стоящий забор задымился. Квинт побежал за водой. В коридоре раздался грохот. Вот недотепа! Наверняка упал с ведрами. Удивляюсь, как соседи не выскочили.

— Фил, оглянись! — дернул меня за рукав Тоник. — Что это?

На асфальте одна за другой затормозили две машины. К нам бежали люди в стальных масках. Пожарники! У пятерых в руках были шланги с брандспойтами, остальные с баграми и с топорами.

Что, что делать?

— Мы ничего не знаем. Мы прохожие, — скороговоркой сказал я и концом штангенциркуля проткнул огненный шар. Лопнул он почти бесшумно. Углубление с жидким светом я сразу же прикрыл ядронитовым мешочком и тихо сказал:

— Тащите баллон в подвал. Ориентируйтесь по лампочке на парикмахерской, она левее двери.

— Не паниковать! — раздался в темноте зычный голос. — Мы не ослепли. Пропал огонь. Достать фонари.

По двору забегали рассеянные световые зайчики. Пожарники не знали, куда бежать и что гасить. Увидев меня, они перекинули шланги через плечо и подошли.

— Что тут горело? — спросил главный.

— Не знаю. Удивляюсь сам. Столько было огня и жару и вдруг ничего не стало.

— Ложная тревога исключается… Мы сами видели огонь до последнего момента. Нужно узнать, что горело. Вы не откажетесь нам помочь?

— С удовольствием, — ответил я.

Дисциплинированные пожарники искали на совесть, заглянули куда надо и не надо, залезли на крышу дома и до смерти перепугали соседей. Дядя Коша выскочил в ночном белье и столкнулся с главным. Вид сверкающей каски подействовал на него устрашающе, он попятился, толкнул плечом дверь и, оказавшись в комнате, захлопнул ее перед носом главного.

— Проверьте, не горит ли что у вас?

— У нас прохладно. Мы не горим, — отозвалась каким-то мужским голосом тетя Шаша.

— Мы тоже не горим, — позевывая и прикрывая ладошкой рот, вышел Квинт. — А что горит?

— Если б я знал, я бы уже руководил тушением.

— Нашел! — ворвался в коридор пожарник.

Громыхая подкованными ботинками, все выскочили за ним и подбежали к обуглившемуся забору. Главный осветил фонарем доски, потрогал их рукой и задумался. Потом сделал заключение:

— Забор не горел, но под воздействием высокой температуры тлел. И в то же время он мокрый. Выводы? Выводов нет. Э… Так и доложим. Шланги свернуть! Па-а машинам!

Ясно, что после случившегося мы не могли выдувать кабину в городе. Не строить же специальный маскировочный ангар!

И тут я вспомнил, что за нашим двором, на пустыре, есть яма. Мы по привычке говорили — яма, а это был целый котлован около пяти метров глубиной и диаметром метров одиннадцать. Если соорудить над ним съемно-разборную крышу, то получится подобие подземного ангара. Этим мы и занялись. У меня с давних пор хранились три связки прокатанных дюралевых угольников. Из них сделали рамы. Тоник достал для их обтяжки рулон латунной фольги. Я не стал допытываться, где и как он ее раздобыл: по его словам — самым честным образом.

Изготовив съемную крышу, мы опять приступили к выдуванию, на этот раз в скафандрах: без них мы бы просто испеклись заживо. Кабину сделали удачно. К рассвету шар остыл и стал совершенно невидим.

Крышу мы разобрали и утащили в подвал. Шар тоже в яме оставлять нельзя. Вчера вокруг нее ходили два человека с рулеткой и что-то измеряли. А один даже спустился вниз. Значит, днем туда могли нагрянуть рабочие. Метрах в ста от ямы в укромном месте, заваленном мусором, мы вбили в землю по самые торцы четыре кола. В днище шара прожгли резаком мельчайшие отверстия и, пропустив через них накануне сделанные нити из ядронита, привязали ими шар к кольям, надеясь в следующие две ночи завершить отделку кабины.

Но разве от ребятни укроешься? Сыну наших соседей вздумалось поиграть в мячик, и однажды тот ударился о кабину, а так как она невидима, ребенку показалось забавным, что мячик отскакивает от ничего. Он и давай кидать. Я хотел послать Тоника, чтобы он отвлек мальчика от этой игры, но не успел. Странным поведением мяча заинтересовались двое прохожих. Один из них поймал мяч и с силой бросил его. Встретив преграду, мяч упруго отскочил в сторону. Мальчик побежал за ним. Прохожие остолбенели. В довершение ко всему, у проходившей мимо женщины резким порывом ветра сорвало с головы шляпку и понесло на шар. Женщина кинулась за ней и с разбега налетела на нашу кабину. Бедная! Представляю, что она испытывала.

Двое прохожих, наблюдавших за мячом, увидев, как она внезапно остановилась и, запрокинув голову, заголосила, поспешили к ней на помощь. Через секунду они сами потирали ушибленные места. Их поведение, а также неподвижно висящая в воздухе шляпка — она лежала на верхушке шара — привлекли внимание других прохожих и скоро вокруг кабины собралась толпа. Одни били по ней кулаками, тростями, другие гладили, щелкали, скребли. Какой-то тип ожесточенно стучал разводным ключом.

Толпа все увеличивалась. Мы поняли, что надо срочно принимать какие-то меры и попытались пробраться к кабине. Тщетно! Народ прибывал. Мало кто представлял, что именно произошло. Всех охватило любопытство. Задние ряды напирали. Тех, кто находился у самого шара, основательно помяли. Слышались стоны, причитания. От забора остались щепки.

Признаюсь, я растерялся. Всклокоченный, красный, в растерзанном пиджаке, ко мне пробирался Квинт. Что-то крикнул и исчез.

Я отыскал глазами Тоника и начал пробиваться к нему. И тут раздался знакомый душераздирающий скрежет. Это вернулся Квинт. Шлифуя бракованную фотонитовую втулку фотонитовым порошком, он стал расчищать дорогу к кабине.

— Заткни уши! — рявкнул я обезумевшему Тонику.

Вокруг Квинта образовалось пустое пространство. Он быстро добрался до кабины и резаком незаметно перерезал ленточки ядронита. Скрежет прекратился. Конвульсивно подергиваясь, Тоник простонал:

— Бр-р… Адский звук!

Я улыбнулся.

— Ничего. Это не страшно. Разрядка небольшая.

Так как на шар давили со всех сторон, он сразу взмыл вверх. Так выскальзывает из пальцев свежая рыбка. Освобожденное место в момент заполнилось народом. Не знаю, досталась ли шляпка хозяйке. Скорее всего ее затоптали.

Шар попал в воздушный поток и навсегда умчался в верхние слои атмосферы. Опасности для воздушного сообщения он не представлял, ибо был легче пылинки.

Люди окончательно сбились с толку, шарили по воздуху руками, палками, сумками, кто чем мог. Но постепенно волнение улеглось, и толпа мало-помалу рассеялась. Лишь несколько особенно любопытных торчали до самого вечера.

Через трое суток мы выдули другую кабину, но на этот раз закрепили ее на крыше: по крайней мере были уверены, что никто на нее не натолкнется, разве что воробей. Потом сделали входной люк и перегородку, делившую шар на два неравных отсека. Один — жилой, другой — для хранения продуктов, инструментов, иразеров, материалов и разной аппаратуры. Одновременно перегородка будет служить нам полом.