Гиблое место - Шхиян Сергей. Страница 21

– Мне бы нужно в нашу вотчину попасть, в Семеновское, – помолчав, как бы между делом сказала Морозова.

– Это где?

– Недалеко, на реке Лопасне.

О такой реке я слышал, как об одной из рек Подмосковья.

– Это где?

– Здесь, недалеко, мы туда и ехали, когда попались ногайцам.

– Дорогу знаешь?

– Люди, поди, укажут.

Против такого знания географии возразить было нечего, и мы опять замолчали. Наталья Георгиевна шла уже из последних сил, но не жаловалась и старалась не показывать свою слабость. Когда она отставала, я шел тише, давая ей возможность отдохнуть. Одета Морозова была в запачканное, рваное теплое платье, летник – самую распространенную в эту эпоху женскую одежду. Когда-то дорогое шерстяное сукно истрепалось в последние дни, что помогло ей не привлекать интереса к своей особе. Голова была замотана черным шерстяным платком из-под которого, не по обычаю, выбивались золотые кудри. Это было неприлично, но женщина так устала, что ей было не до условностей. Оставаться привлекательной в таком платье было сложно.

Однако у Морозовой был какой-то свой шарм, трудно объяснимый в таком замызганном облике к тревожной обстановке.

О смерти мужа и его странном завещании мы с ней не говорили. Наталья Георгиевна, как мне казалось, старается мелкой обыденностью заглушить свое горе. В таком поведении был резон. Потому, наверное, похороны всегда так суетны и утомительны, чтобы малыми неудобствами легче перемогалось большое несчастье.

О казаках я больше не думал. Найти нас в таком лесу было просто нереально.

Другое дело, когда мы выйдем к людям. По указанию старосты Антона, я по возможности старался придерживаться восточного направления, ориентируясь по солнцу.

Уже заметно вечерело, в лесу стало почти темно, хотя небо еще было сине. Нужно было спешить, чтобы успеть найти селение до темноты, в противном случае нам с детьми придется ночевать в лесу. Я попросил спутницу принюхиваться к печному дыму. Теперь она каждые четверть часа нюхала воздух, смешно запрокидывая лицо.

– Кажется, пахнет гарью, – сказала Наталья Георгиевна, когда я уже начал думать, где нам лучше устроиться на ночь.

– Откуда?

– Там, – вмешался в разговор Бориска и указал рукой направление.

– Точно, оттуда запах, – подтвердила и мать. Мы пошли, куда указал мальчик, и оказались на опушке леса перед деревней. В отличие от той, откуда мы бежали, эта не была укреплена тыном, ее окружала обычная околица из жердей, годная только для защиты от домашних животных. Зато она была значительно больше предыдущей.

Мы дошли до единственной улицы и постучались в крайнюю избу, одиноко стоящую на краю деревни. Вокруг нее не было даже плетня. Быстро, как будто нас ожидали, распахнулась дверь. Пахнуло кислым тестом и запахом свежеиспеченного хлеба. Однако никто к нам не вышел.

– Люди добрые, в вашей деревне живет Порфирий Кузьмич, – спросил я невидимых хозяев.

– Порфирий в Пешково живет, а мы коровинские, – ответил ломкий девичий голос. – Да вы заходите, гостями будете, – добавила невидимая с улицы девушка, видимо, успев нас рассмотреть и оценить.

Мы не стали ломаться и вошли в избу. Там уже горела лучина, но рассмотреть что-либо было невозможно.

– А до Пешкова далеко? – поинтересовался я, хотя особой разницы между деревнями для меня не было.

– Недалече, – ответила та же девушка, – почитай рядом.

– Долго идти?

– Недолго, батюшка.

– За час дойдем? – уточнил я, понимая, что расстояние – понятие для каждого свое.

– Не поняла, батюшка, за что дойти хочешь?

– Это я так. От заутренней службы до обедни дойдем?

– Не знаю, у нас же тут церкви нет, почем мне знать.

Других мер времени я придумать не смог и оставил девушку в покое.

– Ты что, одна в доме? – переменил я тему разговора.

– Одна.

– Не боязно?

– Чего бояться, – спокойным голосом ответила она, – мы люди лесные, охотные, к нам чужой человек без добра редко заходит.

– А татары и казаки здесь бывают?

– О таких я и слыхом не слыхивала. Это меня обнадежило.

– Ты нас не покормишь, красавица, я заплачу.

– И так покормлю. Садитесь под образа.

Сориентировавшись по лучине, где могут находиться в избе образа, я помог своим спутникам добраться до красного угла, и мы уселись на скамью у стола. Глаза начали привыкать к полутьме, и я, наконец, смог рассмотреть хозяйку. Она была даже не девушкой, а отроковицей, подростком лет двенадцати-тринадцати.

Чувствуя себя хозяйкой и главной в доме, девочка по-женски сноровисто двигалась по избе, накрывая на стол. Еда была типично деревенская, без изысков: те же, что и давеча, щи со свежеиспеченным хлебом и полба, пшеничная каша. Невкусно, но от голода не умрешь. Насытившись, мы тут же отпросились спать. Впервые за несколько последних дней я по-человечески выспался.