Крепостная маркиза - Шкатула Лариса Олеговна. Страница 31

— Сейчас об этом можно только гадать, но у нас в России в таких случаях говорят: что с возу упало, то пропало.

Патрик чуть заметно улыбнулся:

— Наверно, каждый народ говорит об этом, разве что другими словами. Но я предлагаю идти от противного. — Патрик усадил Соню на небольшую оттоманку у стены, потому что до сих пор они разговаривали стоя. — Итак, вы предложили мне пятую часть от денег, которые мне удастся выручить за все ваши слитки.

— Вы считаете, этого мало? — всполошилась Соня. — Наверное, я слишком неопытна в таких сделках или… или просто пожадничала. Пусть будет четвертая часть… или даже третья.

— Да-а, вы совсем не умеете торговаться, — усмехнулся Патрик. — Если бы мы с вами продавали, например, яблоки из своего сада, чтобы прожить на вырученные средства, то, наверное, умерли бы с голоду… Полно, не хмурьтесь, я же пошутил!

— Пошутили, — жалобно произнесла Соня. — Я и сама понимаю, что без знающего и верного человека рядом со мной я могла бы совсем пропасть…

— А я удивился, когда узнал, что вы осмелились одна приехать в чужую страну, причем почти без средств к существованию, и до сих пор ухитряетесь не впасть в нищету и не умереть с голоду… Значит, все не так уж плохо, как кажется. Ваш ангел-хранитель, похоже, настойчив и не дает вам предаваться унынию, а толкает к действию.

— Скорее, это оттого, что во мне течет кровь князей Астаховых, а они все были люди талантливые.

Немного авантюристы и умеющие то, что другим не дано… Нет, во мне совсем мало этой крови, иначе я давно бы уже что-нибудь придумала.

— Но до сих пор вам удавалось продержаться.

— Я была не одна, с Агриппиной, — напомнила Соня.

— Что-то в Версале я ее рядом с вами не видел…

Но сейчас речь не о том. Я могу отказаться и от этих ваших все возрастающих частей, которые вы мне сейчас так необдуманно предлагали, если вы согласитесь, чтобы я попробовал, кроме всего прочего, отыскать то золото, которое вывез и спрятал Флоримон де Баррас, и взять за это, скажем, четверть его стоимости. Вы не думаете, что я прошу слишком много?

— Много? — изумилась Соня. — От того, что я считаю потерянным и на что вообще более не претендую? Думаю, если вы его найдете, вполне можете забрать себе все!

— Нет, мадемуазель Софи, я хоть и последний сын в роду и не могу наследовать отцу, но это вовсе не значит, что я стану зарабатывать себе состояние таким недостойным способом. Или вы согласитесь на мое предложение, или я вообще не смогу взять для себя ни одного су!

— Согласна! Я согласна на все!

Соня посмотрела в глаза Патрику. О нет, она вовсе не увидела в них простодушия или бесшабашности. Это были глаза человека, о котором в России сказали бы: себе на уме. Кто он на самом деле? Авантюрист? Разведчик на службе у королевы? Или у своего короля? Но он, безусловно, придерживается собственного кодекса чести, из-за чего ему хотелось верить. И доверять.

Ей был очень нужен такой человек. В этой чужой стране. И если судьба так милостива к ней, что позволяет иметь подле себя преданного и знающего мужчину, Соня должна денно и нощно благодарить ее за столь щедрый подарок.

Странно, что с каждым днем в ее памяти образ Тредиаковского-Потемкина становился все более расплывчатым, словно он был ей не венчанным супругом, а всего лишь мужчиной, с которым она была недолго знакома. Точнее, недолго ему принадлежала.

Интересно, надо ли признаться Патрику в том, что она теперь замужем?

Так, продолжим эту мысль: признаться Патрику в том, что она замужем, чтобы… что?.. Пороху не хватает честно самой себе признаться? Что она уже представила его рядом с собой в постели…

Соне неприятно было чувствовать, что она будто разрывается надвое при мысли о Григории в связи с думами о Патрике. Неприятно думать о собственном муже? Хорошо, внутренний голос напомнил ей: «О том самом, что бросил тебя одну не просто в незнакомом месте, а в лесу, в убогой сторожке…»

К счастью, такой умный, наблюдательный Патрик, который умел выжимать нужные ему сведения, кажется, даже из камня, не мог читать мысли. Потому она запретила себе пока думать о своем супруге, а сказала упрямо:

— В продолжение нашего торга мы должны оговорить сумму, которую я стану платить вам как дворецкому. А также, если вы не найдете то злополучное золото, я оставляю за собой право вознаградить ваши усилия по превращению оставшегося золота в имеющие хождение золотые монеты… Не упирайтесь, Патрик, это будет вполне справедливо. Подумайте, вы ничем меня не обездолите. Там, в России, когда мы были так бедны…

Она увидела потрясение в его взгляде и настойчиво повторила:

— Да, мы были очень бедны. Знаете, я даже была вынуждена отказываться от предложений посещать балы и праздники, потому что нам с матушкой не хватало денег на новое платье… Даже брат Николай…

Он не мог купить себе новый мундир, отдавал в починку старый…

— Значит, и вы познали ужас нищеты? — глухо сказал Патрик.

— В полной мере, — вздохнула Соня.

Перед ее мысленным взором живо встали картины их бедной, но все же такой милой и уютной жизни. Нет, она ничего не знала про ужас — наверное, потому, что маменька делала все, чтобы их бедность не так бросалась в глаза. Может, Николя и считал их жизнь ужасом. Наверное, мужчины переносят бедность гораздо тяжелее, чем женщины…

Зря она говорит обо всех женщинах. Сама Соня от многих из них отличалась. Ей больше нравилось читать книги, чем ездить по балам, и она не хотела выходить замуж пусть за старого, но за богатого…

А Патрик… С таким волнением он обмолвился именно об ужасе, и именно нищеты, а не бедности.

Что же за переживания испытал он? Почему впервые о чем-то этаком обмолвился? Но это все потом. Потом она осторожно подберет к нему ключик, расположит к откровенности и тогда услышит историю его жизни.

Так о чем там они только что беседовали?

— А почему вы думаете, Патрик, что сможете разыскать пропавшее золото?

Он встал и прошелся перед сидящей Софьей, словно от волнения не мог усидеть на месте. Словно она оставалась, а он уезжал воевать за это самое золото.

Странно было видеть его, такого сдержанного, а иногда даже, как казалось Соне, холодного, столь сейчас взбудораженным, что он не в состоянии был усидеть на месте от предвкушения интересного дела.

— Наша семья всегда славилась своими следопытами, — сказал он. — Наверное, потому и меня все время тянет идти по следу какой-либо тайны и узнавать для себя правду. Хорошо, что вы мне обо всем рассказали, иначе я бы не придал значения тому, что мимоходом узнал в своих розысках…

Соня про себя усмехнулась слегка: ну, положим, еще не обо всем она ему рассказала, но ведь у нее еще будет время для откровенности.

— Когда я почувствовал, что вы от меня что-то скрываете, то не смог принять это как данность. И поскольку не люблю бродить в потемках, стал потихоньку узнавать все сам… Вы меня прощаете?

— Придется. Ведь у нас с вами теперь общее, тайное для других дело.

— Начать которое надо с того, чтобы подсчитать, сколько слитков в подземелье осталось, — подхватил Патрик.

— Но сегодня уж давайте не будем спускаться в подземелье, — предложила Соня.

— Как вашему сиятельству будет угодно Он почтительно склонил голову, но при этом в глазах его сверкнул лукавый огонек. Он выпрямился и посмотрел на нее будто с новым интересом.

— Интересная вы женщина, Софи. Я догадывался, носом чувствовал, что в вашей жизни есть какая-то тайна. Но вот, кажется, я ее узнал, а прежнее ощущение отчего-то меня не отпускает. Не хочу показаться навязчивым, княжна Астахова, но… все ли вы мне рассказали?

— Что я вам еще должна рассказать?! — громко возмутилась Соня, но вышло это у нее совсем ненатурально.

— Не знаю, — пожал плечами Патрик. — Ведь это вы собирались мне что-то рассказать.

— Не собиралась я вам ничего рассказывать!

— Вы не умеете лгать, ваше сиятельство., нет, нет, Софи, только не браните меня! Хотите обвинить своего дворецкого в амикошонстве… Я прекрасно понимаю, какая между нами разница, и хотел всего лишь вам помочь. Ведь иной раз трудно носить на душе что-то, не имея возможности поделиться с близким человеком.