Василий Тёркин - Твардовский Александр Трифонович. Страница 11
О герое
– Нет, поскольку о награде
Речь опять зашла, друзья,
То уже не шутки ради
Кое-что добавлю я.
Как-то в госпитале было.
День лежу, лежу второй.
Кто-то смотрит мне в затылок,
Погляжу, а то – герой.
Сам собой, сказать, – мальчишка,
Недолеток-стригунок.
И мутит меня мыслишка:
Вот он мог, а я не мог…
Разговор идёт меж нами,
И спроси я с первых слов:
– Вы откуда родом сами —
Не из наших ли краёв?
Смотрит он:
– А вы откуда? —
Отвечаю:
– Так и так,
Сам как раз смоленский буду,
Может, думаю, земляк?
Аж привстал герой:
– Ну что вы,
Что вы, – вскинул головой, —
Я как раз из-под Тамбова, —
И потрогал орден свой.
И умолкнул. И похоже,
Подчеркнуть хотел он мне,
Что таких, как он, не может
Быть в смоленской стороне;
Что уж так они вовеки
Различаются места,
Что у них ручьи и реки
И сама земля не та,
И полянки, и пригорки,
И козявки, и жуки…
И куда ты, Васька Тёркин,
Лезешь сдуру в земляки!
Так ли, нет – сказать, – не знаю,
Только мне от мысли той
Сторона моя родная
Показалась сиротой,
Сиротинкой, что не видно
На народе, на кругу…
Так мне стало вдруг обидно, —
Рассказать вам не могу.
Это да, что я не гордый
По характеру, а всё ж
Вот теперь, когда я орден
Нацеплю, скажу я: врёшь!
Мы в землячество не лезем,
Есть свои у нас края.
Ты – тамбовский? Будь любезен.
А смоленский – вот он я,
Не иной какой, не энский,
Безымянный корешок,
А действительно смоленский,
Как дразнили нас, рожок.
Не кичусь родным я краем,
Но пройди весь белый свет —
Кто в рожки тебе сыграет
Так, как наш смоленский дед.
Заведёт, задует сивая
Лихая борода:
Ты куда, моя красивая,
Куда идёшь, куда…
И ведёт, поёт, заяривает —
Ладно, что без слов,
Со слезою выговаривает
Радость и любовь.
И за ту одну старинную
За музыку-рожок
В край родной дорогу длинную
Сто раз бы я прошёл,
Мне не надо, братцы, ордена,
Мне слава не нужна,
А нужна, больна мне родина,
Родная сторона!
Генерал
Заняла война полсвета,
Стон стоит второе лето.
Опоясал фронт страну.
Где-то Ладога… А где-то
Дон – и то же на Дону…
Где-то лошади в упряжке
В скалах зубы бьют об лёд…
Где-то яблоня цветёт,
И моряк в одной тельняшке
Тащит степью пулемёт…
Где-то бомбы топчут город,
Тонут на море суда…
Где-то танки лезут в горы,
К Волге двинулась беда…
Где-то будто на задворке,
Будто знать про то не знал,
На своём участке Тёркин
В обороне загорал.
У лесной глухой речушки,
Что катилась вдоль войны,
После доброй постирушки
Поразвесил для просушки
Гимнастёрку и штаны.
На припёке обнял землю.
Руки выбросил вперёд
И лежит и так-то дремлет,
Может быть, за целый год.
И речушка – неглубокий
Родниковый ручеёк —
Шевелит травой-осокой
У его разутых ног.
И курлычет с тихой лаской,
Моет камушки на дне.
И выходит не то сказка,
Не то песенка во сне.
Я на речке ноги вымою.
Куда, реченька, течёшь?
В сторону мою, родимую,
Может, где-нибудь свернёшь.
Может, где-нибудь излучиной
По пути зайдёшь туда,
И под проволокой колючею
Проберёшься без труда,
Меж немецкими окопами,
Мимо вражеских постов,
Возле пушек, в землю вкопанных,
Промелькнёшь из-за кустов.
И тропой своей исконною
Протечешь ты там, как тут,
И ни пешие, ни конные
На пути не переймут,
Дотечешь дорогой кружною
До родимого села.
На мосту солдаты с ружьями,
Ты под мостиком прошла,
Там печаль свою великую,
Что без края и конца,
Над тобой, над речкой, выплакать,
Может, выйдет мать бойца.
Над тобой, над малой речкою,
Над водой, чей путь далёк,
Послыхать бы хоть словечко ей,
Хоть одно, что цел сынок.
Помороженный, простуженный
Отдыхает он, герой,
Битый, раненый, контуженный,
Да здоровый и живой…
Тёркин – много ли дремал он,
Землю-мать прижав к щеке, —
Слышит:
– Тёркин, к генералу
На одной давай ноге.
Посмотрел, поднялся Тёркин,
Тут связной стоит,
– Ну что ж,
Без штанов, без гимнастёрки
К генералу не пойдёшь.
Говорит, чудит, а всё же
Сам, волнуясь и сопя,
Непросохшую одёжу
Спешно пялит на себя.
Приросла к спине – не стронет.
– Тёркин, сроку пять минут.
– Ничего. С земли не сгонят,
Дальше фронта не пошлют.
Подзаправился на славу,
И хоть знает наперёд,
Что совсем не на расправу
Генерал его зовёт, —
Всё ж у главного порога
В генеральском блиндаже —
Был бы бог, так Тёркин богу
Помолился бы в душе.
Шутка ль, если разобраться:
К генералу входишь вдруг, —
Генерал – один на двадцать,
Двадцать пять, а может статься,
И на сорок вёрст вокруг.
Генерал стоит над нами, —
Оробеть при нём не грех, —
Он не только что чинами,
Боевыми орденами,
Он годами старше всех.
Ты, обжегшись кашей, плакал,
Ты пешком ходил под стол,
Он тогда уж был воякой,
Он ходил уже в атаку,
Взвод, а то и роту вёл.
И на этой половине —
У передних наших линий,
На войне – не кто как он
Твой ЦК и твой Калинин.
Суд. Отец. Глава. Закон.
Честью, друг, считай немалой,
Заработанной в бою,
Услыхать от генерала
Вдруг фамилию свою.
Знай: за дело, за заслугу
Жмёт тебе он крепко руку
Боевой своей рукой.
– Вот, брат, значит, ты какой.
Богатырь. Орёл. Ну, просто —
Воин! – скажет генерал.
И пускай ты даже ростом
И плечьми всего не взял,
И одет не для парада, —
Тут война – парад потом, —
Говорят: орёл, так надо
И глядеть и быть орлом.
Стой, боец, с достойным видом,
Понимай, в душе имей:
Генерал награду выдал —
Как бы снял с груди своей —
И к бойцовской гимнастёрке
Прикрепил немедля сам,
И ладонью:
– Вот, брат Тёркин, —
По лихим провёл усам.
В скобках надобно, пожалуй,
Здесь отметить, что усы,
Если есть у генерала,
То они не для красы.
На войне ли, на параде
Не пустяк, друзья, когда
Генерал усы погладил
И сказал хотя бы:.
– Да…
Есть привычка боевая,
Есть минуты и часы…
И не зря ещё Чапаев
Уважал свои усы.
Словом – дальше. Генералу
Показалось под конец,
Что своей награде мало
Почему-то рад боец.
Что ж, боец – душа живая,
На войне второй уж год…
И не каждый день сбивают
Из винтовки самолёт.
Молодца и в самом деле
Отличить расчёт прямой,
– Вот что, Тёркин, на неделю
Можешь с орденом – домой…
Тёркин – понял ли, не понял,
Иль не верит тем словам?
Только дрогнули ладони
Рук, протянутых по швам.
Про себя вздохнув глубоко,
Тёркин тихо отвечал:
– На неделю мало сроку
Мне, товарищ генерал —
Генерал склонился строго;
– Как так мало? Почему?
– Потому – трудна дорога
Нынче к дому моему.
Дом-то вроде недалечко,
По прямой – пустяшный путь…
– Ну а что ж?
– Да я не речка;
Чтоб легко туда шмыгнуть.
Мне по крайности вначале
Днем соваться не с руки.
Мне идти туда ночами,
Ну, а ночи коротки…
Генерал кивнул:
– Понятно!
Дело с отпуском – табак. —
Пошутил:
– А как обратно
Ты пришёл бы?..
– Точно ж так…
Сторона моя лесная,
Каждый кустик мне – родня.
Я пути такие знаю,
Что поди поймай меня!
Мне там каждая знакома
Борозденка под межой.
Я – смоленский. Я там дома.
Я там – свой, а он – чужой.
– Погоди-ка. Ты без шуток.
Ты бы вот что мне сказал…
И как будто в ту минуту
Что-то вспомнил генерал.
На бойца взглянул душевней
И сказал, шагнув к стене:
– Ну-ка, где твоя деревня?
Покажи по карте мне.
Тёркин дышит осторожно
У начальства за плечом.
– Можно, – молвит, – это можно.
Вот он Днепр, а вот мой дом.
Генерал отметил точку.
– Вот что, Тёркин, в одиночку
Не резон тебе идти.
Потерпи уж, дай отсрочку,
Нам с тобою по пути…
Отпуск точно, аккуратно
За тобой прошу учесть.
И боец сказал:
– Понятно. —
И ещё добавил:
– Есть.
Встал по форме у порога,
Призадумался немного,
На секунду на одну…
Генерал усы потрогал
И сказал, поднявшись:
– Ну?..
Скольких он, над картой сидя,
Словом, подписью своей,
Перед тем в глаза не видя,
Посылал на смерть людей!
Что же, всех и не увидишь,
С каждым к росстаням не выйдешь,
На прощанье всем нельзя
Заглянуть тепло в глаза.
Заглянуть в глаза, как другу,
И пожать покрепче руку,
И по имени назвать,
И удачи пожелать,
И, помедливши минутку,
Ободрить старинной шуткой:
Мол, хотя и тяжело,
А, между прочим, ничего…
Нет, на всех тебя не хватит,
Хоть какой ты генерал.
Но с одним проститься кстати
Генерал не забывал.
Обнялись они, мужчины,
Генерал-майор с бойцом, —
Генерал – с любимым сыном,
А боец – с родным отцом.
И бойцу за тем порогом
Предстояла путь-дорога
На родную сторону,
Прямиком – через войну.