След кроманьонца. Страница 25

Веревка явно та самая, а вот место… Нет, не проходил он здесь, когда спускался! Были, конечно, два небольших снежника, но такого точно не было! Этот, шириной пять-шесть метров, расположен в узкой промоине с крутыми бортами. Вниз он просматривается метров на сто до ближайшего изгиба русла, а вверху, метрах в пятидесяти, теряется в знакомом белесом мареве. Веревка лежит прямо на снегу.

Женька потыкал снег сапогом: верхний зернистый слой был рыхлым и хорошо проминался.

– Значит, так: я иду первым, а ты за мной. За меня не держись, держись за веревку. Стопу ставь поперек склона, обязательно поперек! Старайся попадать в мои следы. Если сорвешься и пойдешь вниз, не паникуй: переворачивайся на спину и тормози пятками. А потом потихоньку перебирайся к краю, к камням. Ты когда-нибудь каталась на лыжах? Ну, разумеется!

Подниматься оказалось даже легче, чем он предполагал. Только вот веревка все никак не хотела уходить со снежника. Ну, как, как она тут оказалась?!

Зверь склонил узкую длинную морду и еще раз принюхался – запах был незнакомый и вкусный. Предмет, тонкий и длинный, явно был не живым, но шевелился, подергивался и не убегал! Зверь всегда жил в этом белесом мареве и прекрасно видел сквозь него. Он видел, что почти вся стая выстроилась вверх по склону и что-то вынюхивает. Он мог переварить все, кроме камней, и решился – если остальные начнут есть раньше, ему достанется мало.

Они летели долго и быстро. В первые же секунды Женька расстался с мешком и мечами, хотя, признаться, бросать столь изысканные харчи было жалко. Пару раз он выкатывался на край и цеплялся за камни, но, увидев, что Эллана продолжает свой слалом, отпускал опору.

Самое удивительное, что все закончилось благополучно: внизу спуск стал более пологим, а снег на нем совсем рыхлым. Правда, из него здесь и там торчали камни.

Снег набился ей, кажется, во все мыслимые и немыслимые места. Эллана долго ругалась, плевалась, выковыривая льдинки из обуви и одежды.

– Ну что, пойдем искать рюкзак с твоими дамскими принадлежностями? – усмехнулся Женька и посмотрел наверх: там, конечно, не было уже ни тумана, ни скал.

– Так и знала, что потеряешь, – тоном сварливой жены ответила спутница и продемонстрировала сверток. – Больше у меня в карман не влезло!

Рыжий Волк не трогал уздечку, вообще не шевелил руками, положив их на бедра ладонями вниз. Он почти застыл в седле, только чуть-чуть подправлял лошадь босыми пятками. Прямая спина, голова гордо поднята, глаза полуприкрыты – именно так всегда держался отец. Теперь его спину щекочут вплетенные в волосы знаки власти, теперь его грудь украшает рисунок Рыжей Волчицы. Уже два года, два долгих года он принимает решения, он отвечает за все на земле предков.

Шея затекла, но вождь не стал поворачивать голову – он и так все видит и слышит. Они едут по единственной улице-дороге поселка – места, где живут Одетые Люди. Уже стихают воинственные крики, все реже слышен визг женщин, не свистят больше стрелы. Между домами мелькают раскрашенные тела: воины Рыжей Волчицы ищут врагов, но уже не осталось живых. Среди Одетых Людей – детей Единого Бога – было много сильных мужчин. Но он придумал, как лишить их Смертельного Грома, а без него они беспомощны, как дети.

Пронзительный визг раздался совсем близко, лошадь дернулась, но вождь удержал ее. Он не повернул головы, только чуть улыбнулся уголками губ: «Это Зимний Ветер и Толстый Барсук тащат женщину, а она вырывается, путается в своей длинной одежде и орет так, будто ее режут. Конечно, Барсук уже взрослый, и ему нужна своя женщина, а женщина Зимнего Ветра стара и некрасива – они еще будут драться из-за этой. А вон что-то тащит Черный Лось. Я приказал ничего не брать в домах Одетых Людей, кроме оружия и женщин, если кто-то захочет возиться – они часто бывают красивы, но их трудно приручать. Черный Лось хочет иметь много одеял в своем жилище? Он пожалеет об этом!»

Слева раздался боевой клич и сразу – рев, от которого, казалось, дрогнул воздух. Дверь бревенчатого домика распахнулась, и на улицу вывалился огромный человек, вся голова которого заросла густыми черными волосами. Три воина Рыжей Волчицы сидели на нем, как белки на дереве.

– Ва-а-а!!! – взревел черный человек, стряхнул с себя воинов и ухватил небольшое бревно, что стояло у двери.

– Хек! – и Весенний Лед больше никогда не возьмет в руки копье.

– Хек! – и Желтый Дым ступил на тропу Мертвых.

– Ва-а-а!!! – человек бросил бревно и побежал по улице, размахивая руками. – Ва-а-а!!!

Что-то коротко свистнуло у самого уха. Черный человек замолк, остановился и упал лицом вниз, широко раскинув руки.

Вождь не обернулся, не замедлил шага лошади:

– Зачем ты сделал это? Он был воином.

Осенняя Туча, двигавшийся на полкорпуса сзади, обхватил лошадь за шею, свесился и выдернул топор из затылка убитого:

– Без Смертельного Грома у них нет воинов. Он убегал, и я подумал… Что там такое, Рыжий Волк?

Вождь хорошо знал это место. Здесь кончалась дорога и стоял маленький домик Доброго Человека, а напротив – длинный низкий дом с большими дверями, куда Одетые Люди осенью складывали хлебные зерна и сухую траву. Возле стены этого дома полукругом толпились воины. Они кричали, подпрыгивали на месте, старались протолкаться вперед.

Лошадь без страха перешагивала через трупы Одетых, и вождь подъехал совсем близко. Осенняя Туча опять подал голос:

– Ух ты! У них нашелся воин, ух! И я, я тоже хочу!

– Нет, он не их. Смотри!

Три мертвых воина Рыжей Волчицы уже лежали в пыли. На пространстве между стеной и зрителями Утренний Луч исполнял Танец Смерти. Он перебрасывал нож из руки в руку, делал выпады – обманные, режущие, колющие. Его противник казался худосочным подростком. На нем были широкие короткие штаны из облезлой шкуры (Одетые Люди не носят таких!), а кожа на теле бледна, как у вчерашнего трупа, – и никаких знаков! Даже волосы на голове отрезаны и торчат, как у ребенка. За спиной Бледного Воина к стене прижимается то ли девочка, то ли совсем молодая маленькая женщина. Она явно из Одетых, но на ней штаны, а не платье, и черноволосая голова не покрыта.

Бледный тоже танцевал, но как-то вяло, в нем не было Веселья Смерти. Вождю это напомнило картинки из жизни Одетых (в молодости он любил наблюдать за ними): вот так, без ярости и радости изо дня в день они делают свою работу, потому что она никогда не кончается.

«Разве так должен сражаться настоящий мужчина? – размышлял Волк. – Впрочем, наверное, Бледный просто бережет силы, ведь у него еще много, очень много противников. Но зачем он топчется возле этой женщины? Если она – его, то ее не тронут, пока он жив. Неужели не понимает, что его уже оценили, его удостоили Веселой или Прекрасной Смерти, которая достается настоящим воинам?»

Бледный Воин крутнулся, уходя от удара, еле заметно дернул рукой… Утренний Луч остановился, выронил нож и… рухнул на землю! Его тут же ухватили за ноги и потащили в сторону, освобождая место. Крик, толкотня – все решают, кто пойдет следующим. Еще немного, и они передерутся за право отведать ножа Бледного. А тот стоит, расставив ноги, и руки опустил. Кажется, он еще не устал – бледная кожа суха и не блестит от пота.

Орлиный Клюв доказал свое право быть следующим. Вот он! Теперь Бледному придется попрыгать, прежде чем ступить на Тропу Мертвых: топор Орлиного Клюва неуловим и невидим, как крыло мухи в полете!

Начали. Да, Бледный запрыгал! О, боевой топор – это длинная рука, он достанет везде! Вот это – да, вот это – уже похоже на настоящий Танец Смерти! Бледному мало места, ему некуда деваться от длинной руки Орлиного Клюва, он мечется, он… атакует!!!

И замер занесенный топор, замер и… выпал из могучей руки. Орлиный Клюв приложил к груди левую руку, посмотрел, как стекает кровь с пальцев, и воздел ее вверх:

– Уа-ау-у-у-у!

Вот так умирают настоящие воины – дети Рыжей Волчицы!