Предатели по призванию - Щербаненко Джорджо. Страница 37

Адель Террини прибыла в Болонью вовсе не для того, чтобы утешать подругу, потерявшую мужа, – такие сантименты были ей совершенно чужды, – а прибыла потому, что бывший ее одноклассник, с которым она, естественно, состояла в плотской связи и который в настоящее время был крупной шишкой эмильянского отделения фашистской партии, обратился к ней с просьбой переправить его в Швейцарию: ему стало как-то не с руки разгуливать по Болонье в форме, когда вокруг только и свистели пули; она тут же по-сестрински, по-матерински откликнулась, приехала, имела с ним беседу и заверила, что сама проводит его в Швейцарию. В действительности же намерения у нее были совсем иные: наверняка где-нибудь в нескольких метрах от швейцарской границы бывшего одноклассника схватил фашистский патруль. Как знать, может, Адель и Туридду продавали своих подопечных на вес?

Но Тони Паани в тот день обо всем этом, естественно, не подозревал. Лежа на мягкой постели, в тепле и, как он полагал, в безопасности, он видел то, чего в вульгарнейших индустриальных Штатах никогда не увидишь, – женщину, которая вяжет на спицах, уютно и сосредоточенно устроившись у окна; Адель наполняла сердце теплотой, создавала ощущение семьи, домашнего очага, нежно касалась вековых струн души и словно переносила в Абруцци, на родину его отца, к подножию горы Паганика, от которой взяли свое название деревня и его род; а еще она с первого дня вселила в него надежду вскорости пережить это мрачное время, надежду на лучший, светлый мир, где будут жить женщины, умеющие вязать на спицах, и ее лицо, и мельканье спиц вдохновили его добавить к имени Адель прозвище Надежда. Все это было в деталях изложено в одном из документов, подшитых к делу за номером 2999, а именно в письме Энтони Паани своей жене Монике, не отправленном из-за почтовых осложнений.

Что же касается Адели Террини, которую он называл Адель Надежда, а в Ка'Тарино и Романо-Банко все называли Адель Сучка, то она в серый октябрьский день 1944 года, плетя шерсть и одновременно всякие небылицы этому дураку янки, мыслила гораздо более конкретными категориями. Она нашла, хотя и не искала, американского офицера с пистолетами, передатчиком и наверняка с кучей денег, зашитых в ремень (американцы все миллионеры – в этом она была убеждена), и такую находку нельзя сбыть за просто так. Если она его сдаст в гестапо, то в лучшем случае ей светят талоны на бензин – скупость немцев известна. А фашисты вообще ничего бы ей не дали, потому что у них ничего и не было, к тому же они не знали бы, что им делать с такой крупной птицей, – возможно, сами перепродали бы его немцам или же постарались бы завязать с ним дружбу, чтобы заблаговременно перейти Готическую линию и избежать наказания после войны. Нет, на него у Адели были большие виды: его надо заставить работать. Капитан пехотных войск Энтони Паани (Паганика) – просто кладезь всяческих богатств, и материальных и духовных. Надо во что бы то ни стало переправить его в Милан, где Туридду обо всем позаботится.

Адель тихонько отложила вязанье и присела на постель к Энтони. Но она недоучла два момента: во-первых, человек этот был романтик, а во-вторых, с рождения дышал англосаксонским пуританским воздухом и не впитал в себя чувственности латинян; он любил жену и, даже сгорая от желания, ни за что бы не лег в постель с другой женщиной; вот почему Антони Паани был единственным мужчиной, который подошел к Адели Террини ближе чем на десять метров и не переспал с нею. На этот счет в папке была подшита адресованная Туридду записка (эту записку обнаружили итальянские историки и, зарегистрировав, направили в Вашингтон) следующего содержания: «Ничего не вышло, потому что этот Тони – кретин, только и говорит что о жене и дочери – ах, Моника! ох, Сюзанна! – и хотя мы спим в одной комнате, но он до сих пор еще меня не...» – далее следовал весьма откровенный глагол, означающий физическую близость между женщиной и мужчиной.

7

Судя по документу за номером 3002, Адель Террини довольно успешно сотрудничала с капитаном американских пехотных войск Энтони Паани (Паганика): в Болонье она укрывала его в течение недели (за это время он по рации установил контакт с Римом), перевезла его в Милан и поселила в особняке на улице Монте-Роза, где проживал ее кузен Туридду Сомпани. Адвокат Туридду Сомпани также не без успеха сотрудничал с капитаном: связал его со штабом миланского Сопротивления и поставил ему информацию, которая (как свидетельствует документ под тем же номером) была неизменно точной: достоинство предателей по призванию состоит в том, что они никогда не подсовывают клиенту липовый товар и тем самым демонстрируют жертве свою искреннюю дружбу. Большим преимуществом такой политики было то, что Адели и Туридду даже не пришлось грабить Энтони Паани, как они вначале предполагали. До самого Рождества происходил сбор информации: они сообщали капитану расположение немецких и фашистских частей, которые им удавалось получать по эстафете; капитан Паани был уверен, что они рискуют жизнью, а на самом деле они просто ходили по Милану с настоящими немецкими и фашистскими пропусками; комнаты на втором этаже особняка, смотря по обстоятельствам, служили то ночным убежищем партизан, то домом свиданий немецких офицеров с юными – от двадцати и ниже – коллаборационистами; а так как повсюду царил хаос – ни те, ни другие ни о чем не подозревали. Информация же, поставляемая американцу, всегда щедро оплачивалась: капитан Паани ошибочно полагал, что добывать ее стоит им немалых трудов, а за большие труды, как говорится, большая и награда.

Незадолго до Рождества три миллиона капитана Паани подошли к концу. По наущению Туридду Сомпани Адель Надежда посоветовала Энтони пополнить свои финансы, и Рим вроде бы уже склонялся к тому, чтобы удовлетворить это требование; три ночи подряд в окрестностях Кремы подпольная группа ожидала самолет с грузом оружия и деньгами на создание (за это взялся Туридду) новой подпольной организации, которая вместе с остальным подпольем держала бы под контролем всю Ломбардию.

Но вместо груза спустя три ночи поступила радиограмма № 3042: «Bh и Вк ведут двойную игру, приказываем уничтожить передатчик и скрываться в зоне 4 вашего сектора». Кто был ангелом-хранителем, сообщившим в Рим союзному командованию, что Адель и Туридду (Bh и Вк) – грязные предатели, – этого не знал даже военно-исторический архив в Вашингтоне.

Получив такую радиограмму, капитан Паани был потрясен: Адель ведет двойную игру – для него это было непостижимо, ведь теперь он тоже носил связанный ею свитер и помнил, как она его вязала, как полотно увеличивалось день ото дня; внизу она вывязала потайной кармашек, куда он спрятал две капсулы с цианистым калием, вызывающим мгновенную смерть, – на случай, если его подвергнут пыткам; эта женщина, просиживающая над вязанием в особняке на улице Монте-Роза, по его мнению, не могла быть грязной немецкой шпионкой, а в действительности она была таковой, и не только немецкой, но ведь он совсем не знал о психоанализе и не подозревал, что такое спокойное, такое исконно женское рукомесло, как вязание, для погрязшей в пороках преступницы – маниакальное наваждение, своеобразный тик, а вовсе не признак женственности и чистоты, которых она отродясь не имела.

Энтони Паани передал в Рим, что Bh и Вк – люди стопроцентно надежные, в течение нескольких месяцев делом доказавшие свою лояльность. В ответной радиограмме говорилось: «Связь прекращаем: опасно для вас. Надеемся, что вам удастся достичь зоны 4». И сдержали слово: сколько он ни пытался, ему больше не удалось выйти на связь со своим командованием.

Пережив первоначальное потрясение, капитан Паани внутренне похолодел – но не от страха, поскольку не верил и никогда бы не поверил, что Адель и Туридду могут быть предателями, – а от ярости: вот, думал он, почему у американцев никогда не было настоящих, верных друзей, ведь стоит им обрести таких друзей, как Адель и Туридду, они тут же принимают их за предателей. Конечно, он был не настолько глуп, чтобы рассказать обо всем Адели и Туридду, но они тем не менее что-то учуяли, и, чтобы выяснить доподлинно, в чем дело, Адель предприняла последнюю попытку уложить его в постель; это было в рождественскую ночь: надеясь сыграть на трогательной атмосфере праздника, она снова и снова заставляла его рассказывать про жену и маленькую Сюзанну (к тому Рождеству ей исполнилось семь лет), то и дело подливала ему вина, даже притворилась, будто поскользнулась и упала на пол, с тем чтобы он, поднимая, обнял ее, но опять ничего не вышло. Только две вещи капитан Паани так и не открыл Адели: четыре варианта шифра и условный сигнал для начала радиосеанса, без которого выйти на связь с Римом было невозможно, а еще то, что у него остались припрятанные полмиллиона лир.