Вечная Любовь - Нагорнов Николай. Страница 39
- Какой Вы романтик, Орлов! Вы всегда изъясняетесь таким высоким штилем? Ну, не смущайтесь, пожалуйста. Просто я такая... Ах, такая, такая... Все, стоп. Сколько сейчас?
Берешь мою руку с часами как свою и смотришь на электронные цифры:
- Одиннадцать сорок? Чудесно! Итак, Вы меня приглашаете?
- Да. Я живу в Солнечном. Пятнадцать минут на такси. Другой берег Реки.
- Вы знаете, я живу в Новом Городе, мне это ничего не говорит. Ладно, едем. Так и быть, первую лекцию я прогуляю ради Вас.
- Я так Вам понравился?
- Представьте себе. Очень. Сама не знаю чем. Вы удивлены? Не стоит. И бросьте называть меня "на Вы".
- Хорошо. И ты брось тоже. В отцы я тебе ведь все-таки не гожусь.
Мы мчимся вниз по широкому бульвару, машина взлетает на мост, дома вдруг отступают, и горизонт распахивается беззвучным всплеском во все стороны. И лес на холмах неподалеку, и скорый поезд звенящий под мостом, и старые избушки на ближнем берегу рядом со стеклобетонными громадами Академгородка, и телебашня на крутом дальнем берегу среди уходящих уступами вверх домов, и огромная серая полоса плотины в солнечной дымке - все словно стало живым, словно скрывает в себе какое-то таинственное значение, неведомое раньше, неведомое и сейчас... И ты, девочка-женщина, так странно живая и яркая, радостная и порывистая на фоне суконно-серых живых манекенов!
Что ждет нас с тобой?
- И мы уже несемся вдоль водохранилища...
- А на берегах весь Старый Город... И мы уже приехали?
Ты входишь в эту комнату, рассматриваешь бесконечные ряды книг на стеллажах, улыбаешься. Лишь включить музыку. И смотреть друг на друга.
- Хочешь потанцевать?
Улыбка. Словно ты уже давно ждала этих слов.
- Да!
Певица с каких-то далеких Карибских островов поет о красивой бабочке, зачем-то бьющейся в ее окно, словно принесла ей какую-то радостную весть:
"Leave a light, leave a light in my window home..."
А за окном - далекий шум машин и самолетов из близкого аэропорта, звук шагов внизу, лужи последние островки снега, что тают на глазах под косыми лучами солнца... Суета, шум, работа и кипение жизни царят везде вокруг, но мы с тобой словно отгорожены какой-то чудесной силой от всего мира, хотя и видим, и слышим его, но словно перенесены на не видимый никому остров, и поток жизни огибает его со всех сторон и уносится вдаль.
Leave a light, отблески света таинственных миров иных на крыльях большой и разноцветной невидимой бабочки, залетевшей к нам из тех чудесных пространств, где длится Вечная Весна, и волны Света сменяют одна другую.
Танцевать бы с тобой и танцевать, но вдруг какая-то душевная усталость заставляет сесть в кресло.
Слишком прекрасно...
Душа не выдерживает.
- Что с тобой?
- Ничего. Просто я очень рад. А ты танцуй, танцуй...
Танец, радостный, энергичный и вольный. Орлов-три, видимый в зеркале, пораженно смотрит на нее, эту чудную девочку-женщину. Как теперь называть себя? Орлов-три... И думать о себе в третьем лице: "он", "Орлов"...
В этой привычке думать о себе в первом лице есть что-то бесконечно наивное... "Я"... Кто это теперь - "я"?
"Wher're you coming, foolish?.." - спрашивает певица у своей бабочки. "Куда же ты летишь, глупая?"
И насколько же это о тебе, Девочка-Женщина.
Вот ты какая... Что же кроется за твоей радостью, девочка-женщина?
- Ты так радуешься каждой мелочи...
- Вся жизнь - праздник!
- Ну, конечно! Да, ты не видишь обратную сторону Луны в жизни, у тебя не было никаких несчастий, никто не обманывал тебя? Да ведь бывает такое, что после жить уже нельзя. Или надо полностью переродиться и стать совсем другим.
- И ты перерождался?
- Сколько раз...
- Ты, наверное, все усложняешь.
"Valley of the Dolls" медленно плывет с магнитофона, "Долина кукол"... Видимо, это какая-то мечта многих и многих добродушных людей... Кукольный домик, где милая девочка, сама похожая на куколку, воспитывает со своим мальчиком их малышей, и все это лишь нежная и безобидная детская игра "во взрослых", в "больших".
Словно детство в 60-х годах: эта смешная и милая культура городского мещанства, в которой все тогда жили... И как это было похоже на какую-то повесть о Незнайке и его друзьях Пончике и Сиропчике, Торопыжке и Кнопочке, как все они все время ходят друг к другу в гости, угощают друг друга разным печеньем и вареньем, сочиняют стишки в альбомчиках, дарят подарки...
Милые и смешные люди-дети, они так учились взрослой жизни... учились друг друга любить...
Но сейчас этим уже не проживешь.
Ведь предстоит нечто неописуемо более прекрасное.
Глава 7
Я = Я
или поэма трансформированного времени
- Ты, наверное, все усложняешь, - прозвучало эхом. - Может быть, ты хотел бы рассечь скальпелем живую жизнь, пронумеровать, описать интегральными уравнениями... Может быть, ты - Сальери, и хочешь математически высчитать, почему цветок - красивый, а небо - голубое?
- Высчитать? Да я, напротив, всю жизнь живу принципом "sola fide", "одною верой". Сальери... А ты понимала когда-нибудь вот это его: "Нет правды на земле, но правды нет и выше"? А жить в абсурдном мире нельзя. Надо соединить веру и разум. Иначе - финиш.
- Ему потому весь мир казался абсурдным, что он никого не любил. И его, видимо, никто не любил.
Сто дождей будут падать на мир, сто ветров...
Тебя зовут Верой. Жить одной верой, одною Верой.
- Он любил искусство, а значит - весь мир.
- Нет, Орлов, ты просто гений... Стой. Сколько времени? Второй час? Мне пора. Я могу опоздать.
Это ли проблемы? Лишь набирать номер на телефоне.
- Можно вызвать такси? Прямо сейчас. В Солнечный. Жду.
- Но у меня нет денег, а еще и за вызов платить.
Достать из "дипломата" эту пачку банкнот, протянуть тебе.
- Бери, сколько надо.
- Ничего себе! Откуда у тебя столько?
- Ограбил нищих.
- Орлов, ты просто артист...
- Не обращай внимания. Бывает. Я циник.
- Вот как? Отчего же?
- Как-нибудь расскажу. А теперь - есть у нас еще одна минута на двоих...
Включить музыку, подойти к тебе, подать руку...
Сто дождей будут падать на мир, сто ветров.
По-детски открытая и по-женски загадочная... И это сейчас, когда душе уже не надо никаких расслабляющих женских ласк! Милая девочка, где же ты раньше была?! Словно тебя и ждал тогда, в Белый День, а вовсе не Ирину Истомину... И не Эльвиру пять лет спустя...
- Ты веришь во что-нибудь?
- Верю? Да, Малыш, верю: все, что ни делается, все к лучшему.
Какая банальность, казалось бы... Но разве не так?
В этой простой фразе скрыта какая-то глубокая тайна твоей ничем не нарушаемой радости.
- Это тебе в подарок.
- Что это? "Андрей Орлов. "Иллюзион". Стихотворения". Надо же... Так вот откуда у тебя столько денег. Подпиши на память.
Напишу тебе на латинском, все равно ты его не знаешь:
"Amata nobis, quantum amabitur nulla".
- А что это значит?
- Потом как-нибудь скажу.
- Хочешь, я буду делать иллюстрации к твоим стихам?
- Конечно. Только я еще не знаю, в каком стиле ты рисуешь.
- Соедини вместе Сальвадора Дали и Обри Бердслея.
- Так ты и в цвете, и в черно-белой графике?
- Да. Постой, Орлов... Сколько времени?
Снова берешь мою руку с электронными часами как свою:
- Бежим!
Вот мы и в прихожей.
- Где тебя найти в твоем огромном политехническом?
- У тебя есть записная книжка? Давай.
Достаешь из сумочки авторучку, ровные красивые буквы бегут по листу строка за строкой.
Застегиваешься. Достаешь помаду. Красишь губы, глядя в зеркало...
Смотрю на твое отражение и не вижу самого себя. Ведь я должен отражаться рядом с тобой. Да может ли быть вдруг...
Перехватываешь в зеркале мой взгляд, замираешь на миг: