Вечная Любовь - Нагорнов Николай. Страница 40
- Ты так смотришь на меня, Орлов... Поцеловать меня хочешь?
- Да.
Стоп. Есть еще одна минута на двоих. Надо сказать последнюю правду.
- Ты знаешь, я женат.
- Ваше величество, по этому дому видно, что если вы и женаты, то ваша жена не бывала здесь страшно долго, так долго, что вы почти забыли о ней. Но вам совсем не надо расставаться с ней ради другой женщины, если вы не хотите этого.
Вот теперь это зеркало отражает и меня, и зазеркальные руки Верочки вдруг ложатся на плечи Орлову и сплетаются у него на шее. Какая-то пружина разжалась и бросила нас навстречу друг другу... и лицо... твое лицо... вот оно - ближе, ближе, еще ближе...
Что это? Поцелуй. Когда же последний раз так трясло, словно под током, при таком легчайшем прикосновении к женщине...
Поздно... Дожди рекою стали...
Поздно... Давно вернулись стаи в гнезда...
Зачем ты пришла, скажи...
Ты, сводящая с ума, дана мне в испытание. И смысл его еще не понятен. Но Шеф предупреждал об испытаниях, предупреждал... Время теорий закончилось.
В открытую форточку долетает сигнал такси. Мы на ходу одеваемся и убегаем... но вдруг возвращаюсь - нет, к себе как постороннему - Орлов возвращается, мелькая в зеркале.
Сколько уже смеха и слез довелось повидать этим зеркалам.
Остается лишь расстегнуть пальто, бросить шарф...
Нет, надо разорвать все прямо сейчас, пока еще не поздно, пока еще сможем забыть друг друга...
Слушай, может быть, потому мне надо расстаться с тобой, фотомодель, чтобы не влетать в амбиции: "если такая женщина со мной, то я лучше многих, лучше большинства"...
Слышен звук твоих шагов. Зачем тут метаться по комнате, исчезнуть все равно некуда. Только упасть в кресло.
Вот уже ты и вбегаешь ко мне.
- Ну и шуточки! Что с тобой?
Молчание. Ты садишься на пол. Смотришь нежданно задумчиво и вдруг говоришь:
- Без тебя мне будет грустно.
Снова сигнал такси долетает в открытую форточку.
Сто дождей будут падать на мир, сто ветров.
Таких странных, слегка печальных, нежных слов никто из женщин и никогда еще не говорил... И никогда уже не скажет. Это последний шанс. Конечно, последний шанс.
Это что-то немыслимое: "будь с ней, такой яркой, такой фотомодельной, такой, созданной для киножурналов, но помни: ты хуже всех"...
Ангелы, друзья мои ангелы, укрепите меня в этом.
- Едем!
Машина набирает высоту вверх по асфальтовому шоссе к плотине гидроэлектростанции.
- Что это рядом?
- Парк.
- Это на тебя похоже.
- Чем?
- Уже весна, а там снег под деревьями еще и не начал таять.
Да, действительно... Сколько должно изойти тепла и света из бушующих глубин Солнца, чтобы растаяли все эти белые островки, столь безнадежно утонувшие в густой тени сплетенных ветвей...
Как же научиться быть естественным и свободным рядом с фотомоделью?
Сто дождей будут падать на мир, сто ветров.
Такси вдруг остановилось у бензоколонки. Время замерло.
- А вдруг я и вправду Сальери? И уже кого-то отравил?
Эльвиру, видимо, Эльвиру...
Помнишь, Эльвира, как мы с тобой смотрели с обрыва на весь наш милый Старый Город: "Ты последний романтик этого города, непонятный никому и талантливый как никто".
На тебе сошелся клином белый свет.
- По тебе видно!
Рассмеялась. Шаловливо подергала прядь моих волос. И не верь. Не верь.
- Осваиваем сельскохозяйственную технику! - снова рассмеялась ты, поймав мой взгляд на твоем пакете с каким-то разноцветным западноевропейским трактором.
Сто дождей будут падать на мир, сто ветров. Эльвира никогда не рассмеялась бы так.
Мы с тобой вдвоем на заднем сиденьи. Такси летит по пустынной послеполуденной дороге вдоль высокого берега над электростанцией. Пусть все будет как будет. Надо учиться принимать свою судьбу, какою бы она ни была. "Amor fati", не правда ли, Ницше?
"Amor fati" - прижать к сердцу свое страдание, как сделал Ницше, не ждать ни от кого никакой помощи, поддержки, понимания.
Не ждать любви к себе, не искать ее для себя - самому быть готовым отдать свою любовь тому, кто будет послан Провидением Неба.
Сто дождей будут падать на мир, сто ветров...
Любовь - не эмоция, это структура Вселенной, это структура человека. Любовью невозможно распоряжаться по своему желанию, по своему произволу.
Да не шла ли все эти годы с Эльвирой приклеенность к желанию благополучия, успеха в социуме, благоденствия? Можно ли представить себе Ницше, благополучно женатого? Все это искушения "слишком человеческим".
За-человеческие истины можно постигнуть только вне всякого "человеческого благополучия".
Благословить свое страдание, войти в глубокую удовлетворенность своим страданием, благодарить Небо за свое страдание и этим выйти из злого маятника: "услаждение пессимизмом // услаждение оптимизмом".
Всегда и шло движение к истине этим путем удовлетворенности в страдании, гонимости, отверженности... Радость во скорбях.
Солнце, вечно любящее солнце висит над берегом водохранилища, и лучи его играют на стеклах машины, на зеркальце, отражающем тебя и меня, взявших друг друга за руки, и в самом твоем взгляде, что сделал все слова уже лишними.
Смешно и подумать: ты совсем еще не знаешь ни о каком Ницше, как он благословил свое страдание, что дало ему выйти за пределы "слишком человеческого", и не знаешь еще, как этот Орлов рядом с тобой и сам благословил свое страдание в тот год встречи с Ириной Истоминой, с Полем и тоже получил выход за пределы "человеческого", но при этом превратился в лед.
И ты совсем еще не знаешь: "слишком человеческая" любовь к любой женщине только "связь", тупик на пути. И годы жизни с Эльвирой уже показали это.
А может быть, наше с тобой усталое послеполуденное солнце тоже наделено душой и тоже страдает, глядя долгие тысячи лет на людские злоключения, но оно не уходит с неба и не отворачивается от людей - оно терпит и ждет с вечной любовью.
Трансформа замедленного времени
- Смотри, не опоздай! В пятнадцать минут шестого!
Прощальный взмах твоей руки отпечатывается в воздухе, раздваивается, множится, множится... Взлетаешь по исполински широким бетонным ступеням к огромному зданию. Твоя фигурка на фоне бесконечно распахнувшегося в пространство гранита - как младенческая куколка.
"Женщина стоит у циклотрона.
Стройно.
Слушает замагниченно. Свет сквозь нее струится"...
Этого, конечно, ты тоже знать не можешь. Поэма "Оза".
Складываю ладонь в трубочку, смотрю на тебя сквозь отверстие песочных часов: миллиметр времени в секунде пространства - отблеск иного мира, иного мира, где Свобода как-то должна перейти в Любовь, а не рассыпаться в прах... Если такое бывает. Если такое вообще может быть.
Ты научишь меня этому?
Сто дождей будут падать на мир, сто ветров.
А потом Любовь перейдет в Мудрость. А Мудрость - в Истину.
Можно устроиться здесь, на прошлогодней траве холма, откуда видно всех идущих по этим огромным ступеням, и ждать конца твоих лекций.
Сто дождей будут падать на мир, сто ветров.
Стеклянные двери поглотили тебя, захлопнулись и на прощание отразили и меня, стоящего вдали, провожающего взглядом - едва различимую фигурку. Миллиметр времени в секунде пространства, проскользну квантом света между отразившимися тенями - станем с тобой двумя частичками солнечного ветра, двумя всплесками звездных вибраций: мир людей, лети путем своим, что нам до тебя? Мы, вдвоем с этой чудесной, с этой прекрасной девочкой уйдем незаметно, растворимся друг в друге и сольемся со всем миром. Канем в вечную пульсацию солнечного ветра среди звездной пыли.
Пространство и время исказятся, отразятся и выбросят нас по ту сторону зеркала, где отражаешься ты во мне, я - в тебе, где ты - это я, где я - это ты...
Трансформа электронного времени
Электронное время за стеклянными дверями. Уже? Но где же ты? Лица, лица, и лица вокруг... Сколько их? Сто? Тысяча? Больше?