Люблю, убью, умру... - Тронина Татьяна Михайловна. Страница 27
— Алло? — после нескольких гудков отозвалась трубка тонким нежным голосом.
— Добрый вечер, мне Алису…
— Я — Алиса. А вы кто?
— Я дочь одной женщины, которую вы когда-то знали… — стараясь не путаться, я напомнила ей о прошлом.
— Ах, вы Лиза! — вдруг рассмеялась она негромко. — Ну как же, как же… Я тебя помню — ты была еще маленькой девочкой… Можно на «ты»?
Я сказала, что можно.
— Чего ты хочешь, Лиза? Я, кстати, в курсе, что мама умерла. Мне очень жаль… Я помню о ней только хорошее.
— Спасибо… — растроганно произнесла я. — Вы могли бы мне кое-чем очень помочь. Сразу предупреждаю — просьба у меня странная и несколько необычная, хотя… Словом, как посмотреть…
— Вот что… — решительно произнесла моя собеседница. — Я чувствую, ты мне позвонила не просто так. Приезжай ко мне, и поговорим. Мне пятьдесят с лишним лет, одна, и мне скучно. Приезжай… В конце концов ты мне почти как дочь — ведь когда-то мы очень дружили с твоей мамой, пока… Ну, это неважно. Так приедешь?
— Да.
— Вот и замечательно! — сердечно сказала женщина на том конце провода.
Я приехала к ней через два дня, когда Саша снова вечером работал в своем клубе.
— Девочка моя! — воскликнула Алиса, стоя на пороге, и радостно меня расцеловала. — Как ты выросла! В последний раз я видела тебя, когда тебе было лет десять, двенадцать!
Я помнила подругу мамы именно такой — похожей на древнерусскую красавицу, иконописно утонченной. Широкая длинная юбка в стиле фольк, длинные прямые волосы, зачесанные назад, ряды красных бус вокруг тонкой шеи, длиннейший мундштук в тонких длинных пальцах… Но, конечно, Алиса постарела — в волосах запуталась седина, а тонкие пальцы предательски дрожали.
Она провела меня в просторную комнату, всю заставленную полочками с сувенирами, и приготовила чай на специальном низеньком столике — по китайскому методу, с множеством крошечных глиняных горшочков, переливая жидкость из одного в другой. А я пока рассказывала о себе — как живу, чем занимаюсь…
Узнав о том, что я преподаю русскую литературу начала двадцатого века, Алиса всплеснула руками.
— Боже мой, как это стильно! — воскликнула она. — Декаданс, Серебряный век… Обожаю! А я уже год как на пенсии. Была инженером. Мы когда-то работали вместе — я, твоя мама, а еще Люба, она секретаршей была… Ты ее вряд ли помнишь, она в Америку уехала.
— Почему же, помню, — улыбнулась я. — Любочка Гейзер? У нее еще прическа такая была…
— Ужасная прическа! — засмеялась Алиса. — Я ей предлагала носить пестрые бурнусы до пола и сандалии без каблуков — чтобы, знаешь, было в таком африканском стиле, у нее же волосы черные и жесткие, как у негритянки…
Битых полчаса Алиса говорила о том, как можно было преобразить Любочку Гейзер. Кажется, она стремилась стилизовать все и вся вокруг, это было ее пунктиком. А я терпеливо слушала ее болтовню, не решаясь задать свой вопрос. Наконец она сама спохватилась и вопросительно посмотрела на меня.
— Господи, я такая эгоистка… Лизок, ты же приехала по делу, а я тебя задерживаю! Наверное, тебя муж ждет, дети…
— У меня пока ни того, ни другого, — сказала я. Рассказывать о Саше сейчас не хотелось — Алиса завелась бы еще больше, узнав, что мой избранник поет романсы Вертинского. Это же еще более стильно, чем тема моей научной работы.
— Понимаю, — многозначительно кивнула она. — Мы с тобой похожи. Две чайки.
— Это вы о Ричарде Бахе?
— Да ну же, детка, очнись! Я прямо по твоей специальности — начало двадцатого века, Антон Павлович Чехов…
— Ах, да, «Чайка»… — Я, правда, не поняла, чем лично я похожа на чеховскую героиню, но сейчас меня волновало другое — способна ли Алиса вспомнить что-то из прошлого, или оно у нее тоже стилизовано под какого-нибудь автора?
— Так что за дело у тебя ко мне? Признаюсь, меня уже мучает любопытство…
— Я ищу своего отца, — прямо ответила я. — К сожалению, выяснилось, что тот, чью фамилию я ношу, моим отцом не является.
— Боже, как пронзительно… — зачарованно вздохнула Алиса, вставляя в мундштук очередную сигарету. — Но зачем ты его ищешь? Хотя, прости, я понимаю-, прошлое не дает тебе покоя, тайна должна быть раскрыта. Спустя тридцать лет дочь начинает искать своего истинного родителя…
— Так вы знаете? — ахнула я.
— Знаю, — энергично воскликнула Алиса, стряхнув на меня пепел. — Конечно, тот мерзкий грубиян, Синицын, не отец тебе.
— А кто? — шепотом просила я.
— Кто? — Руки у нее затряслись еще сильнее. — О, Лизок, я чувствую необычайное волнение — на мне такая ответственность, такая ответственность…
— Почему? — похолодела я. — Вы обещали молчать? Но кому — маме или кому-то еще? В любом случае клятва теряет свою силу после стольких лет…
— Нет, я не о том, — вздохнула Алиса, и ряды красных бус задрожали на ее узкой груди. — Разве ты не изучила достаточно хорошо характер своей мамы? Она не требовала никаких клятв, потому что не верила в них. А свои тайны она держала при себе.
— Так вы не знаете… — разочарованно пробормотала я. У кого еще спросить? До Любочки Гейзер, уехавшей в Америку, мне не добраться, остаются Кира Филимоновна и Тиана. «У меня идея фикс, — констатировала я. — Раньше мной двигало обычное любопытство, а теперь я во что бы то ни стало хочу найти своего отца. Может, пора посоветоваться с психоаналитиком? Аглая говорила, что у нее есть знакомый психоаналитик…»
— Я знаю только то, что ее бывший муж не был твоим отцом, — стала торопливо объяснять Алиса, видя мое разочарование. — Да это все знали! Твоя мама его просто ненавидела и хотела сделать ему больно. Но погоди расстраиваться, Лизок, сейчас мы вычислим твоего отца логическим путем.
Я хотела засмеяться, но у меня не получилось.
— Вы думаете…
Я уверена! — воскликнула она, закуривая следующую сигарету. — Вот погоди… После того, как твоя мать рассталась с этим нахалом Синицыным, она сразу же познакомилась с одним молодым художником… У него еще был друг, который рисовал дивные подмосковные пейзажи… — Алиса зажмурилась, словно силой заставляла себя погрузиться в прошлое. — Да-да! Я все точно помню… Мне очень понравился тот молодой человек, ведь именно поэтому я тоже занялась живописью… Правда, скоро бросила — терпения не хватило. Хотя это было так стильно…