Жанна д'Арк - Твен Марк. Страница 79

Во второй половине дня город давал грандиозный банкет в честь Жанны, короля, двора и главного штаба. В разгаре пиршества вспомнили об отце Жанны д'Арк и Лаксаре. В гостиницу были немедленно посланы гонцы с приглашением, но старики никак не решались пойти туда до тех пор, пока им не пообещали, что они будут сидеть отдельно, высоко на галерее, и лишь следить за происходящим. Они уселись рядышком и наблюдали за великолепным зрелищем. Чудесно, прекрасно, умилительно! Они до слез были растроганы теми невероятными почестями, какие воздавались их маленькой любимице, и тем, как свободно, спокойно и уверенно она сидела среди знати, выслушивая похвалы, сыпавшиеся на нее как из рога изобилия.

Но это спокойствие было неожиданно нарушено. Ее сердца не тронули ни изящная речь короля, ни комплименты герцога Алансонского, ни восторженные признания Дюнуа; даже громовой голос Ла Гира, штурмом взявшего слово, нисколько не подействовал на нее. Но, как я уже сказал, нашлись силы, которым она не могла сопротивляться. В конце пиршества король поднял руку, требуя внимания, и ждал с поднятой рукой, пока не замер последний звук. Наступила глубокая, почти ощутимая тишина. И тогда в дальнем углу громадного высокого зала послышался грустный напев, и в торжественном безмолвии зазвучала нежная, чарующая мелодия нашей простой детской песенки о Волшебном Бурлемонском буке. Тут Жанна не выдержала и, закрыв лицо руками, зарыдала. Как видите, в одно мгновение ничего не осталось от ее серьезности и величия; она снова была маленькой пастушкой, перед которой раскинулись зеленые луга с пасущимися на них овцами. Картины же войны — кровь, страдания, смерть, безумие и ярость битв — все это лишь тяжелый сон. Какая могучая сила таится в музыке, этой волшебнице из волшебниц! Стоит ей взмахнуть своей палочкой и произнести магическое слово, как все реальное исчезает, а призраки фантазии, облекаемые в плоть, предстают перед вами.

Этот приятный сюрприз придумал король. Должен признаться, он обладал многими хорошими качествами, которые, правда, редко проявлялись из-за интригана де ла Тремуйля и прочих льстецов, вращающихся около него. Король, желая избавить себя от забот и волнений, Во всем соглашался с этими интриганами, предоставляя им полную свободу действий.

Вечером мы, представители личного штаба и земляки Жанны, встретились с ее отцом и дядей в гостинице. Сидя все вместе, мы пили крепкие напитки и вели непринужденную беседу о Домреми и наших земляках. Вдруг дверь распахнулась: принесли большой сверток от Жанны и велели не разворачивать его до ее прихода. Вскоре явилась и она сама. Отослав своих телохранителей, Жанна сказала, что займет одну из комнат отца и проведет ночь под одной с ним кровлей, как некогда в родном доме. При ее появлении мы, штабные, поднялись, вытянулись в струнку и стояли так, пока она не приказала нам сесть. Жанна обернулась и увидела своих стариков, которые также вскочили, но стояли в замешательстве и отнюдь не по-военному. Это было забавно, и она чуть не рассмеялась. Однако сдержала себя, не желая обидеть их. Жанна усадила их, села сама, устроившись поудобнее между ними, взяла каждого за руку и, положив их руки к себе на колени, сказала:

— Оставим всякие церемонии, мы, как и прежде, — одна семья. Я покончила с великими войнами, вернусь вместе с вами домой и увижу… — Она умолкла, и на мгновение счастливое лицо ее стало печальным, — казалось, ее мучит какое-то сомнение или предчувствие. Вдруг ее лицо снова озарилось, и Жанна воскликнула в страстном порыве: — Ах! Скорее бы наступил этот радостный день! Домой, домой, вместе с вами!

Отец изумленно спросил:

— Как, дитя мое, неужели ты серьезно? Перестать творить настоящие чудеса, за которые все тебя славят? И ты готова оставить блестящее общество принцев и генералов, чтобы вновь превратиться в простую крестьянку, в ничто? Это же неразумно!

— Удивляюсь и не понимаю. Что за странные речи? — сказал дядюшка Лаксар. — Раньше она меня удивляла, когда безудержно рвалась на войну, а теперь удивляет еще больше. Не хочет воевать и бросает службу! Говоря откровенно, я впервые в жизни слышу такое. Мне хотелось бы понять, что это значит.

— Понять нетрудно, — ответила Жанна. — Я всегда была противницей страданий, и не в моей натуре причинять их. Распри и ненависть между людьми глубоко огорчали меня, а звон мечей и грохот орудий никогда не ласкали мой слух. Я хочу мира, покоя и благополучия для всех живущих на земле. Такая уж я есть! Разве могу я при этом помышлять о войнах и умиляться при виде пролитой крови, горя и скорби, которые приносит война? Но бог послал своих ангелов и возложил на меня эту миссию. Могла ли я ослушаться? Я выполнила свой долг. И не так уж много дел поручил мне господь. Всего лишь два: снять осаду Орлеана и короновать законного наследника в Реймсе. Дело сделано — и теперь я свободна. Разве при виде бедного сраженного солдата, будь то друг или враг, я не ощущала такой же боли, как и он, разве слезы его родных не жгли моего сердца? Это повторялось изо дня в день. Какое блаженство сознавать, что наступил час избавления и я не увижу больше этих кошмаров и мне не придется выносить эти пытки! Так почему же я не должна вернуться в родную деревню, стать такой же, как и была? Это же рай! А вы удивляетесь моему желанию! Ах, мужчины, мужчины! Вот моя мать поняла бы меня!

Они ничего не могли возразить и некоторое время сидели молча, уставившись в пространство. Потом старик д'Арк сказал:

— Твоя мать поняла бы — это правда. Я никогда не видел таких женщин! Она не находит себе места, волнуется и волнуется. Просыпается по ночам и думает о тебе, думает и волнуется. А когда шумит ветер и льет дождь, она стонет и приговаривает: «О боже, сжалься над ней, она ведь там одна со своими промокшими солдатами!» Когда же небо рассекают молнии и раздаются страшные раскаты грома, она вся дрожит и, заламывая руки, шепчет молитву: «Боже, спаси ее! Ведь это же, как те ужасные пушки и смертоносные стрелы! И она там мчится на коне, беззащитная, и нет меня там, чтобы заслонить ее!»

— Бедная, бедная мама! Как мне жаль ее!

— Да, очень странная женщина, я это не раз замечал. Когда в деревню приходит весть о победе и все радуются и гордятся, она мечется, как безумная, и расспрашивает только о тебе. Когда же узнает, что ты жива и здорова, падает на колени, иногда прямо в грязь, и благодарит бога не за дарованную победу, а за милосердие, проявленное к тебе, повторяя одни и те же слова: «Теперь все. Теперь Франция спасена. Теперь она вернется». А тебя все нет и нет, и она опять горюет.