Жанна д'Арк - Твен Марк. Страница 80

— Довольно, отец, у меня сердце разрывается. Зато, вернувшись в родной дом, я утешу ее. Все буду за нее делать, стану ее опорой и поддержкой, и ей не придется страдать из-за меня.

Некоторое время беседа велась в том же духе; наконец дядя Лаксар промолвил:

— Ты выполнила волю божью, дорогая, и теперь, можно сказать, со всеми в расчете. Это правда, и никто не посмеет этого отрицать. Но как посмотрит король? Ведь ты у него лучший воин. А вдруг он велит тебе остаться?

Это был удар — и притом неожиданный. Жанна смутилась, задумалась, потом ответила скромно и просто:

— Король — мой повелитель. Я — его слуга.

Она умолкла и снова задумалась, но вскоре ее лучистые глаза заблестели по-прежнему и она воскликнула:

— Прочь мрачные мысли! К чему предаваться унынию! Расскажите лучше, что делается дома.

И старые болтуны развязали языки. Они говорили и о том и об этом, припоминая самые незначительные происшествия. Приятно было слушать их. Жанна по своей доброте пыталась и нас втянуть в разговор, но из этого, конечно, ничего не получилось. Ведь она была главнокомандующим, а мы — никто. Ее имя было на устах всей Франции, мы же были лишь невидимые пылинки; она была соратником принцев и героев, мы — никому не известные солдаты; она была выше всех знатных и великих мира сего, ибо сам господь указал ей путь. Словом, она была Жанной д'Арк, и этим сказано все. Для нас: она являлась божеством, а это значит, что нас разделяла бездонная пропасть, мы ей были не чета. Вы сами понимаете, что это было бы невозможна.

И все же она была такой человечной, такой обходительной и любезной, такой веселой и очаровательной, такой искренней и непосредственной!.. Нет! Я слишком слаб! Бледны и бесцветны слова, чтобы воссоздать образ Жанны хотя бы частично. Эти старые простаки не понимали ее и не могли понять. Общаясь с простыми смертными, они подходили к явлениям с весьма ограниченной меркой. Оробев сначала, они быстро оправились, осмотрелись и увидели в ней обычную девчонку и ничего более. Поразительно! Меня бросает в дрожь при мысли, как спокойно, легко и свободно они чувствовали себя в ее присутствии, беседуя с ней, как с любой другой французской девушкой.

Простодушный старик Лаксар как ни в чем не бывало сидел, развалясь в кресле, и болтал о таких пустяках, что нам было стыдно слушать. Ни он, ни отец д'Арк даже не подумали о том, что в обществе существует Этикет, который должен строго соблюдаться. Свой нелепый рассказ они считали важным и интересным, для нас же его познавательная ценность равнялась нулю. Все, что им казалось волнующим и трогательным, вовсе не было трогательным, а лишь вызывало смех. По крайней мере так мне казалось тогда и так мне кажется теперь. Да, я убежден, что это было именно так, поскольку их дурацкая болтовня рассмешила Жанну. И чем больше было в их рассказе печали, тем громче она смеялась. Паладин говорил, что и он расхохотался бы, если бы не присутствие Жанны. Ноэль Ренгессон утверждал то же самое. Старик Лаксар поведал нам о том, как недели две-три тому назад ему пришлось побывать на одних похоронах в Домреми. Все его лицо и руки были в красных пятнах, и старик обратился с просьбой к Жанне смазать их какой-нибудь целебной мазью. Пока Жанна занималась врачеванием, утешая, лаская и успокаивая дядюшку, он рассказал ей, как все произошло. Прежде всего он спросил, помнит ли она того черного теленка, который был у них еще тогда, когда она жила дома. Жанна сказала, что помнит хорошо и что он был очень мил и она его очень любила, и сразу же посыпались вопросы: а каков он теперь — здоровый, большой, красивый? Старик ответил: «Еще бы! Теперь это уже не теленок, а бычок, и такой резвый, что принимал участие в похоронах». Жанна удивилась: «Кто — бычок?» Старик пояснил: «Да нет, бычка не пригласили, пригласили меня, но и он принимал участие». А дело было так: дядя Лаксар ушел из дому и направился к Волшебному дереву. У дерева он прилег на травку в своей праздничной траурной одежде с длинной черной лентой на шляпе и вздремнул. Проснувшись, увидел по солнцу, что время уже позднее и нельзя терять ни минуты. В испуге он мгновенно вскочил и увидел бычка, щипавшего траву. И пришло ему в голову, что на этом животном он сможет добраться скорее и как раз успеет к выносу покойника. И вот он набрасывает на бычка уздечку, берет поводья, садится верхом и — в путь. Бычок, не привыкший к подобному обращению, забеспокоился. Он метался во все стороны, летел, как шальной, брыкался и мычал. Дядюшка Лаксар был в полной мере удовлетворен путешествием и хотел было уже отказаться от своей затеи, намереваясь пересесть на другого быка или в крайнем случае добираться какими-нибудь другими, более надежными средствами, да не осмелился. Ему стало жарко, и, хотя день был воскресный, он устал так, что едва дышал, а слезать не решался. А бычок, потеряв терпение, задрал повыше хвост и с диким ревом бросился вниз с холма. У самой деревни он опрокинул несколько пчелиных ульев. Пчелы черной тучей вылетели и устремились за ними. Они облепили бычка и злополучного всадника, кружились, жужжали и беспощадно жалили их. Бычок мычал, седок кричал… Обезумев от боли, они вихрем промчались по деревне и врезались в самую гущу похоронной процессии. Люди с воем бросились врассыпную, а пчелы вдогонку. Во мгновение ока от многолюдной процессии остался лишь один покойник. Наконец, бычок метнулся к реке и бултыхнулся в воду. Дядюшка Лаксар чуть не утонул, его выудили из реки, как рыбу. Он был искусан пчелами, и лицо его напоминало рисовый пудинг с изюмом.

Рассказав о своем приключении, старый чудак обернулся и долго с недоумением смотрел на Жанну. Она, уткнувшись лицом в подушку, прямо умирала со смеху.

— В чем дело, чего это она смеется? — спросил он.

Старик д'Арк растерянно глядел на Жанну и, почесывая затылок, также признался, что ничего не понимает, — возможно, случилось что-нибудь такое, чего они не заметили.

Оба старика думали, что эта история интересна и трогательна. А по-моему, она была только смешной и ни для кого не представляла интереса. Таково мое мнение и тогда и теперь. Что касается истории, то здесь нет ничего общего с историей, ибо задача истории — собирать важные и поучительные факты. Сие же странное и случайное событие ничему не учит, разве только тому, что не следует верхом на бычке отправляться на похороны. Но рассудительному человеку, конечно, не нужны подобные поучения.