Синдикат «Громовержец» - Тырин Михаил Юрьевич. Страница 3
Плюгаев, сухой желчный старик, был таким же неотделимым элементом ландшафта, как памятник на площади, как высокий трехсотлетний дуб напротив, как афишная тумба кинотеатра и обширная незасыхающая лужа вокруг нее. Уже много лет подряд дед сидел на этом месте и продавал мухобойки, которые сам изготавливал из палочек и обрезков резиновых сапог.
Мухобойки лежали перед ним красивым веером. Одну он обязательно держал в руке и то и дело применял по назначению. Вокруг всегда чернели россыпью мертвые мухи, их были сотни, и они являли самую наглядную рекламу товара, хотя и не очень изысканную. По прихоти хозяина, во все времена цена на мухобойку равнялась стоимости буханки хлеба.
К Плюгаеву подходили такие же сухие и желчные старики, выбирали себе оружие по руке – чтоб рейка была жесткой, а резинка хлесткой, – отсчитывали мелочь и уходили в свои дворы. Садились там на скамейки и завалинки – и били, били, били – до блаженного изнеможения. Плюгаев был вождем тайной армии стариков-убийц, верховным истребителем крылатых насекомых.
И вот его не было на привычном месте. Глаз натыкался на пустоту возле крыльца, и рождалось ощущение тревоги. Что-то действительно случилось.
Кирилл довольно быстро пробился в первые ряды. Вернее, даже не пробился, а довольно гордо прошествовал, словно не обратив внимания на плотную толпу.
– Туда нельзя, – механически сообщил милиционер из оцепления.
– Да ладно тебе, Михалыч... Нам только глянуть. Что творится-то, скажи. Мы только узнали...
Хрящ и Гена толклись за спиной Кирилла, не решаясь поддакивать. Пакли уже не было рядом, возможно, улетел дальше разносить потрясающую новость.
– Да никто ничего не знает, – с досадой ответил милиционер. – Какие-то мазурики закрылись в универмаге, всех выгнали, разговаривать не хотят. С оружием вроде. Хорошо, хоть не убили никого...
– Хм, – раздалось сзади.
Между опустевшей двухэтажкой универмага и людьми было полсотни метров пустого пространства. Пустого, не считая оставленных машин, тележек и велосипедов.
За стеной оцепления находились только два человека. Один – начальник местной милиции майор Дутов – человек глубоко и горько обиженный на людей, которые только и досаждают своими проблемами и поступками, отвлекая от дел. Какие дела его могли тяготить, кроме людских, неизвестно. Он всегда был чем-то озадачен, ходил быстро, здоровался торопливо, не глядя в глаза и крайне редко протягивая руку.
В редкие дни, когда горожане приходили к нему на прием, он сидел за столом, скорбно сведя брови, и проставлял неясные знаки на бумаге, неизменно лежавшей перед ним. Слова посетителей заставляли его еще больше хмуриться и еще яростнее чиркать по бумаге. Если бессовестный горожанин начинал слишком уж настырно обозначать свое присутствие и требовать внимания, Дутов мог взорваться, вскочить и закричать: «Да подождите вы!»
Тут уж самому толстокожему и непонятливому должно было стать ясно, какой груз проблем и забот давит на майора и как некстати все эти глупости, с которыми приходят к нему зарыбинцы.
И где бы ни находился Дутов, чем бы ни занимался, почти всегда с его стороны было слышно «Да подождите вы!», и всегда можно было видеть его сведенные в галочку брови. Вот и сейчас он, весь насупленный, один ходил туда-сюда по ту сторону оцепления и на робкие вопросы из толпы выкрикивал свою обычную фразу.
Вторым счастливцем, допущенным в запретную зону, был местный дурачок, известный под именем Адмирал Пеночкин. В Зарыбинске всегда имелись местные дурачки. Правда, в те времена, когда гимназисты еще учили латынь, дурачок был один, от силы два на весь уезд. Теперь уже их никто не считал.
Адмирал Пеночкин был среди них самым заметным. Он всегда широко шагал куда-то в распахнутой офицерской шинели, не снимавшейся ни в какую погоду, с непокрытой седой головой, отрешенно глядя в землю. Мальчишки, бывало, замечали его издалека, выстраивались в линейку и вытягивались, расправив плечи. Пеночкин небрежно, но царственно козырял и шагал себе дальше, погруженный в раздумья и воспоминания.
В настоящий момент Адмирал мерил шагами улицу перед универмагом, все так же скорбно и задумчиво глядя под ноги. Иногда он останавливался и производил размашистые движения руками, словно командовал перестроением войск. Казалось, здесь он единственный осознал серьезность момента и готов решительно действовать. Майор Дутов, кстати, который тоже был в форме и тоже ходил, такого впечатления не производил.
Пока еще никто в толпе ничего не понимал и питался только слухами, витавшими в воздухе. Слухи довольно быстро долетели и до Кирилла с его товарищами.
Произошло же следующее. В разгар дня, когда народ бродил по улице, запирал машины, привязывал лошадей и приценивался к товарам, вдруг раздались оглушительные хлопки. Универмаг и часть улицы заволокло сладковатым дымом.
Покупатели и продавцы так ничего и не успели понять. Они даже не разобрали, кто и как выкинул их из универмага на улицу, все произошло мгновенно. Правда, кто-то утверждал, что видел в дыму большие угловатые фигуры, шлемы, оружие. Некоторым даже малость досталось, и они бережно демонстрировали синяки и царапины как вещественные доказательства.
Те, кто пытался после этого зайти в универмаг, вылетали обратно тем же непонятным и быстрым способом. Говорили, что их словно пинком вышибало.
Впрочем, из-за непонятности мало кто воспринимал происшествие очень уж всерьез. В толпе тут и там слышались шуточки. Всем казалось, что пройдет минута-другая, и все очень просто разрешится. Например, окажется, что где-то замкнуло ток. Или что пожарная часть решила провести неожиданные учения. Мальчишки – те вообще были в восторге. В кои-то веки в Зарыбинске что-то происходит!
– Я знаю, как через аптеку к универмагу пролезть, – зашептал Хрящ, толкая Кирилла в бок. – Там через забор, по кустам и – от-тана попала! Никто не заметит.
– Зачем?
– Ну посмотрим. Поближе подойдем. Может, в окна заглянем...
– Я те загляну! – прозвучал рядом бас милиционера. – Так загляну, что неделю будешь задницу в молоке отмачивать.
– Да ладно, – стушевался Хрящ. – Я так...
И тут он как-то напрягся, ощетинился, словно весь встал торчком. Его сердитые глаза заблестели, высмотрев что-то в толпе.
– Глянь, глянь, – он снова толкнул Кирилла. – Промзавод подвалил.
– Вижу, – ответил Кирилл, невольно принимая надменную независимую позу.
Действительно, неподалеку показалась группка парней, во главе которой торчал Дрын – рыжий и лохматый предводитель промзаводских «болтов», год назад пришедший из армии. Он все время ухмылялся, и его лошадиные зубы от этого как бы выкатывались вперед. Он ухмылялся, когда молчал и когда говорил, когда курил и когда пил. И зубы всегда торчали чуть впереди него. Он ухмылялся даже, когда по этим зубам получал. А подобное случалось не так уж редко: противостояние Гимназии и Промзавода носило переменный успех.
Скорее всего промзаводскую пехоту привел все тот же Пакля. У «болтов» было свое штабное место – водокачка на окраине, – и до них не долетал шум из городского центра. Дрын оглядел толпу, задержал взгляд на кучке гимназистов и многообещающе ухмыльнулся. Понятно, что именно обещала эта ухмылка – промзаводских было вдвое больше.
– Надо пацанов собирать, – загодя прикинул Хрящ. – Вон Скелет стоит с Чесоткой. Вон Шпак...
– Хм, – с сомнением произнес Гена.
И тут в толпе что-то начало происходить. Послышался шум, недовольно загудели бабы, побежали куда-то милиционеры. Адмирал Пеночкин застыл на месте и, сунув руки в карманы шинели, угрюмо наблюдал за происходящим. Отчетливо раздались яростные хриплые проклятия, словно кому-то выкручивали руки. В следующий момент стало видно, что очагом беспорядков стали двое закадычных приятелей, пенсионеры-алкоголики – Травкин и Мендельсон.
Творилось что-то странное. Оба рвались к универмагу с лицами злыми и решительными. Пока милиционеры сдерживали Мендельсона, Травкину удалось прорваться. Майор Дутов бросился было наперерез, но не успел. В руках у Травкина что-то вспыхнуло – эта была бутылка с бензином, из горлышка которой торчала тряпка-фитиль.