Голубая кровь - Угрюмов Олег. Страница 29

Причудливая тень металась у него за спиной, грозя смертью и забвением.

Они приходили в его сны, чтобы о чем-то…

– …напомнить, что нужно экономить стрелы. Подпускаем поближе, и тогда уж наверняка…

Вторая атака началась ближе к рассвету.

Незадолго перед этим тела пятерых погибших воинов и Либины бережно положили на каменные постаменты и оставили их в темноте и прохладе подземного уровня цитадели. Каббад прочитал молитвы и принес жертвы богам, попросив принять души ушедших. Через два дня очищающее пламя примет их земную оболочку.

Жители Каина с тревогой поглядывали на своего вождя. Как переживет Аддон смерть любимой жены? Как будет себя вести? Ни для кого в крепости не было секретом, что и теперь, спустя два десятка ритофо совместной жизни, Кайнена и Либину связывали самые нежные и глубокие чувства. Все знали и то, насколько силен духом владыка Каина и как высоко ставит он свой воинский долг. Но сможет ли он, такой же смертный и уязвимый, как и остальные, пережить это и не сломаться? И что будет с ними, если самое страшное все же случится и Аддон Кайнен, обезумев от горя, не сможет хладнокровно руководить обороной?

Эти тревожные мысли и сомнения в первую очередь не делали черти соплеменникам Кайнена, однако люди есть люди. Их нельзя упрекать за то, что им не присущи хладнокровие и ледяное безразличие бессмертных богов. Тем ценнее то доверие, которое они оказывают друг другу вопреки жестоким ошибкам и печальному опыту; та любовь, которую они питают к себе подобным, понимая, как мало ее заслуживают; и та надежда, которую они не теряют даже тогда, когда, казалось бы, ничто не может ее поддерживать.

Аддон был умен и прозорлив.

Каббад – мудр.

Но оба были растеряны и печальны, ибо смерть Либины сразила их, как поражает наемный убийца, подкравшийся со спины.

Они столкнулись на лестнице, ведущей в подземный уровень.

– Ты не должен проводить здесь много времени, друг мой, – тихо сказал прорицатель. – Сейчас ты не имеешь на это права.

– Знаю. Я уже приказал Килиану собрать всех жителей крепости. Выступлю перед ними, постараюсь успокоить, убедить в том, что первое сражение показало наше превосходство. Не хочу, чтобы люди зря тревожились. Они должны быть уверены, что их предводитель не ослеплен своим горем и знает, что делает.

– А это так?

– Пока идет война – это единственная правда. Вот когда варвары будут разгромлены, мы с тобой поговорим. А теперь оставь меня, Каббад. Мне нужно всего несколько текселей, чтобы попрощаться с ней. Иди наверх. Я сейчас поднимусь.

Прорицатель низко поклонился Кайнену и торопливо покинул его.

В храме любви место есть только троим – двоим людям и тому чувству, которое существует между ними.

Потом Аддон Кайнен держал перед своими людьми речь, в которой пообещал, что приведет их к победе и что варвары жестоко поплатятся за нападение на Каин. И люди вздохнули с облегчением, увидев в нем прежнего главу клана – стойкого, несокрушимого, умного и выдержанного, а не того раздавленного горем человека, который вызывал у них щемящее чувство жалости и сострадания, но вместе с тем так напугал их всего несколько литалов тому назад.

Килиан, глядя на отца, тоже старался держаться молодцом.

Он быстро накормил своих воинов. Еще не участвовавших в сражении бойцов расставил на стенах, назначив часовыми. Остальным велел отдыхать, и они немедленно разошлись, не желая терять ни одного драгоценного мгновения.

Уна ушла к себе и никого не пускала. Ее оставили одну, чтобы она выплакалась и успокоилась, насколько это возможно. Близкие не хотели мешать девушке, потому что хорошо знали – такому горю помочь нельзя. Нужно иметь мужество пережить эту боль в одиночку. Никто не справится с этим вместо тебя.

А еще через несколько литалов, как только звездноглазая ночь упала в долину хищной птицей, во вражеском лагере снова забили барабаны. И новые толпы варваров, вооруженные до зубов, пылая яростью и жаждой мщения за вчерашнюю неудачу, хлынули к Каину.

Некоторым из них не суждено было преодолеть даже половину расстояния, отделявшего лагерь Омагры от стен цитадели: раздался гулкий звук, словно невидимый великан захлопал в ладоши, – и тяжелые камни, выпущенные из бираторов, посыпались на головы нападающих. Лучники Кайнена стреляли подожженными стрелами. Они не только поражали цель, но и воспламеняли одежду наступавших воинов.

Одни просто падали ничком и оставались лежать горящими холмиками; другие с отчаянными криками катались по земле, пытаясь сбить пламя и вырвать из раны стрелу. И те и другие, словно живые (или мгновение тому живые) факелы, освещали темную долину, улучшая видимость защитникам цитадели.

Палчелоры же вынуждены были действовать почти вслепую, потому что Аддон приказал ограничиться минимумом факелов на стенах. Внутренний двор цитадели освещался пламенем, которое зажгли в больших бронзовых светильниках, так что солдаты гарнизона были едва различимы на фоне черного неба и ливень стрел, выпущенных противником, причинил им мало вреда К тому же спасали и упомянутые уже плетеные щиты, и то, что палчелорские луки обладали значительно меньшей дальностью боя, нежели знаменитые тезасиу. Поэтому вражеские стрелы достигали стен Каина уже на излете, а лучники под командованием Руфа вынуждали варварских стрелков держаться на почтительном расстоянии.

Аддон свирепствовал, словно раненый зверь. Когда косматая голова одного из воинов Омагры появилась на верхней ступеньке лестницы, он схватил злополучного врага за волосы, коротким движением отсек ее и с силой швырнул вниз. Безжалостно отрубил по локоть чью-то руку, вцепившуюся в выступ каменной кладки, и со странной ухмылкой прислушивался к тому, как затихают внизу вопли искалеченного врага.

Третий вырос за его спиной, ловкий и гибкий, как черная тень. Лица его Кайнен не видел, только красные отблески пламени отражались в глазах палчелора. Он уже успел замахнуться на Аддона палицей, и звонко закричал какой-то воин, предостерегая командира, но тот мягко присел, развернулся лицом к противнику и, уже подымаясь, снизу вверх вонзил острие своего раллодена тому под нижнюю челюсть. Варвар забулькал кровью и тяжелым мешком рухнул со стены, увлекая за собой еще двоих или троих соплеменников.