Живи с молнией - Уилсон Митчел. Страница 132
Заказав для Сабины завтрак, он встал, ссылаясь на необходимость срочно позвонить по телефону. Пусть побудут немного наедине, хотя ему очень трудно отойти сейчас от столика. Эрик боролся с желанием остаться, зорко наблюдать за ними, заставить их следить за каждым своим словом. Но отступать от своего решения он ни за что не хотел. Его угнетала собственная жестокость – он знал, что поступает с ними жестоко.
Выйдя из ресторана, Эрик спустился по устланной ковром лестнице в холл, прошел в самый дальний угол и опустился в кресло. Он сидел, уставившись в одну точку, перед мысленным взором его неотступно стояла Сабина – такая, какой он до сих пор никогда ее не видел: бесконечно обаятельная, недоступная и оттого еще более прекрасная. Он видел ее глазами другого мужчины, любившего ее давно и безнадежно, глазами мужчины, который во мраке отчаяния сотни раз видел перед собой этот образ. Сидя один и думая о том, что Хьюго в это время, наверно, тихо говорит Сабине о своем чувстве, Эрик ясно представлял себе, что должен был испытывать Хьюго вдали от нее.
13
Хьюго не поднял глаз и не повернул головы, когда Эрик отошел от стола. Он не понимал, чем вызван этот жест, и даже рассердился на Эрика. Он переживал почти невыносимую неловкость, оставшись наедине с Сабиной. Она сидела молча, а Хьюго терзали противоречивые чувства. Из гордости ему хотелось наказать ее, продлить это напряженное молчание до возвращения Эрика, и вместе с тем он жаждал излить ей свою душу.
– Долго вы с Эриком тут пробудете? – спросил он наконец.
– Это зависит оттого, сколько его здесь задержат, – ответила она, не поднимая глаз.
Хьюго улыбнулся.
– Вот мы, наконец, и заговорили.
– Я не думала, что это будет так трудно, – с беспощадной откровенностью созналась она.
Грустно улыбаясь, он наклонился вперед.
– Что я могу вам сказать? – произнес он. – Я чувствую себя воскресшим Лазарем. Особенно с вами.
– Это лечение было очень мучительным?
Хьюго ласково взглянул на нее, но тут же нахмурился. Он забыл, как легко она может вызвать его на откровенность.
– Не столько мучительным, сколько бесполезным. Я уже никуда не гожусь. Я никому не нужен. И меньше всего – себе самому.
– Однако вы всем доставляете массу тревог. Со мной вы поступили безжалостно, Хьюго, я не могу представить себе более бессердечного поступка. Это жестоко.
Хьюго виновато опустил голову.
– Вы говорите о том письме?
– Нет, – тихо ответила Сабина, – совсем не о письме. Я говорю о том, что было после. Я получила письмо и… больше ничего. Вы ни разу не сообщили мне, как идет лечение. Чтобы хоть что-нибудь узнать, мне приходилось звонить Эдне.
– Но сколько же раз можно прощаться, не ставя себя в смешное положение? – И тоном мягкого упрека Хьюго добавил: – Зачем вы показали это письмо Эрику? Оно предназначалось только для вас. Это тоже было жестоко с вашей стороны.
– Я ему не показывала, – быстро возразила она.
– Но он все-таки его читал.
Она вопросительно взглянула ему в глаза. Сейчас она была на десять лет старше, чем тогда, когда они познакомились. Губы ее были по-прежнему нежны, но на лице появились морщинки, а в волосах – седина. Однако он любил ее, и, сколько бы ни было ей лет, он всегда будет считать, что это самый лучший для женщины возраст. Женщины помоложе казались ему недостаточно зрелыми, женщины постарше – чересчур пожилыми. Он не видел Сабину несколько лет и в душе надеялся, что, быть может, она так изменилась, что он, наконец, избавится от своего чувства. Однако если она и изменилась, то только к лучшему. Он видел, что она встревожена и в глазах ее сквозит сострадание не только к нему, но и к Эрику. «В лучшем случае, – грустно подумал он, – она в одинаковой степени огорчена за нас обоих».
– Он вам говорил об этом? – спросила она.
– Нет, ни слова, но я и так знаю. Я понял это сразу же, как только мы встретились. Он сердится на меня. Мы с ним сидим всего полчаса, и он уже несколько раз резко обрывал меня, хотя в нашем разговоре не было ничего такого, чем можно было бы объяснить такую резкость.
Сабина медленно покачала головой.
– Я уверена, что вам это только показалось. Я знаю Эрика. Если бы он прочел письмо, он тут же пришел бы ко мне. Он не стал бы таить это в себе.
– Оно все еще у вас? – мягко спросил Хьюго.
– Да, – почти беззвучно ответила Сабина. Ей пришлось чуточку помедлить, чтобы овладеть собой. – Я не уничтожила его. Разве может женщина уничтожить такое письмо? – добавила она. – Вы хотите, чтобы я его порвала?
– Можете порвать… Теперь это уже неправда, понимаете?
Тщательно согнав с лица всякое выражение, Хьюго поднял на нее спокойный взгляд, но в то же время ему хотелось, чтобы она не поверила этой лжи. И она, по-видимому, это поняла, хотя задумалась и некоторое время сидела молча. Потом, словно приняв какое-то решение, она откинулась на спинку стула и очень просто сказала:
– Я рада это слышать, Хьюго.
– Вы можете сказать об этом Эрику, когда будете объясняться с ним по поводу письма, – добавил он.
Она улыбнулась.
– Но ведь тут нечего объяснять.
– Кроме того, почему вы его сохранили.
– Да, пожалуй, – согласилась она.
– И больше вам нечего сказать?
– Нечего.
– Тем хуже, – сказал он. – Ну, пусть это будет эпитафией. – Он встал и слегка покраснел, словно стыдясь, что она заметит его поношенный костюм и старые ботинки. – Мне пора, я уже опаздываю. Передайте привет Эрику.
– Разве мы больше не увидимся? – спросила она.
– По-моему, лучше найти предлог, чтобы избежать встречи.
Хьюго обернулся и увидел подходившего Эрика. Оба бесстрастно посмотрели друг на друга.
– Желаю вам, чтобы завтрашнее свидание прошло удачно, – холодно произнес Эрик. Хьюго кивнул головой и ушел.
Эрик сел рядом с Сабиной; лакей убирал со стола тарелки. Сабина попросила только кофе, сладкого ей не хотелось. Она машинально вертела в пальцах спичечную коробку. Эрику бросилась в глаза ее задумчивость.
– Ты дозвонился? – спросила она.
Эрик покачал головой; он мог бы поклясться, что у нее на уме какой-то другой, гораздо более серьезный вопрос. Он даже догадывался, какой именно, и напряженно готовился к ответу.
– Значит, свидание у тебя назначено на завтра? – продолжала она.
– Оно назначено на завтра, но я уже разговаривал с сенатором Хольцером, Сабина. Мы виделись с ним вчера вечером. После завтрака я поеду к нашему старому другу Арни О'Хэйру.
– Арни! – тревожно воскликнула она. – Неужели он имеет к этому какое-нибудь отношение?
– Не знаю, – признался Эрик, и лицо его сразу стало суровым. – Но будь я проклят, если не выясню!
Он взглянул на нее, ожидая услышать все тот же невысказанный вопрос, но она, очевидно, решила отложить разговор до другого раза. Эрик не мог разобраться, рад он этому или нет. Он так и не знал, что же он ответит, когда она его, наконец, спросит.