Нежный негодяй - Бартелл Линда Ланг. Страница 39

Но зато никто из моей семьи не навлек на себя гнев папы Римского, мысленно возразила девушка, опустив гневно горящие глаза. Никого из нас не отлучали от церкви.

Однако размышления гостя уже приняли другое направление. Повернувшись к Джульетте спиной, он обратился к настоятельнице.

— Мне нужно поговорить с вами, сестра, — и направился к комнате аббатисы. Поношенная ряса болталась на нем, как на вешалке. Сестра Лукреция кивнула послушнице.

— Возвращайтесь к своим обязанностям, сестра, — дав указание, она предостерегающе посмотрела на Джульетту и последовала за доминиканцем.

Однако вопреки здравому смыслу, девушка осталась на месте. Да этот монах — настоящий фанатик, правильно его так называют. Даже вердикт Его Святейшества не усмирил Савонаролу.

По спине пробежал холодок. В конце концов, приор Флоренции всего лишь человек. И как она слышала, он уже ступил на путь, ведущий к гибели.

Глава 14

— Сестра Джульетта!

Негромкий, но суровый голос заставил девушку вздрогнуть. Увидев недовольную сестру Елену, она невольно застонала. Уж точно эта женщина станет причиной ее бесславной кончины в Санта-Лючии, где изнуренную и истощенную бедняжку Джульетту найдут возле только что вычищенного до блеска ночного горшка. И, конечно, воняющую, как этот горшок.

— Что вы здесь делаете, сестра? — монахиня шипела в самое ухо Джульетте, и девушке пришлось достаточно резво сесть на холодном полу, чтобы избежать более громких упреков. — Ночь — для сна, день — для трудов и молитв!

— Да, сестра, — опустив глаза, пробормотала Джульетта. Интересно, сестра Елена хоть когда-нибудь в жизни смеялась или хотя бы улыбалась?

— Вы понимаете, где находитесь?

Конечно, понимаю, я здесь целый месяц и знаю все уголки обители, раздраженно подумала девушка. Но, притворяясь, будто и в самом деле не совсем понимает, где она, вопросительно огляделась по сторонам. В последнее время Джульетта часто пользовалась этой уловкой, разговаривая с сестрой Еленой.

Не дожидаясь, пока послушница определит свое местонахождение, монахиня продолжила:

— В гостиной. Здесь принимают посетителей! Представить только, сестра Лукреция принимает кого-то в этой комнате и находит вас, свернувшейся в уголке как какая-нибудь спящая собачка.

При этом упреке девушка вспыхнула от унижения.

— Вам не хватает прилежания! Это позор для Санта-Лючии, да и для вашей семьи тоже.

Несмотря на добрые намерения, Джульетта покраснела. Мысль о том, что она позорит имя Алессан-дро, была для нее невыносимой. Но, может быть, то, что она прилегла в углу гостиной и уснула, действительно позор для семьи. Девушка прикусила язык и подавила гордость.

— Да, сестра, — произнесла дочь принца самым смиренным тоном. — Я постараюсь.

Совершенно внезапно в животе заурчало, будто рык Лили нарушил тишину комнаты.

— Ваш аппетит просто постыден, — жестко добавила сестра Елена. — Толсты, как куропатка, да еще едите за пятерых. Нужно обуздывать желания и больше интересоваться духовным.

Едите за пятерых… Джульетта с трудом поборола порочное желание запустить в голову сестры Елены только что вычищенным горшком. Вместо этого она выпустила в монахиню искусный словесный заряд:

— Вы абсолютно правы, сестра. А если бы и другие служительницы Господа в Санта-Лючии последовали вашему примеру и поменьше ели и пили, то нам вообще не понадобились бы ночные горшки.

Джульетта метнула взгляд из-под ресниц на сестру Елену: лицо монахини выражало удивление и подозрительность. Она еще больше поджала губы и прищурилась. Девушка ничем не выдала своих чувств, дабы добрая сестра не придумала другого наказания, по сравнению с которым чистка горшка показалась бы удовольствием.

Сестра Елена не успела что-либо ответить, так как колокол возвестил вечерню. Джульетта в душе облегченно вздохнула, потому что этот звон означал окончание работы и приближение вечерней трапезы. Правда, сначала придется выдержать еще один, последний, час молитвы, когда так трудно не задремать. И только мысль о еде помогает бороться со сном. А самая радужная перспектива — после ужина улечься на узкую, жесткую кровать.

— Коровы мычат. Вам следовало бы не дремать, а подоить их.

Подоить четырех коров в тесном сарае? При этой мысли Джульетта вздохнула. Со столь непослушными животными ей еще не приходилось сталкиваться, и то, на что у других — например, у сестры Елены — уходило не больше часа, у нее отнимало целых три. Даже спустя неделю после начала исполнения этой обязанности Джульетта не могла похвастать тем, что мерзкие животные подчиняются ей. Неизвестно почему тон сестры Елены смягчился.

— Знаю, дитя, для вас это трудно, но каждый должен нести свое бремя, особенно в свете того, что мы этим летом во время чумы потеряли несколько наших возлюбленных сестер.

При открытом упоминании о смерти среди монахинь в Санта-Лючии — до сих пор об этом только шептались — Джульетта испытала чувство раскаяния. В конце концов, это ведь ее собственное решение, она молодая и здоровая, и конечно, могла сделать больше, чем пожилые сестры, проведшие здесь почти всю жизнь.

— Простите меня, сестра, — искренне сказала послушница. — Я присмотрю за коровами после вечерни.

Сестра Елена кивнула.

— А если поторопитесь, то сможете перехватить что-нибудь на кухне, пока все не остынет, — грубовато посоветовала она. — Я попрошу сестру Маргариту отложить вашу порцию.

Не успела Джульетта поблагодарить монахиню, как та повернулась и вышла.

После часа молитв Джульетта собралась идти в коровник. Мысль о еде — она лелеяла ее в течение всей вечерни — подстегнула решимость подоить коров без промедления. Все-таки, рассуждала девушка, пересекая двор с фонарем в руках, животных она любит, и те всегда отвечают ей взаимностью.

Во всяком случае, так было раньше, до встречи с коровами Санта-Лючии.

Дверь сарая была открыта, и едва послушница вошла, как в нос ударил тяжелый запах сена, животных и, особенно, коровьего навоза. Сморщившись, девушка повесила фонарь на гвоздь. Все четыре коровы мычали — верный признак того, что время дойки уже миновало.

От скорости работы зависит, удастся ли ей поесть. Джульетта закатала рукава, взяла чистый подойник и пододвинула низенький стульчик к костлявому боку первой коровы. Как же ее кличут? В первых двух стойлах находились пеструшки, но девушка не могла припомнить их кличек. Ладно, она и имена-то монахинь только-только выучила. Четыре коровы, определенно, не стояли в начале списка ее приоритетов.

Девушка уселась и принялась за работу, надеясь так или иначе внушить животным, что необходимо поспешить. Она дергала за соски, как учила сестра Елена, зная, что пройдет несколько минут, прежде чем появится молоко.

Но время шло, а усилия Джульетты оставались бесплодными.

— Ну, будете вы отдавать? — процедила девушка сквозь зубы. — Или я оставлю вас недоенными до утра! Корова не обращала внимания на угрозы, только крутила головой, да бросала на Джульетту недобрые взгляды. При этом животное жевало, не переставая, и казалось вполне довольным.

Но вот в стенку подойника ударила тонкая струйка молока. Девушка возликовала. От ужина ее отделяло каких-нибудь полтора часа.

Звук льющегося молока привлек в коровник черного кота матери-настоятельницы, и теперь он ходил вокруг и терся о юбку послушницы. Как бы не потревожил корову, подумала Джульетта, и отбросила его ногой в сторону. Но кот тут же вернулся.

Некоторое время девушка работала, не обращая внимания на незваного гостя, и это помогло. Вид и запах свежего молока отзывался урчанием в желудке, а белая струя, медленно наполняющая ведро, действовала завораживающе. Джульетту клонило ко сну. И как же она хотела чашку молока…

Внезапно измазанный навозом коровий хвост ударил девушку по щеке. Она живо вскочила, задев ногой подойник, и драгоценное молоко едва не вылилось. Первую пеструшку девушка додаивала, сидя прямо, как солдат, и искоса посматривая на вроде бы безобидный хвост, как будто он был живым существом. Взяв от коровы все молоко, Джульетта осторожно перенесла подойник из стойла в угол, чтобы нечаянно не опрокинуть его. Постояла, подняв руки, наклонилась, чтобы размять спину. Интересно, почему сестры — если не брать в расчет стоимость — не носят рясы из более удобного материала, например, из шелка? Конечно, рясы сестры Лукреции легче, девушка уже заметила, что одежда матери-настоятельницы по качеству намного лучше, чем у других монахинь.