Город золотых теней - Уильямс Тэд. Страница 74

Рени сумела только кивнуть.

– Вот и ладно. Пошли. Я вам позвоню, если выйду на след.

На выходе из лифта их встретил Дако. Машина, словно по волшебству, уже ждала у парадного.

Рени обняла доктора Ван Блик и чмокнула в напудренную щечку.

– Спасибо. Так приятно было вас снова увидеть.

Сьюзен улыбнулась.

– Знаешь, чтобы нанести визит, не стоит ждать, пока на тебя насядут виртуальные террористы.

– Ладно. Спасибо вам большое.

Ксаббу пожал доктору руку. Сьюзен не отпускала его несколько секунд, внимательно глядя в лицо.

– Приятно было с вами познакомиться. Надеюсь, вы придете снова.

– С большим удовольствием.

– Отлично. Тогда решено.

Доктор вкатила свое кресло на крыльцо, пока они залезали в машину, и махала им рукой из тени колонн, пока Дако разворачивался, выезжая на длинную аллею.

– Вы печальны.

Ксаббу уже давно вглядывался в нее, отчего Рени становилось неуютно.

– Не печальна. Просто… нервничаю. Каждый раз, когда мне кажется, что дело сдвинулось с мертвой точки, я упираюсь в глухую стену.

– Вам стоит сказать не «я», а «мы».

Его ясные карие глаза укоряли, но у Рени не осталось сил даже испытывать вину.

– Ты очень помог мне, Ксаббу. Конечно.

– Я говорю не о себе, а о вас. Вы не одна – посмотрите, сегодня мы говорили с этой мудрой женщиной, вашим другом, и она поможет нам. Сила в товариществе и семье. – Ксаббу развел руками. – Все мы слабы по сравнению с такими могучими силами, как гроза или песчаная буря.

– Это сильнее песчаной бури. – Рени машинально поискала сигарету, но вспомнила, что в автобусе курить не разрешается. – Если я не совсем сошла с ума, это дело страшнее и удивительнее всего, о чем я только слышала.

– Вот потому вам пришло время звать на помощь. В моей семье говорят: «Хотел бы я видеть бабуинов на этом камне». Только мы их зовем «люди, сидящие на пятках».

– Кого – их?

– Бабуинов. Меня учили, что все существа, живущие под солнцем, тоже люди – как мы, только другие. Я знаю, среди горожан не принято так думать, но для моей семьи, особенно семьи отца, все живые твари – люди. Бабуины – люди, сидящие на пятках. Вы их, конечно, видели и знаете, что это так.

Рени кивнула. Ей было немножко стыдно, что бабуинов она видела только в клетках Дурбанского зоопарка.

– Но зачем желать, чтобы на скале сидели бабуины?

– Это значит, что пришло время великой нужды и нам нужна помощь. Обычно мой народ не питает дружеских чувств к людям, сидящим на пятках. Когда-то, давным-давно, бабуины совершили великий грех против Деда Богомола. Между ними и его народом была большая война.

Рени не могла сдержать улыбки. Бушмен говорил о мифических созданиях, богомолах и обезьянах, точно о товарищах-студентах.

– Война?

– Да. Началась она с долгого спора. Богомол испугался, что спор не кончится добром, и, чтобы не оказаться застигнутым врасплох, послал одного из своих сыновей собирать дерево для стрел. Бабуины увидали, что мальчик старательно собирает деревяшки, и спросили его, что он делает. – Ксаббу покачал головой. – Юный Богомол был по-детски наивен. Он сказал им, что его отец готовится к войне с людьми, сидящими на пятках. Бабуины разгневались и испугались. Все больше и больше распалялись они, споря меж собой, пока, наконец, не накинулись на юного Богомола и не убили его. Расхрабрившись от легкой победы, они вырвали ему глаз и принялись играть им, перекидывая, будто мяч, и выкрикивая: «Я хочу! Чья очередь?» – снова и снова.

Старый Дед Богомол услыхал во сне, что сын зовет его. Он взял свой лук и побежал так быстро, что немногие стрелы в его колчане трещали, как колючий куст на ветру. Схватился он с бабуинами и, хотя было их много больше, отобрал у них глаз сына, хотя и сам был тяжело ранен. Бросил он глаз в кожаный мешок и убежал.

Он отнес глаз туда, где вода проступает из-под земли и растут тростники, бросил глаз в воду и приказал ему расти снова. Много дней подряд возвращался он, и ничего не менялось, но он продолжал приходить и однажды услыхал плеск воды – то его сын, снова живой, плескался в источнике. – Ксаббу улыбнулся, радуясь счастливому концу, но быстро посерьезнел. – Такова была первая битва между бабуинами и народом Богомола. Долгой и кровавой была та война, и обе стороны понесли много потерь, прежде чем она кончилась.

– Но я не понимаю. Если дело в этом, почему вы ждете от бабуинов помощи? Они ужасны!

– Да, но такими они стали лишь от страха, думая, что Дед Богомол пойдет на них войной. А причина того, что мы просим о помощи бабуинов, в старой сказке семьи моего отца. Но я боюсь, что слишком заболтался. – Он глянул на Рени из-под длинных ресниц – как ей показалось, с доброй усмешкой.

– Нет, продолжай, пожалуйста, – попросила она. Что угодно, лишь бы не размышлять о своих неудачах, пока за окнами проплывает серый город.

– Это случилось давно – так давно, что вы, наверное, сочтете эту историю мифом. – Ксаббу глянул на Рени с нарочитой суровостью. – Но мне говорили, что речь в ней идет о бабушке бабушки моей бабушки.

Так или иначе, женщина моего народа по имени Н! юка отстала от своего племени. Дело было во время засухи, и люди разошлись в разные стороны, чтобы отыскать самые дальние песчаные колодцы. Ушла и она с мужем. Он нес последнюю их воду в яйце страуса, она – младенца на бедре.

Далеко они ушли, но не нашли воды ни в первом песчаном колодце, ни во втором. Пошли бы они и дальше, но застигла их темнота. Измученные жаждой и голодом – ибо во время засухи еды не найти, – легли они спать. Н! юка укачивала ребенка, напевая, чтобы отвлечь его от боли в животе.

Когда проснулась она, высоко над головой стоял месяц, подсказавший людям Прежнего народа форму первого лука, но света от него не было. Муж ее сидел рядом, и глаза его были испуганы. Из темноты за последними угольями догорающего костра слышался голос и, как далекие холодные звезды, горели глаза.

«Я вижу троих: двух больших и одного маленького, – сказал голос. – Дайте мне маленького, ибо я голоден, и тогда я отпущу двоих».

Н! юка прижала ребенка к себе. «Кто там? – воскликнула она. – Кто говорит?» Но голос лишь повторил то, что сказал раньше.

«Мы не сделаем этого! – крикнул муж. – А если ты подойдешь к нашему костру, я выстрелю в тебя отравленной стрелой, и кровь твоя скиснет в жилах, и ты умрешь».

«Тогда я буду глуп, если подойду к огню, – ответил голос. – Но я терпелив. Вы далеко от своего народа, и вам нужен сон…»

Глаза погасли. Н! юка и ее муж были очень испуганы. «Я знаю, кто это, – сказала женщина. – Это Гиена, худший из Древних. Он будет идти за нами, покуда мы не заснем, а тогда убьет нас и сожрет нашего ребенка».

«Тогда я буду биться с ним сейчас, пока жажда и голод не отняли мои силы, – ответил ее муж. – Но пришел мой смертный час, ибо Гиена хитер и клыки его крепки. Я выйду драться с ним, а ты беги и уноси ребенка». Н! юка спорила с мужем, но тот стоял на своем. Он пропел песню Утренней звезде, величайшему из охотников, и ушел во тьму. Плакала Н! юка, унося дитя. Слышала она за спиной кашель Гиены – вот такой: хаф! хаф! хаф! , – чтобы издать этот звук, Ксаббу выпятил вперед подбородок, – и крик мужа. А потом ничего она больше не слышала. Она бежала и бежала, закрывая рот ребенку, но вскоре услыхала сзади голос: «Я вижу двоих, большого и малого. Отдай мне малого, ибо я голоден, и я отпущу второго». Тогда испугалась она, поняв, что Старик Гиена убил мужа и скоро догонит ее и убьет и ее, и ребенка, а поблизости не было соплеменников, и некому было помочь той женщине. Одна бежала она через ночь.

Голос Ксаббу обрел странный ритм, точно первоначальные слова сказания пытались прорваться сквозь чуждый им английский язык. И в этот момент Рени, нервно раздумывавшую, действительно ли ее друг верит в эту сказку, осенило. Это была именно сказка, сказание, то, с чьей помощью человек придает формы видимому миру. В этом Ксаббу был совершенно прав: нет разницы между народной сказкой, религиозным откровением и научной теорией. Пугающая идея принесла ей странное облегчение. На мгновение она потеряла нить рассказа.