Бирюзовая маска - Уитни Филлис. Страница 17
Я оттолкнула стул и встала. Я дрожала, мои мускулы напряглись, и я тоже выплеснула свой гнев.
— Тогда я пойду паковать чемоданы. Единственная причина, почему я сюда приехала, — любовь к моей матери. Даже не зная ее, я ее люблю. Если с ней обошлись несправедливо, я хочу это исправить. И я не буду слушать, что вы говорите о моем отце. Как такой, как вы, может знать его ум и его сердце? Он был настолько выше любого из Кордова, что… что… — Я остановилась, не в силах продолжать от возмущения, у меня в глазах стояли слезы. Я пошла к двери и так сильно оттолкнула стул, что он с грохотом упал на пол. Я не обратила внимания. Все было кончено между мной и этим ужасным человеком.
Не успела я дойти до двери, как вдруг меня остановил его звонкий смех. Хуан Кордова смеялся. Еще больше рассердившись, я повернулась и уставилась на него.
— Подожди, — сказал он. — Вернись, Аманда. Я доволен тобой. Ты мне подходишь лучше всех остальных. В тебе виден дух Кордова. Ты молода, у тебя дикий, сильный характер. Ты — часть меня и своей матери. Иди сюда, садись, и мы поговорим спокойно.
Его неожиданная мягкость меня насторожила. Ему нельзя было полностью доверять. Однако тон его меня гипнотизировал. С все еще трясущимися руками я подняла стул и села. Я не собиралась его так легко прощать, и я не собиралась доверять ему, но что-то во мне не хотело, чтобы я уезжала.
— Я жду, — сказала я и с неудовольствием заметила, что мой голос дрожит.
Он поднялся и наклонился ко мне через стол. Своими длинными пальцами он дотронулся до моих волос, уложенных на затылке, легко провел по моему лицу, как будто художник по дереву, он больше доверял рукам, чем глазам, дошел до подбородка и поднял его кверху. Я застыла, мне было неприятно его касание, оно казалось мне больше собственническим, чем любящим.
— Я помню маленькую Аманду, — сказал он. — Я помню, как я держал ее в своих руках. Я помню, как я читал ей «Дон-Кихота», когда она сидела у меня на коленях.
Он пытался меня соблазнить.
— «Дон-Кихота», когда мне еще не было пяти? — спросила я.
— Ну конечно же. Для ребенка суть не в значении слов. Ему интересно быть со взрослым и слушать музыку его голоса и слов.
Я не двигалась, и он почувствовал мою настороженность, убрал свою руку и сел. Он не обиделся, но был все еще удивлен и, очевидно, доволен тем, что так сильно меня расстроил. Он был ужасный старик — злой и очень опасный.
— Теперь мы поговорим, — сказал он. — Все, что я сказал тебе, нужно сделать, но ты права. Нельзя настраивать против себя семью. Я сам отдам эти распоряжения. Остальные привыкли к моему своеволию, в отличие от тебя, и они не могут убежать от меня — как ты. Поэтому я делаю с ними, что хочу. По крайней мере, ты мне подходишь. Я чувствую себя сейчас живее, чем за много последних месяцев. Теперь ты можешь идти. А завтра мы начнем.
— Я не уверена, что я этого хочу, — сказала я. — Что вы хотите от меня?
— Это зависит от того, что ты можешь дать. Однако будет лучше, если ты не будешь разжигать потухший огонь, бередить старые раны. Все, что можно было сделать, когда умерла твоя мать, было сделано в свое время. Пусть так и будет, Аманда, и не беспокой себя разговорами с Полом Стюартом. А теперь, покойной ночи.
— Покойной ночи, — сказала я. Но я не пообещала ему, что оставлю в покое все, что касается смерти моей матери. Мне еще далеко не все было ясно.
Я вышла через дверь на площадку. Внизу в гостиной сидела одна Элеанора. В руках она держала книгу, но было непохоже, чтобы она ее читала. Она внимательно посмотрела на меня.
— Вы кричали, — сказала она. — Наверное, ты очень рассердила Хуана.
— Это он меня рассердил, — резко ответила я. — Пойду спать. Я очень устала — после прекрасного приема, который устроили мне Кордова.
— Конечно, — согласилась она спокойно и легким движением встала с кресла. — Я пойду с тобой и посмотрю, все ли в порядке у тебя в комнате.
Мне совсем не хотелось находиться в ее обществе, но я не знала, как от нее отвязаться. Она пошла за мной по ступенькам вверх и подождала, пока я открою дверь.
Кто-то включил лампу на ночном столике, и лохматый белый коврик на полу у кровати отсвечивал желтизной. В центре ковра лежал какой-то инородный предмет. Я наклонилась и подняла его.
Маленький тяжелый предмет лежал в моей руке, и я увидела, что он был сделан из какого-то черного камня, которому довольно грубо была придана форма крота, с вытянутой мордочкой и слегка намеченными ножками. К его спине с помощью ремешка из сухожилий были привязаны наконечник стрелы и несколько цветных бусин, включая кусочек бирюзы. Все эти вещи были явно старыми, и их покрывали пятна коричневого цвета. Странно, но мне стало очень неприятно, когда я на них посмотрела. Казалось, не было никаких причин для отвращения, однако я почувствовала именно это. Атавизм. Я была уверена, что это какая-то индейская реликвия, и ее оставили в моей комнате не с доброй целью.
Я посмотрела на Элеанору и увидела, что она с напряженным интересом смотрит на черный камень в моей руке.
— Что это? — спросила я.
Она вздрогнула и пожала плечами.
— Это индейский фетиш. Возможно, на спине — высохшая кровь. Существует такой ритуал, когда фетиш кормят кровью.
Я почувствовала холод камня в моей руке. От него исходила угроза. Но я решила все же выяснить, откуда он.
— Почему он здесь?
— Откуда я знаю? Наверное, кто-то его сюда положил. Дай посмотреть.
Она взяла у меня обмотанный ремешком камень и стала его рассматривать.
— Я думаю, это фетиш зуни, и я знаю, откуда он. Гэвин привез несколько фетишей, чтобы выставить их в магазине. И этот пропал. Настоящие фетиши теперь не купишь, потому что ни один уважающий себя индеец не продаст вещь, принадлежащую его роду. Я думаю, это фетиш охотника. Предполагается, что он приносит удачу в охоте. Гэвин сказал, что это редкий фетиш, потому что у него форма крота. Кроты живут под землей, и индейцы редко выбирают их фетишами, поэтому их очень мало. Однако у крота есть свои хорошие качества. Он может спрятаться в темной норе и устроить ловушку для более крупного животного.
Она была слишком хорошо информирована, и в ее словах чувствовалась насмешка.
— Но почему его оставили здесь?
— Может, это предостережение, кузина. Может, за тобой охотятся.
В ее темно-синих глазах мерцал какой-то странный огонек, и мне это не понравилось.
— И кто же за мной охотится? — спросила я с вызовом.
Она развела руками, и ее движения были грациозны, как у танцовщицы.
— Как ты узнаешь охотника до того, как он выстрелит? Это может быть любой из нас, не так ли?
Я посмотрела на черный камень в ее руке.
— Но почему за мной охотятся?
Элеанора тихо рассмеялась, и в этом смехе я услышала безжалостный смех Хуана Кордовы.
— Неужели непонятно? Я слышала кое-что из того, что тебе сказал дед. Он хочет использовать тебя против нас. Он хочет попытаться нас запугать.
Снизу, из гостиной послышался чей-то голос.
— Есть кто-нибудь дома? Я хожу здесь и не могу никого найти.
— Это Пол. — Глаза Элеаноры засветились от удовольствия, которое мне не понравилось. — Я отнесу крота назад Гэвину, Аманда. Не беспокойся. Хотя… — она остановилась на секунду, — может быть, тебе и нужно побеспокоиться.
Потом она двинулась по направлению к двери.
— Думаю, Пол хочет с тобой поговорить.
Я отрицательно покачала головой.
— Не сейчас. Я не хочу больше никого сегодня видеть. — С меня уже было достаточно общения с Кордова и особенно с Элеанорой. — Покойной ночи, — сказала я твердо.
Секунду она внимательно на меня смотрела, но я не колебалась, и, пожав плечами, она пошла к лестнице. В последнюю минуту она обернулась с тем же странным мерцанием в глазах.
— Ты правда не боишься, Аманда?
Я встретила ее взгляд, по которому было видно, что она оценила мое мужество и чувство собственного достоинства. Это была моя маленькая победа. Элеанора легко сбежала вниз по лестнице. Когда я пошла, чтобы закрыть дверь, снизу я услышала звук голосов — говорили тихо, как заговорщики.