Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми. Страница 25

Я все еще держал в руках голубиное перышко, и женщина рассеянно взяла его у меня и сказала:

— Извините, если я была недостаточно любезна с вами, но поймите, что я, слабая женщина, испугалась ваших длинных мечей и блестящих щитов. Кто бы из бессмертных ни привел вас к моим воротам, я благодарна ему. Я очень рада гостям и сейчас же прикажу моим слугам приготовить достойное угощение. Я вижу, что вы родовиты, но и я тоже не простолюдинка. Меня зовут Танаквиль. Может, это имя вам ничего и не говорит, но уверяю вас, что оно известно далеко за пределами Гимеры.

Она проводила нас в дом, попросила, чтобы мы оставили оружие в передней, а затем все мы вошли в пиршественный зал, где на ложах было по трибольших подушки и по две украшенных бахромой подушечки для подкладывания под локти. Там находились также ларь с фигурками восточных божеств и финикийский бог домашнего очага с разукрашенным ликом и в дорогом наряде. Посередине размещался большой коринфский кратер для смешивания вина с водой, а вдоль стен стояли аттические вазы и урны — как старые, расписанные черными фигурами, так и более новые, расписанные красным.

Танаквиль скромно сказала:

— Вы видите, что мой приемный зал выглядит невесело и что пауки сплели свои сети по углам. И мне очень радостно, что я могу принимать здесь знатных гостей, которые не побрезговали моим скромным жилищем. Если вы наберетесь немного терпения, я прикажу поварам взяться за работу, велю поставить охлаждать кувшины с вином и пошлю раба купить жертвенного мяса и нанять музыкантов, которые умеют играть на флейте и сиринге.

Она улыбнулась нам, и ее черные глаза сверкнули, когда она добавила:

— Я сама некрасивая старая женщина, но не беспокойтесь: у меня есть житейский опыт, и я равнодушна к предрассудкам. Я очень хорошо знаю, чего хотят мужнины после долгого морского путешествия, и полагаю, что вы не обманетесь в ваших ожиданиях.

Пока мы ожидали начала пиршества, она уговорила нас выкупаться в живительной воде каменного бассейна в саду. Мы разделись, положив одежду на каменные плиты двора, и окунулись в теплую воду. Пришли рабы с банными принадлежностями, вымыли нам головы и тела и натерли нас благовониями. Танаквиль, не смущаясь, внимательно рассматривала нас, пока нами занимались опытные руки банщиков.

Вскоре мы почувствовали приятное облегчение, и нам захотелось смеяться и наслаждаться жизнью. Нашу одежду унесли рабы, чтобы выстирать, а мы оделись в хитоны из тончайшей шерсти, а поверх них накинули заложенные складками плащи. Потом мы пошли в зал для пиров и возлегли на пиршественные ложа. Пришли слуги и подали нам на серебряных блюдах множество вкусных закусок — там были оливки, фаршированные соленой рыбой, белые и темные куски рыбы вяленой и тоненькие, свернутые в трубочки кусочки копченого мяса, начиненные фаршем из яиц, сладкой муки и кореньев с оливковым маслом.

Все это еще больше возбудило наш аппетит и жажду, так что мы с трудом терпели музыку слепого флейтиста и пение трех прекрасных девушек, которые чистыми голосами исполняли для нас старые гимерские песни. Наконец в зал вошла Танаквиль. Она успела переодеться в дорогие одежды и велела сделать себе высокую прическу в виде башни. На этот раз шея и плечи ее были обнажены, и она надела ожерелье из золота с желтыми камнями, а также золотые и серебряные браслеты, наверняка стоившие целое состояние. Танаквиль так наложила краски себе на лицо, что губы и щеки ее стали красными, а черные брови оттеняли сверкающие глаза.

От нее исходил приятный запах розовой воды, и она лукаво улыбалась, вливая в кратер мех красного вина и кувшин ледяной воды. Поющие девушки поспешно наполнили плоские чаши и опустились на колени, подавая нам вино. При этом их короткие туники задрались вверх, обнажая заманчивые округлости.

Танаквиль сказала:

— Я догадываюсь, что вас мучает жажда. Утолите ее вначале этим столовым вином, но только не напивайтесь допьяна. Вы наверняка слыхали песенку о пастушке, которая погибла от любви. За едой вам споют песнь о Дафнисе и Хлое. Я признаю, что она скучна, но аппетита она вам не испортит, а вы должны уважать старые традиции Гимеры. В свое время вы узнаете и о том, почему символ нашего города — это петух.

Когда мы утолили первую жажду, в зал внесли прикрытые блюда с мясом ягнят, телятиной и зажаренной на вертеле птицей, из которой были вынуты все косточки. К мясу подали овощи, сдобренные пряностями, горячий соус и очень вкусную кашу. Всякий раз, когда мы полагали, что трапеза закончена, подавались все новые и новые кушания, а когда нам хотелось пить, девушки приносили кубки с вином, украшенные на дне изумительными рисунками. Мы решили, что на кухне у Танаквиль работает целая армия искусных поваров.

В конце концов, едва переводя дыхание, мы запросили пощады, и тогда хозяйка дома велела подать фрукты, крупный виноград, жирные пироги на меду и другие сладости. Танаквиль собственноручно сломала печать на огромном кувшине и налила нам вина, приправленного мятой, которое охладило наши уста и быстро ударило нам в голову, так что, несмотря на тяжесть в желудках, нам почудилось, что мы парим в облаках, а не возлежим на пиршественных ложах. На дне этих кубков нам открылись такие забавные картинки, что мы громко смеялись и обменивались кубками, желая рассмотреть все повнимательнее. Коварное вино с мятой так взбудоражило нас, что мы начали поглядывать на поющих девушек совсем иначе, чем прежде.

Танаквиль заметила наши взгляды и медленно подняла точеные руки, якобы желая поправить свою безукоризненную прическу. В полутьме зала она вовсе не выглядела старухой. Улыбнувшись нам, она негромко сказала:

— Девушки, которые пели для вас, знают только невинные пастушеские танцы. У властителя Гимеры, как вам, может быть, известно, слабое здоровье, поэтому он не любит танцовщиц и запрещает им находиться в городе.

Она что-то сказала флейтисту и подала девушкам рукой какой-то знак. В такт звукам двойной флейты девушки, как резвые жеребята, начали бегать по кругу, постепенно раздеваясь и размахивая туниками высоко над головой. Это вовсе не было танцем, да еще «невинным», как уверяла Танаквиль, потому что суть его заключалась в том, чтобы побыстрее обнажиться. Когда девушки, тяжело дыша и поддерживая друг друга, остановились перед нами, я испугался и сказал: