Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 2 - Велидов (редактор) А. С.. Страница 41

Карташев представил почти законченный законопроект относительно положения православной церкви и других церквей и исповеданий. Он тоже имел в виду особенно Украину, предполагая, что украинская церковь составляет автономную часть общерусской, но он[Законопроект.] мог быть распространен и на другие части России. Основой должны явиться автономия в государстве всех церквей и исповеданий, их равноправие и надзор государства лишь за тем, чтобы эти религиозные организации и общения не нарушали закон. Карташев заявил себя противником отделения церкви от государства в России, по крайней мере в настоящее время, но считал необходимым всяческую охрану свободы совести; впрочем, в этом отношении мало что оставалось прибавить к законодательству Временного правительства. Декрет Советской власти об отделении церкви от государства, [108] по Карташеву, страдает прежде всего отсутствием всяких переходных и подготовительных мероприятий; он несправедливо отказывается признать за церковными обществами права юридических лиц и препятствует им получать средства, приносимые добровольно, в частности же воспрещает всякие субсидии со стороны местных органов. В пример иного отношения он приводил французский закон об отделении, широкий и терпимый, и ссылался на статью Советской Конституции о свободе совести. Более всего собрание интересовалось вопросом, нужно ли отстоять все же отделение церкви от государства, хотя бы проведенное иначе, чем по декрету, и как будто склонилось скорее в пользу отделения.

Котляревский представил записку по национальному вопросу и законопроект о языке, также имеющий в виду украинские отношения. По мысли докладчика, если нельзя идти так далеко, как это делает ноябрьский декрет о правах народов на самоопределение вплоть до отделения от России, то нужно дать возможность и широкий путь в пределах государственного единства для удовлетворения национальных стремлений, широко допустить местные языки в местные государственные и общественные учреждения, широко поставить их преподавание в школах.

Для Украины можно было бы признать государственными и украинский, и русский язык, с субсидиарным употреблением [109] и польского, и еврейского. Нужно создать закон о национально-персональной автономии, особенно важный для национальностей, которые не живут на определенной отдельной территории (евреи), причем образцом мог бы служить изданный в начале 1918 года закон о положении великороссов на Украине. [110] Все это было принято совещанием, хотя отдельные его члены несколько опасались искусственного развития национализма среди мелких народностей и вообще сомневались, не преувеличивает ли докладчик значение национального вопроса в России. И впоследствии совещание не раз высказывалось в том смысле, что нужна здесь большая осторожность, дабы не колебать единства России. Эти оговорки делал и Щепкин.

Герасимов дал план реорганизации народного образования на началах самой широкой децентрализации, план, составленный в довольно демократическом духе. Кольцов дополнил его докладом об организации научных и научно-технических работ в государстве и о поддержке их со стороны государственной власти.

По иностранной политике сделал сообщение Котляревский; оно вызвало большие споры. Докладчик находил, что окончательное поражение и разгром Германии не в интересах России, как и полный развал Австрии. Нужно, чтобы Англия и Франция имели в Европе свои противовесы. Политика России в Азии не может не сталкиватья с английской, поскольку Россия будет искать сближений с самими азиатскими народами; опыт англо-русского соглашения о Персии [111] это подтверждает. Нужно укрепить связи с Америкой и Скандинавскими странами. Против этого особенно возражал Федоров, а также Щепкин и Шипов. Они решительно отстаивали незыблемость, прочность союза России, Франции и Англии. Чем больше будет разбита Германская империя, тем для России лучше; и после этого поражения Россия, Франция и Англия должны следить за тем, чтобы в Германии не возобновился милитаризм. Обе спорящие стороны не предвидели, что Германия так близка к революции, хотя и считали в будущем ее вероятной. Более сочувствия встретил докладчик в предложениях касательно способов мирного разрешения международных конфликтов и роли здесь России. Котляревский делал также сообщение о Финляндии и Польше, но бегло, так как материалов в Москве не оказалось. По вопросу об экономической связи России и Польши предполагалось созвать особое совещание с участием экономистов и поляков, но оно не состоялось. Мысль докладчика о независимости Финляндии, которая совершенно не нарушает интересов России, если будет дополнена торговой и военной конвенцией (разумеется, что оборонительной), встретила серьезные возражения, особенно со стороны Герасимова. По отношению к Польше Котляревский предлагал при наличности таможенной черты особые взаимные преимущества по ввозу и вывозу. Но и здесь высказывались сомнения, не будут ли такие льготы более в интересах Польши, чем России. Вообще в совещаниях НЦ не раз высказывались известные опасения, что бывшие наши окраины, терпевшие угнетение, сами весьма поддаются соблазну использовать трудное положение русского центра. Нужно бдительно охранять интерес этого центра. Рассмотрение этих вопросов было главным предметом совещаний НЦ в последние месяцы 1918 и в начале 1919 года. С другой стороны, естественно, там стремились получить осведомление о том, что происходит на Юге, что делают уехавшие. Но это осведомление было поставлено чрезвычайно плохо. Приходили письма с огромными опозданиями, большей частью из Киева, посылаемые с оказией, гораздо реже – с Кубани. Киевские письма содержали все больше общие фразы. Были письма, как будто написанные кем-нибудь из уехавших, но неясно было, кем, ибо подписывались псевдонимами, которые не всегда могли разобрать ни Щепкин, ни Шипов. Астров и Степанов совершенно молчали, к особенному неудовольствию Шипова. В известиях были большие противоречия, особенно по поводу совещания в Яссах, где должны были встретиться представители различных организаций и представители союзников. На него возлагались большие ожидания. По одним известиям выходило, что там достигнуто полное соглашение союзников с политическими группами, по другим – даны самые уклончивые и неопределенные ответы и как будто бы союзники совсем не пришли к решению, как они будут действовать в русском вопросе. Неясно было, говорили ли там французы лишь за себя или за союзников вообще. Сами политические русские группы то представлялись сплоченными и соглашавшимися на некоторых положениях, то разномысленными и даже враждующими. И вообще нельзя было себе уяснить, что делают уехавшие. Еще гораздо меньше было известий с Востока; иногда они приходили даже как-то через Юг, как весьма важные известия об Уфимском совещании, где выбрана была общерусская директория и в то же время возвещалось возобновление в начале 1919 года Учредительного собрания. Также запоздалые известия получал и СВ. В общем, письма с Украины приходили обычно с опозданием в 3–4 недели, с Кубани – много больше. Некоторые сведения о Добровольческой армии, о положении Деникина, который заступил место умершего Алексеева, об отношениях его с Кубанской Радой, более конкретные и живые, стали приходить лишь в 1919 году.

Надо думать, что и сведения из Москвы шли также медленно. Были ли здесь виноваты уехавшие, не сумевшие наладить связь, как думал Шипов, или просто условия передвижения, сказать трудно. Во всяком случае, быстро обнаружилось, что поддержка какой-либо правильной связи между Москвой и Югом невозможна. В общем, более содержательны, чем письма, были номера южных газет, случайно к нам сюда попадавшие. Поражали в них фантастические сведения о положении в Центральной России, крайне тенденциозные и изображавшие ее сплошным кладбищем. Особенно фантастичны были цифры эпидемических заболеваний и смертей в Москве; очевидно, на Юге так же мало знали о положении в Центре России, как и обратно. Так как уехавшие южане просили более точных сведений об экономическом положении центра, совещание решило послать им номера «Экономической жизни» [112] от 1 января 1919 года, где имелся беспристрастный и в то же время весьма содержательный отчет о состоянии различных отраслей народного хозяйства Советской России, посланы были также отчеты о съезде губсовнархозов.