Афёры с фальшивыми деньгами. Из истории подделки денежных знаков - Вермуш Гюнтер. Страница 53
Вальтер Хаак был страстным коллекционером памятных монет, по крайней мере до 1973 года, когда к нему пришел один из его коллег и предложил купить свою коллекцию западногерманских монет. Хаак приобрел коллекцию и одновременно получил список недостающих монет. Этот список сыграл не последнюю роль в разразившемся вскоре скандале. Во всяком случае Хаак передал список своему старому знакомому Отиу с просьбой просмотреть его.
Директор монетного двора обещал узнать, «не осталось ли чего» на его предприятии. Ничего не осталось. Или, точнее говоря, господин директор забыл о таинственной коробке, содержание которой превратило мелкие служебные просчеты в громкий скандал. Но господин директор «забыл» о коробке точно так же, как и никто из вышестоящей инстанции не вспомнил о том, делался ли заказ на производство того, что в ней хранилось. В коробку мы еще заглянем.
Для того чтобы добиться благосклонности вышестоящих или сохранить ее, кое-кто совершает такие поступки, которые, по его же недавнему мнению, мог совершить только кто-то другой. Девиз: должно было быть сделано. Отт поручил Фетцнеру отполировать требуемые монеты. Фетцнер, оставаясь пока невиновным, выполняет указания шефа. Между тем само это указание было явным нарушением закона. Прежние заказы федерального министерства финансов были давно выполнены, соответствующие расчеты произведены.
Когда несколько недель спустя Хаак и Термер снова оказываются на монетном дворе в Карлсруэ, Отт вручает своему куратору 14 недостающих по списку монет по их номинальной стоимости – за 13,86 марок. Неужели эксперт, к тому же нумизмат в узкой области (коллекционирование монет, выпускаемых в ФРГ), действительно не представлял реальную ценность «купленных» им монет? Так утверждает Хаак. Но в его же отделе имелся каталог «Йегер». Хаак этого не отрицает, но говорит, что он использовался только для получения справок о том, сколько было выпущено тех или иных монет.
Где нет доказательств, там лучший прокурор не сможет опровергнуть наигранную неосведомленность. Среди монет, приобретенных Хааком за 13 марок 86 пфеннигов, была уже упомянутая «двушка», а также монета в 50 пфеннигов, выпускавшаяся в 1950 году, на которой выгравирована надпись: «Банк германских земель». Эти монеты в кругах коллекционеров оценивались в 1800 и 340 марок соответственно. По словам Хаака, Отт утверждал, что эти монеты остались от выполненного заказа Музея денег федерального банка. Снова большой вопросительный знак. Что это за «остатки»?
Термеру тоже досталось по одному экземпляру обеих раритетных монет. Отт вручил их со словами: «Господин Термер, вот две монеты, они весьма редкие. Я хотел бы их подарить вам на память». Ответом Термера была вымученная улыбка и крепкое рукопожатие. Он принял подарок для того, чтобы, вернувшись домой, забросить монеты в какую-нибудь коробку из-под обуви. Термер не был коллекционером.
Хааку с большим трудом удалось избежать обвинений в подстрекательстве к изготовлению фальшивых монет. До создания в Бад-Хомбурге в 1968 году специализированной организации, занимающейся рассылкой монет для коллекционеров, четыре предприятия в ФРГ, где чеканились монеты, могли самостоятельно производить рассылку и расчеты по согласованию с федеральным банком. Таким образом, некоторые экземпляры ранее изготовленных монет могли действительно находиться на монетных дворах. Это спасло, мнимо простодушного чиновника, занимавшего высокий пост, эксперта и собирателя западногерманских монет, который, как следовало из его заявлений, оказывается, не имел никакого представления о том, что он собирал.
Директор Отт поручил Фетцнеру довести желанные монеты до зеркального блеска. Это свидетельствовало – как бы странно ни звучало – о незнании директором коллекционных образцов монет. Зеркальный блеск появился на западногерманских монетах лишь с 1952 года. Строго говоря, указанный факт в суде мог быть истолкован в пользу Отта.
Основной аргумент обвиняемых и их адвокатов состоял в том, что за каждую из «дочеканенных» раритетных монет, которые формально находились в обращении, из оборота изымалась и пускалась в переплав «нормальная» монета. Сумма денег, находившихся в обращении, оставалась неизменной. Таким образом, ни о каком фальшивомонетничестве, предусмотренном § 146, не может быть и речи.
После этого суд обратился к конкретным обстоятельствам дела. В 1968 году директор Отт распорядился отчеканить для Музея денег федерального банка в «зеркальном» исполнении по 20 экземпляров каждого вида монет, изготовленных до этого момента в Карлсруэ. Хайлингу он объяснил, что соответствующий заказ был выдан федеральным министерством финансов, правда, в устной форме.
Хайлинг в суде утверждал, что выразил сомнения относительно подобных действий, но Отт уверил его, что письменный заказ последует позже.
Подобный заказ так никогда и не дошел до Стефаништрассе, 28. К тому же все вызванные в суд представители федерального банка, в том числе и заведующий Музеем денег, решительно отрицали, что когда-либо, выдавали такой заказ. Так возникла очень сомнительная ситуация, которая не была выяснена до конца и позволила создать картонную коробку с ее таинственным содержимым.
Упомянутый «заказ» охватывал 73 типа монет, его общая номинальная стоимость составляла 2020 марок. Так как не все необходимые для дела штампы сохранились, был приглашен юный практикант, который должен был восполнить недостающие. Молодой человек, ко всеобщему удовлетворению, справился с порученным делом. Ко времени судебного разбирательства в Карлсруэ он, при всей деликатности ситуации, оказался в штате экспертов федерального банка по фальшивым деньгам.
Конечно, к нему так же мало относились какие бы то ни было претензии, как и к тому человеку, который отчеканил эти монеты и личность которого уже нельзя было установить. Разумеется, Хайлинг незаконно увеличил заказ своего шефа, распорядившись изготовить каждого типа монет на несколько экземпляров больше – для сувениров своим родственникам или друзьям. При этом заместитель директора настаивал на том, что им были пущены в «переплав» монеты того же достоинства, изъятые им из обращения. Все было сделано с холодной корректностью. Так как официальный заказ федерального министерства финансов заставил себя ждать, изготовленные «зеркальные» монеты были упакованы в уже известную нам коробку, помещенную в одно из четырех хранилищ и всеми забытую.
Немногим позже коробка, чтобы избежать встреч с ревизорами, перекочевала в помещение, где находился сейф под номером 1, которым распоряжался Фетцнер и где регулярных проверок содержимого практически не бывало. В 1973 году Хайлинг распорядился отчеканить еще 15 «двушек», которые оказались в той же самой коробке.
В конце декабря 1974 года Хайлинг, замещая своего шефа, принял участие в совещании руководителей предприятия по производству монет. Между делом в разговоре с одним из высокопоставленных коллег федерального банка он поинтересовался дальнейшей судьбой монет для коллекционеров, сделанных по заказу Музея денег. Его собеседник ничего не знал, эту историю он слышал впервые.
Явился ли этот мимолетный разговор решающим толчком для последующего развития событий, сказать трудно, но, вернувшись с совещания, Хайлинг тут же отправился в комнату, на бронированной двери которой стояла цифра 1, и занялся таинственной коробкой. Управляющий хранилищем, отвечая в суде на вопрос, не показались ли ему странными действия Хайлинга, чистосердечно заявил: в том, что к нему поднялся господин заместитель директора, ничего необычного не было.
Вообще на монетном дворе в Карлсруэ порядок понимали по-своему. Здесь царила этакая швабская уютность, никто никого ничем особенно не обременял. Вовсе не было, например, контроля на входе и выходе. В суде, отвечая на вопрос, кто же все-таки имел доступ к ключам от бронированных помещений, Клаус Фетцнер заявил: «Кто раньше приходил, тот и брал ключи». Директор монетного двора Отт в другом случае, извиняясь, вынужден был признать: «У нас, вы уже заметили, все соблюдалось не очень точно».