Принцесса викингов - Вилар Симона. Страница 55

Викинг поудобнее устроил Эмму на взбитом изголовье.

– Так в чем же заключается твой недуг, Эмма?

Девушка бессвязно забормотала.

– Ты тряслась как в падучей, – подала голос Сезинанда. – Люди решат, что в тебя вселился бес. Думаю, следует кликнуть преподобного Франкона.

– О нет!..

Эмма вздрогнула. Именно этого она и боялась, зная, как поступают с бесноватыми. Им вгоняют иглы под ногти, ищут на теле сатанинские отметины, и те, которые сочтут таковыми, прижигают каленым железом. В аббатстве Гилария покойный отец Ирминон всегда возражал против таких средств, и несчастных попросту изгоняли. Однако здесь, в Руане, все по-иному.

– О нет, Сезинанда! Умоляю тебя, не говори ничего его преподобию. Я вовсе не бесноватая!

Пожалуй, не будь она столь слаба, она бы закричала. В глазах Эммы стоял ужас, она беспрерывно твердила:

– Я не ведьма, не бесноватая. Я… – она сделала глубокий вдох. – Я тяжело больна. И, наверное, умираю…

Она произнесла это совершенно безучастно.

Бран, глядя на нее, кивнул:

– Я тоже так думаю.

Сезинанда охнула и перекрестилась.

– Когда ты начала беспричинно хворать, – заговорил наконец Бран, – я заподозрил, что тебя кто-то попытался опоить или отравить. Я велел пробовать все, что ты ела. Но потом решил, что дело не в этом. Тут нечисто, и я велел осмотреть твой покой, не уведомляя тебя об этом. Ничего подозрительного, однако, не обнаружилось. Может быть, порча? – думал я. Но здесь все окроплено святой водой, на крыше – громовой знак, над притолокой – ветка омелы, на окнах – кресты. Я охранял тебя на свой манер. Однако и это ничего не дало. Единственное, о чем стоило бы задуматься, – ты захворала вскоре после визита Белой Ведьмы.

– Снэфрид? – слабо вскрикнула Эмма. – Но ведь она больше не появлялась!

– Ведьме достаточно одного раза, чтобы оставить свой след, – мрачно проговорил Бран, теребя косицы бороды. – Я с самого начала заподозрил, что приезжала она неспроста. Кто, как не она, убил Ригунту во время гона? Эта женщина задалась целью погубить тебя, а ведь именно мне Ролло поручил охранять тебя…

Эмма невольно перекрестилась. Скорее всего Бран прав.

– Мне страшно… – прошептала она.

Он кивнул.

– Не тебе одной. Даже самые отчаянные из людей Ролло опасаются ее. Но не сам Ролло. Поэтому я и хотел бы, чтобы он пришел сюда и увидел, что с тобой происходит. Он один имеет власть над Снэфрид и мог бы уберечь тебя от злых чар.

– О нет, нет!.. Не надо Ролло. Я не хочу!..

Как бы ни была слаба Эмма, ее все же пугала мысль, что конунг увидит ее столь изможденной и подурневшей. Что станется тогда с восхищенным блеском в его глазах?

Брану, однако, было не до этого. Он сказал:

– Дело в том, что Ролло уже довольно давно сообщили, что ты тяжело больна, но он не поверил ни единому слову. Он счел, что ты хитришь и притворяешься, чтобы он не отправил тебя в Байе.

Эмма опустила ресницы и вздохнула. В ее сердце не было сейчас даже отголосков былых волнений. Только грусть, словно остывшая зола.

– К тому же, я полагаю, было бы ошибкой сообщить Ролло о моих подозрениях в отношении Белой Ведьмы. Его это только разгневает. Ведь и старый Ботольф, и Атли, и прочие ярлы не раз намекали, что со Снэфрид дело нечисто. Но он не желает ничего слушать об этом. Не придаст он значения и моим словам. Он никогда не поверит, что его подруга не что иное, как отродье тролля.

Он внимательно вгляделся в изможденное лицо девушки. Сезинанда всхлипывала у двери. Наконец она проговорила сквозь слезы:

– Что же делать, Бран? А вдруг преподобный Франкон все-таки сможет помочь и окажется, что это всего-навсего хворь, которая передалась от Атли?

– Да сохранят ее боги от этого, – нахмурился викинг и склонился к Эмме. – Вот что я думаю. Тебе неможется именно в этом покое. Но чары не могли бы действовать, если бы здесь не было чего-то, что проникло сквозь обереги. Не касалась ли Снэфрид тебя при встрече, не оставила ли тебе какой-то колдовской знак, не чертила ли при тебе какие-то руны?

Эмма покачала головой.

– Нет. Однако она подарила мне вот это.

И она коснулась блеснувшего кровью креста.

Бран потер лоб. Сезинанда сказала:

– Этого не может быть! Крест изгоняет темные силы, а не притягивает их. К тому же мы с Эммой окропили его святой водой в соборе.

Не будь Бран лишь отчасти христианином, он бы усомнился. Но в душе он оставался все тем же язычником и порой после мессы направлялся в капище норманнских богов, чтобы жертвой привлечь их внимание к себе. Поэтому он сказал:

– Это красивая вещица, Эмма. Но неразумно было принимать подарки от дьяволицы.

Он потянул к себе украшение так, что цепочка лопнула. Крестик еще хранил тепло тела девушки, но Брану показалось, что он жжет ему ладонь.

– Ты вполне сможешь обойтись без него. Посмотрим, что из этого выйдет.

– Но ведь это символ веры… – начала было Эмма, и Сезинанда согласно закивала.

– Все, что сказано о женском неразумии, – истинная правда, – нетерпеливо перебил их викинг. – Хорошо, если бы заклятие и в самом деле заключалось в этой безделушке. А теперь – отдохни. Выглядишь ты, право, неважно. Тебе необходимо поспать.

– Нет, только не это, – ужаснулась девушка, вспомнив ночные видения. Но спустя мгновение обратилась к Сезинанде:

– Пожалуй, я съела бы что-нибудь.

Бран и Сезинанда переглянулись. В последние дни Эмма не могла проглотить ни крошки. И то, что она почувствовала голод, – добрый знак.

Но когда Сезинанда с чашкой кислого молока и медовым пирожком вновь поднялась к Эмме, та уже сладко спала. Женщина поставила еду на ларь и какое-то время глядела на спящую, а затем бросилась в храм и вскоре возвратилась, ведя за собой монахов. Они принялись расхаживать по опочивальне, хлеща по стенам веточками освященного самшита и громко, нараспев, читая «Отче наш» и «Богородицу».

Эмма спала так крепко, что не слышала ничего. И это обеспокоило бы Сезинанду, если бы она внезапно не заметила, что на ее губах играет слабая улыбка. Она вздохнула с облегчением и отправилась искать мужа.

Брана она обнаружила в кузнице.

– Ты проявил мудрость, муж мой, но будешь еще мудрее, если как можно скорее найдешь способ избавиться от мерзкой безделушки.

У нее не хватило духу назвать подарок Снэфрид крестом.

Бран кивнул и указал на потемневший комок металла, сплющенный молотом кузнеца:

– Сегодня я сам отправлюсь за город, чтобы утопить его в болоте. Не хочу поручать этого никому, ибо люди слабы и могут позариться на проклятый металл. И тогда он станет словно кольцо оборотня Андвари [33]…

Эмма проснулась под благовест колоколов, звавших к заутрене. На дворе было еще темно, но она чувствовала себя гораздо лучше и с удовольствием съела все оставленное Сезинандой, ничуть не заботясь, что пирожок успел зачерстветь, а молоко совсем свернулось. После этого она разбудила спавшего у порога мальчика-прислужника, велев ему позвать Сезинанду, чтобы вместе с нею отправиться в храм.

– Не лучший из дней ты выбрала для посещения службы, – заметила Сезинанда, застегивая ремни обуви девушки. – Сегодня в город явятся прокаженные, не хотелось бы повстречаться с этими людьми, оставленными Богом.

– Ты стала настоящей женщиной викинга, – усмехнулась Эмма. – Боишься проказы, как норманны. Однако я уже решила, что мне следует возблагодарить Бога за то, что я чувствую себя настолько лучше.

– И хорошо бы еще и моего мужа, – проворчала Сезинанда, расчесывая костяным гребнем волосы Эммы.

Глядя на отражение в зеркале, девушка невольно поражалась контрасту. Румяная, пышущая здоровьем Сезинанда и она, Эмма, исхудавшая, болезненно-бледная, с темными кругами у глаз. «Ролло Нормандский даже не поверил, что я занемогла», – с горечью подумала она, и эта мысль отозвалась в ней болью. Сердце ее вновь стало чутким. Она явно возвращалась к жизни.