Кровавый омут - Вилсон (Уилсон) Фрэнсис Пол. Страница 57

— Не только твоего, — заметил Лайл. — Вместе с тобой пришла Джиа.

Джек взглянул на него:

— Никак не откажешься от этой идеи?

— Ничего не поделаешь, — пожал тот плечами. — Я по-прежнему думаю, что дело связано с ней.

— Перестаньте говорить о «деле»! — воскликнула Джиа. — Дело в маленькой девочке.

— Что нам точно известно? — продолжал Лайл. — Возможно, враждебная сила способна принимать любую форму. Возможно, приняла вид девочки, зная, что тебя это особенно тронет.

Джиа заморгала, обдумывая предположение, Джек тоже призадумался с беспокойством в душе. В конце концов, вполне вероятно...

Секунду помолчав, она тряхнула головой:

— Не верю. По-моему, она почти ничего не может сделать и пытается что-то сказать.

— Что?

— Где-то в шестьдесят седьмом году ее убили в вашем доме и закопали в подвале.

Все сидевшие за столом молча уставились на нее.

— Давайте посмотрим, что мы имеем. — Она принялась загибать пальцы. — Девочка с дырой в груди поет песню шестьдесят седьмого года, прокладывает кровавый след в подвал, залитый кровью, которая уходит в трещину. Протрите глаза, ребята. Истина перед вами.

Лайл медленно кивнул, покосившись на Чарли:

— По-моему, надо кое-что выяснить насчет дома.

— Как? — спросил младший брат.

— Может, у старика грека, который нам его продал? Я в свое время не обратил внимания, а он все рассказывал, как перепродавал его всякий раз. Как его зовут? Язык сломаешь.

— Константин Кристадулу, — усмехнулся Чарли. — Такого не позабудешь.

— Точно! Завтра первым делом позвоню, договорюсь о встрече. Может, прольет какой-нибудь свет на наше привидение.

— Мне бы тоже хотелось присутствовать при беседе, — вставил Джек. — У меня свой интерес.

Вы даже не представляете.

— Хорошо, — кивнул Лайл.

— Где вы сегодня переночуете? — спросила Джиа.

— У себя.

— Неужели не боитесь?

Он улыбнулся:

— Немножко. Хотя, думаю, оно...

— Она.

— Ладно, она попытается что-то сказать. Может, попросит нас что-нибудь сделать, а потом уйдет. Поэтому нам надо быть дома.

Джек счел рассуждения Лайла довольно логичными, хотя заметил что-то странное в его взгляде. Может быть, разрабатывает другой план? Интересно какой.

Потом разберемся. Сейчас надо препроводить Джиа в Манхэттен, чтобы она там и сидела. И так плохо, что Иное целится ему в спину, а при мысли, что она тоже станет мишенью, сердце замирает.

Сначала сестра, дальше Джиа с будущим ребенком... таков план? Убить его душу, отняв самых любимых, потом сокрушить самого?

Послушайте-ка настоящего параноика.

Эй! Я играю столь важную роль, что на меня и на всех моих близких обрушилась космическая сила!

Впрочем, вполне возможно, если он действительно втянут в предполагаемую теневую войну.

Джек вдруг задохнулся. Надо как-нибудь откосить от военной службы, пусть даже с позором.

А первым делом увести Джиа от греха подальше.

12

— Я тебе говорил, — почти прошептал Фред Стросс, — что это привидение, настоящее привидение, мать твою!

Илай Беллито лежал на койке в темной больничной палате, глядя на мерцающий цветной маяк телеэкрана.

— Какое привидение? — спросил Адриан.

Стросс сидел в ногах кровати справа, Адриан слева. Великан въехал в палату на инвалидной коляске с вытянутой левой ногой в шине, на бритой голове даже в слабом свете видна пара жутких лиловых шишек. Длинные руки висели по сторонам, почти доставая до пола.

— Парень, который тебя оглоушил и пырнул Илая ножом, — нетерпеливо объяснил Стросс. — Не слыхал?

К Адриану пока не вернулась память о последних событиях, он с трудом следил за объяснениями детектива, который явился с пустыми руками, не сумев разыскать нападавшего. Без конца переспрашивал, разозлив даже Илая. И теперь покачал головой.

— Ничего не помню. Последнее, что помню, — как вчера обедал, а дальше... полный провал. Если бы не колено и не адская головная боль, думал бы, что вы меня дурачите.

Он кое-что вспомнил — хотя бы признал, что на дворе не июль, а август, — но повторял одно и то же в десятый, как минимум, раз. Хорошо бы швырнуть в него чем-нибудь. По-настоящему пострадал только я, мысленно крикнул Илай. Тебя только огрели по голове! Он стиснул зубы, чувствуя в паху новый прилив раскаленной болезненной магмы. Протянул левую руку к кнопке капельницы с морфином, нажал, моля Бога, чтоб там еще что-то осталось.

Ну и денек! Чистый ад. Сестра — трехсотфунтовый носорог в белом по имени Хорган — явилась и приказала пройтись. Илай отказался, но она слушать ничего не хотела. Чернокожая фашистка таскала его туда-сюда по коридору вместе с внутривенной капельницей на колесиках, болтавшимся под коленями катетером, мешком с кровавой мочой на всеобщем обозрении... Не просто больно, но и унизительно.

Потом пришел доктор Садык, посоветовав чаще ходить, обещав завтра вынуть катетер — ягодицы сжались при мысли о том, как сестра Хорган выдернет трубку, опять причинив ему боль. Завтра утром доктор Садык собирается его выписать.

Лучше бы поскорее. И разрешили бы захватить с собой капельницу с морфином.

— Иначе говоря, — взглянул он на Стросса, когда морфин подействовал, — отбросив суесловие, остается единственный факт: у тебя для нас нет ничего.

Детектив развел руками:

— Я сделал все возможное. Не очень-то много вы мне рассказали — с чем работать?

Плохо, что нападавший еще не опознан.

Он меня знает, заключил Илай, а я его — нет.

Может даже сейчас явиться в больницу, прикинувшись посетителем, навещающим кого-то другого, дождаться ухода Стросса с Адрианом и завершить свое дело.

Если бы только узнать его имя... Тогда Круг начал бы действовать и быстро управился, благодаря своим связям.

— Номер телефона достал? — спросил Илай.

— Угу. — Детектив выудил из кармана бумажку.

— Набери.

— Шутишь? Он же не прослеживается и...

— Сейчас же набирай!

Стросс, пожав плечами, настучал номер на висевшей у кровати трубке, протянул ее Илаю. После четырех гудков безличный голос ответил: «Абонент недоступен».

— Оставь номер на тумбочке.

— Говорю тебе, пустая трата времени. Он этот телефон не включает.

— Попробую. Кто знает, вдруг повезет.

Илай сам не знал, что говорит, но номер телефона оставался единственной ниточкой к напавшему на него человеку.

— Смотри-ка, — охнул Стросс, кивая на телеэкран. — Да это же...

Илай шикнул на него и прибавил громкость, узнав лицо вьетнамского мальчика. Он пропустил начало репортажа темнокожей женщины в толпе на тротуаре, явно сегодня днем снятого. Звали ее Филиппа Вилья, она брала на улице интервью у прохожих, задавая вопросы насчет недавнего похищения маленького Дук Нго и насильников над детьми.

Насильников над детьми! Почему все уверены, будто ребенку грозило сексуальное насилие?

На экране мелькали размытые физиономии манхэттенского люмпен-пролетариата, слышались предсказуемые заявления о чрезмерной мягкости наказаний за такие дела. Илай все сильней злился. Ничтожные невежды понятия не имеют об истинной цели Круга. Эта самая репортерша, Филиппа Вилья, их раскручивает. Круг имеет могучие связи в средствах массовой информации. Следует заняться ее дальнейшей карьерой.

Он уже собрался переключить канал, когда на экране всплыло крупным планом лицо репортерши.

«Если вы считаете опрошенных нами людей слишком жестокими, послушайте женщину, которая не пожелала предстать перед камерой. Мы записали ее слова».

Похитителя мальчика надо кастрировать...

Илай сдержал стон, вспомнив, как в сокровенную плоть вонзился его собственный нож.

Потом руки отрезать, чтоб он никогда не касался другого ребенка, потом ноги, чтобы не гонялся...

Стросс сделал шаг назад, как бы стараясь физически и эмоционально отстраниться от телевизора.