Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918 - Вильямс Альберт Рис. Страница 47

Кажется, что прошло много времени с двадцать пятого, когда Володарский представил резолюцию на Петроградском Совете, всеми приписываемую самому Ленину, в которой спокойно говорилось о том, что восстание было «на редкость бескровным и на редкость успешным».

2 ноября газета «Правда» объявила о поражении Керенского.

Победа 25 октября была описана как бескровная, и в заявлении, в частности, говорилось следующее:

«Революционная армия выступила согласно воле Всероссийского съезда Советов, чтобы оградить и защитить дело мира и передать землю людям, которые ее обрабатывают. Если прольется кровь наших братьев – КЕРЕНСКИЙ ДОЛЖЕН БУДЕТ ОТВЕТИТЬ ЗА ЭТО.

И в то же время в тылу, в городе агенты Керенского подняли юнкеров на восстание против целого Петроградского гарнизона и начали военные действия. Солдаты, матросы и красногвардейцы отбили атаку. И снова пролилась кровь – И ОНА НА СОВЕСТИ ТЕХ, КТО ПОДБИЛ ЮНКЕРОВ НА ЧЕРНЫЕ ДЕЛА».

Глава 8

РАВНОВЕСИЕ

Становилось холодно. С берез, дубов, кленов слетели последние листья. Лед обрамлял лужи во дворах и по обочинам дорог. Лихорадочное возбуждение масс, достигшее высшей точки перед распространением опасности для всех, постепенно улеглось. Бои в Москве, в Петрограде и в их окрестностях закончились. Советы одержали верх. Однако впереди ожидали тяжелые времена.

Прошло всего шесть месяцев с тех пор, как в ответ на фаталистическое заявление Церетели о том, что нет ни одной партии, которая могла бы одна захватить власть, в ответ раздалось: «Есть». И теперь партия Ленина была во власти, а в руках Ленина оказалась взбаламученная страна: холод и голод, рушащийся старый порядок и, по словам Ленина, «новый порядок… рождается в неописуемых муках».

Целых шесть месяцев Ленин и его партия указывали на слабость коалиционного правительства. Временному правительству не удалось остановить спекулянтов и не допустить развала железных дорог, при нем возник в городах голод. Были нарушены обещания дать землю крестьянам, замедлился рост производства, а затем и вовсе прекратился, и самое преступное – это то, что не были удовлетворены нужды обескровленной армии и не были выполнены обязательства царя перед союзниками. А теперь, имея в руках власть, большевики должны, не дрогнув, приспособиться к жизнеспособной экономике, без капиталистов и помещиков. Но для этого никакой программы не было.

«Маркс дал рабочему классу цель, – писал B.C. Уайт в своей книге о Ленине. – Ленин дал ему партию, дорожную карту (маршрут) и инструменты для путешествия». Однако у Ленина не было готового маршрута, он и не делал вида, что маршрут у него есть. В большевистских учебниках ничего не было написано об этом. И даже в меньшевистских книгах ничего не было.

А инструменты? У него лишь была уверенность, что рабочие сами достанут их. В своих речах повсюду, выступая на заводах и перед крестьянами, он призывал к инициативе снизу.

Враги большевиков сдали назад и стали самонадеянно ждать, когда они падут. Милюков, наиболее сознательный лидер буржуазии, вспоминает это: «Победа большевиков была полной и окончательной». Когда перед ними пала Москва, это означало, что падет провинция и вся Россия. «В тот миг все еще верили, что победа будет кратковременной и что большевики не удержат узурпированной власти». В других партиях предсказывали, что большевики «не смогут дать обманутому им народу ни мира, ни земли, ни хлеба, ни «социализации» промышленности. ..»

Ленин никогда не был обманщиком, не является он им и сейчас. По каждому вопросу он давал людям понять, с чем им придется столкнуться. В январе он говорил: «Вы не можете ждать… что вам преподнесут социализм на серебряной тарелочке» .

Он даже не обещал, что их эксперимент продлится долго. 11 января ему пришлось заявить: «Два месяца и пятнадцать дней – это лишь на пять дней больше, чем продлилась предыдущая власть рабочих… власть парижских рабочих во время Парижской коммуны 1871 года». Вспоминая их первые шаги на Третьем съезде, он сказал: «Рабочие и крестьяне еще недостаточно уверены в своей силе; из-за многовековой традиции они слишком привыкли ждать приказов сверху».

Меньшевики и правые социалисты-революционеры, другие умеренные партии, а также кадеты Милюкова, объявленные врагами народа, находились в открытой оппозиции к большевикам. На какое-то время Ленин и его партия зависели от левых социалистов-революционеров, чтобы с их помощью организовать крестьян и упорядоченно разделить землю. Во многих областях левым эсерам приходилось бороться с правыми эсерами и кулаками в попытке превратить сохранившийся крестьянский мир или земельные комитеты в Советы. Какое-то время большевики шли заодно с политикой «разделения» левых эсеров, которую Ленин считал ошибочной, поскольку она никоим образом не указывала дорогу к социализму, не являясь при этом «вредной». В то время большевики были ошеломлены необходимостью остановить катастрофическое падение производства и им нужно было во что бы то ни стало завезти зерно в голодающие города, на организацию комитетов беднейшего крестьянства (комбедов) тогда не было времени. И лишь в 1918 году Ленину пришлось написать: «Прошло всего лишь лето и осень 1918 года, а наше крестьянство уже имеет опыт октябрьской (то есть пролетарской) революции». Это было после того, как начали работать комбеды, и благодаря этому «мы преодолели границы, которые отделяют буржуазную революцию от социалистической».

Разумеется, если можно было бы говорить о каком-либо слое населения, которое немедленно выиграло от революции, то это было крестьянство, что нашло формальное выражение в Петрограде, в событии, которое представляет огромный исторический интерес. Старый исполнительный комитет Советов крестьянских депутатов, контролируемый правыми эсерами, отказался иметь какие-либо дела с новым правительством в Смольном. Однако Первый съезд Советов крестьянских депутатов, несмотря на своих лидеров, решил присоединиться к Советам рабочих и солдатских депутатов. Это решение возникло после долгих яростных дебатов. Крестьянские депутаты затем направились в Смольный, чтобы слиться с большим Центральным Советом, который таким образом превратился в Совет рабочих и крестьянских депутатов и взял себе в качестве эмблемы серп и молот.

Поскольку все это произошло ночью, то все, что в любом ином случае было бы историей, превратилось в высокую драму: надо было видеть, как шествие крестьян повернуло на тускло освещенный Невский проспект, где я стоял. Над маршировавшими людьми в бархатной мгле играли лучи прожекторов. Депутаты маршировали чеканным шагом под звуки «Марсельезы», которую превосходно исполнял военный оркестр. Высокие сугробы стояли наклонными стенами, сталкиваясь с блестевшими штыками на длинных винтовках, которые держал в руках военный эскорт. То тут то там были видны факелы, которые несли демонстранты. Они освещали красные флаги с белыми буквами, которые люди несли на шестах. Насколько я могу судить, люди шли не более десяти минут. Колонна вышла на меня из темноты, проблески света, знамен и оживление, через несколько минут все это растворилось во тьме, и я остался один, пока, не придя в себя, я не поспешил вслед за колонной, чтобы нагнать ее.

В Смольном я стал свидетелем настоящего «бракосочетания» крестьян, солдат и рабочих. Я слышал, как написал об этом позднее, как кричал какой-то старый мужик: «Я пришел сюда не по земле, а прилетел по воздуху!» Именно в это время большевики взяли в правительство левых эсеров, о чем Ленин говорил Крестьянскому съезду, что это «была честная коалиция, честный союз», поскольку он отражает союз рабочих и крестьян. Отмена частной собственности на землю, введение рабочего контроля, национализация банков – все это еще не было социализмом, но являлось необходимыми мерами, которые должны были привести к нему, сказал он. Большевики не обещали рабочим и крестьянам «сразу же молоко и мед», но неуклонную борьбу, которая, если будет продолжаться тесный союз рабочих и эксплуатируемых крестьян, приведет к социализму.