Мое ходячее несчастье - Макгвайр Джейми. Страница 34

В дверь постучали. Мы все замерли. Открывать никто не пошел. Несколько человек начали перешептываться, остальные на них зашикали. Наконец снова послышался стук, и только тогда Брэзил распахнул дверь. Увидев Эбби на пороге, мы в один голос крикнули: «С днем рождения!»

Голубкины глаза расширились, потом она улыбнулась и быстро прикрыла рот рукой. Америка подтолкнула ее, они вошли, и все сгрудились вокруг именинницы. Когда я направился к ней, гости расступились.

Выглядела она потрясающе. Серое платье и желтые туфли на каблуках. Я поцеловал Эбби в лоб, поднеся ладони к ее лицу:

— С днем рождения, Голубка.

— Но ведь он только завтра, — сказала Эбби, улыбаясь всем, кто стоял вокруг нас.

— Поскольку тебе на нас донесли, нам пришлось быстренько все переиграть. Хотели удивить. Ты удивлена?

— Еще как!

Финч бросился к Эбби с поздравлениями, а Америка подтолкнула ее локтем:

— Хорошо, что я потащила тебя сегодня по магазинам! А то явилась бы ты сюда фиг знает в каком виде!

— Классно смотришься! — сказал я, оглядывая Голубку.

Комплимент, конечно, получился не слишком поэтический, но сейчас, на виду у всех, не хотелось переусердствовать.

Брэзил подошел и заключил Эбби в свои медвежьи объятия:

— Америка тебе небось наплела, какой я страшный и как она не хочет идти ко мне одна? Так имей в виду: это только для того, чтобы тебя сюда заманить!

Мерик рассмеялась:

— А ведь сработало!

Эбби помотала головой, по-прежнему улыбаясь и глядя по сторонам широко раскрытыми глазами: еще не оправилась от удивления. Она наклонилась к Америке и что-то ей шепнула, та ответила, тоже шепотом. Я хотел спросить, в чем дело, но тут Брэзил врубил стереосистему на полную мощность, и все радостно вскрикнули.

— Иди сюда, Эбби. — (Они прошли на кухню и остановились перед шеренгой стопок.) — Принимай поздравления от футбольной команды, детка, — с улыбкой сказал Брэзил, разливая текилу. — Так мы празднуем дни рождения: тебе стукнуло девятнадцать, значит ты получаешь девятнадцать стопок. Можешь опустошить их все сама или поделиться с друзьями, но чем больше выпьешь, тем больше получишь вот этого. — Он помахал пачкой двадцатидолларовых купюр.

— О боже! — взвизгнула Эбби.

При виде такого количества зелени у нее загорелись глаза.

— За дело, Голубка! — подбодрил ее я.

Она с подозрением взглянула на Брэзила:

— По двадцатке за каждую выпитую стопку?

— Именно так. Но если учесть, что ты у нас далеко не тяжеловес, думаю, к концу вечера мы потеряем баксов шестьдесят, не больше.

— Не торопись с выводами, Брэзил, — сказала Эбби.

Взяв до краев наполненную стопку, она опустошила ее уверенным движением профессионала: быстро провела ею по нижней губе, одновременно запрокинув голову, и готово! В жизни своей не видел ничего сексуальнее.

— Вот это да! — выдохнул я, почувствовав, что начинаю заводиться.

— Плакали ваши денежки, Брэзил, — проговорила Голубка, вытирая уголки рта и перекладывая пустую стопку в другую руку. — Надо было наливать «Куэрво», а не «Патрон».

Щеголеватая улыбка сползла с физиономии Брэзила. Он покачал головой и пожал плечами:

— Вперед! В твоем распоряжении кошельки двенадцати парней, которые уверены, что ты и десяти порций не осилишь.

Эбби прищурилась:

— А я говорю, что выпью пятнадцать, и предлагаю удвоить ставку. Если не смогу, не получаю ничего. Идет?

Я невольно расплылся в улыбке, но в то же время забеспокоился, смогу ли держать себя в руках, если она и дальше будет играть бойкую девицу из Лас-Вегаса. В этой роли она была страшно сексуальна.

— Полегче, Эбби! — крикнул Шепли. — Вообще-то, в наши планы не входило госпитализировать тебя к концу праздника!

— Она справится, — сказала Америка, в упор глядя на Брэзила.

— Сорок баксов за стопку? — проговорил он с сомнением в голосе.

— Испугался? — спросила Голубка.

— Не дождешься! Буду давать тебе по двадцатке за каждую порцию, а если доберешься до пятнадцатой, удвою твой выигрыш!

Она опрокинула еще одну стопку:

— Вот так празднуют день рождения в Канзасе!

Музыка орала вовсю. Я решил плясать с Эбби не переставая: хоть все танцы подряд, если она согласится. Квартирка была битком набита парнями и девчонками, держащими по бутылке пива в одной руке, по стопке текилы — в другой. Голубка то и дело отбегала, чтобы опустошить очередную стопку, а потом возвращалась ко мне в гостиную, на наш импровизированный танцпол.

Если существуют боги дня рождения, то, видимо, я их хорошо задобрил, потому что, как только Эбби успела дойти до нужной кондиции, заиграла медленная песня. Одна из моих любимых. Я приблизил губы к Голубкиному уху и стал подпевать. Особенно важные слова, которые шли как бы от меня, я проговаривал, отслоняясь и многозначительно глядя ей в глаза. Не был уверен, что она поймет, но попробовать стоило.

Я наклонил ее. Она уронила руки, почти дотронувшись пальцами до пола, и расхохоталась, а потом поднялась и снова стала раскачиваться туда-сюда в такт музыке. Обняла меня за шею и вздохнула, щекотнув мою кожу мягкой струей воздуха. От нее так приятно пахло, что я чуть не спятил. Эбби хихикнула:

— Надеюсь, ты не будешь так делать, когда я перевалю за десятую рюмку?

— Я тебе уже говорил, как ты сегодня сногсшибательно выглядишь?

Она покачала головой и положила щеку мне на плечо. Я прижал ее к себе, уткнувшись лицом ей в шею. Нам было хорошо, спокойно, и плевали мы на наши якобы только дружеские отношения. Не часто человеку удается так остро почувствовать, что он именно там, в том единственном месте на земле, где ему и хочется быть.

Открылась дверь. Эбби уронила руки.

— Паркер! — вскричала она и побежала его обнимать.

Он поцеловал ее в губы, и я моментально превратился из короля в бедолагу, находящегося на грани самоубийства. Паркер взял Голубкино запястье и, улыбнувшись, что-то сказал. Видимо, про свой дурацкий браслет.

— Привет! — крикнула Америка прямо мне в ухо.

Хоть поздоровалась она не тихо, вряд ли кто-то, кроме меня, мог ее услышать.

— Привет! — ответил я, продолжая пялиться на Эбби и Паркера.

— Спокойно! Шепли говорит, что Хейс ненадолго. Ему завтра с утра надо куда-то ехать, и остаться допоздна он не может.

— Правда?

— Да. Так что ты уж, пожалуйста, держись. Дыши ровнее. Не успеешь оглянуться, как он уедет.

Эбби притащила Паркера на кухню, схватила стопку, шестую по счету, и, опустошив, с размаху хлопнула ею по столешнице. Потом, получив у Брэзила заработанную двадцатку, протанцевала в гостиную.

Я, не раздумывая, схватил Голубку, и мы стали отплясывать рядом с Америкой и Шепли. Вдруг Шеп хлопнул Голубку по заднице:

— Один!

— Два! — подхватила Мерик, влепив подруге второй шлепок.

Все присутствующие присоединились к этому своеобразному чествованию именинницы, и, когда число шлепков достигло восемнадцати, я потер руки:

— Моя очередь!

— Полегче только, — сказала Голубка, оглядываясь на свою пятую точку, — а то у меня там, наверное, уже синяки.

С нескрываемым удовольствием я занес ладонь выше плеча, как будто собирался хлопнуть со всей силы. Эбби закрыла глаза, но через секунду снова их приоткрыла. Я остановил руку прямо перед Голубкиной попой и легонько ее шлепнул:

— Девятнадцать!

Гости подхватили мой радостный возглас, и Америка затянула «С днем рожденья тебя!» в переложении для смешанного хора пьяных голосов. Когда дошло до имени виновницы торжества, все пропели «Голубка», что было мне очень приятно.

Потом заиграла медленная музыка, но на этот раз Паркер успел вытащить Эбби на середину комнаты раньше меня. Он переминался неуклюже, как робот, которому по ошибке вместо правой прикрутили еще одну левую ногу. Я старался не смотреть на них, но все-таки не мог не заметить, что перед концом песни они вдвоем прошмыгнули в холл. Мы с Америкой переглянулись: она улыбнулась, покачала головой и подмигнула мне, напоминая, что сейчас не лучший момент для идиотских выходок.