Магиня для эмиссара - Кузьмина Надежда М.. Страница 60

— Правильно, моя умная жена, — засмеялся Рейн. — Так слушай, к чему я это рассказываю. Брай лично разбирал переписку ныне уже покойного Сириньи. И вот с последней мерой мы, похоже, поспешили. Потому как выяснилось, что — как ты там его называла? ногодрыг-педагог, да? — был ещё жаднее и пронырливее, чем мы думали. Оказалось, что в свободное от постельных утех и танцев время Сириньи подрабатывал шпионом, посылая собранные в Паэнье сведения о флоте, товарообороте, важных должностных лицах и их семьях к себе на родину, в Андарру. И не только туда. Нашлась ещё целая пачка бумаг — как понял Брай — дубли донесений, которые Сириньи отправил в Лорецию. К столичному адресату он обращался без имени, называя его высокочтимым ньером. Интересно то, что в этих посланиях речь идёт не о товарообороте или корабельных пушках, а о личных делах и семьях влиятельных лиц. Причём иногда Сириньи поручалось соблазнить ту или иную особу, похоже, чтобы получить рычаг для воздействия на мужа или же для возможности шантажа семьи неосмотрительной ньеры. Вот так.

— И что теперь?

— Теперь? Список есть, будем разбираться. Часть проблем рассосётся сама собой, потому что при аресте слуг стопка любовных писем со стола попала на глаза слишком многим людям и уже стала достоянием гласности. Как я слышал, излияния Сириньи на тему кружевных подвязок на прелестных ножках зачитывали вслух и при этом бились об заклад, чьё имя окажется в следующем опусе. В результате — Брайт напророчил верно — Паэнью захлестнула волна разводов и разрывов помолвок.

— Как думаешь, — вернулась я к тому, что казалось важнее семейной жизни смотрителя катакомб, — столичный покровитель Сириньи как-то связан с нашим делом?

— Не знаю. Не уверен даже, что мы сможем его вычислить. Но прикинь, если ты владеешь фамильными тайнами важных персон, тебе легко заставить их выполнять свои приказы или воспользоваться влиянием, чтобы расставить по нужным местам своих людей. Это сгодится и для пиратства, и для контрабанды, и для протекции в торговле, и если ты просто высоко метишь. Поглядим.

— Рейн, дождь закончился. И продукты тоже. Я накину шаль и схожу на рынок?

— Конечно, иди. Только не таскай корзин, от которых верблюда расплющит. Или найми носильщика. А как вернёшься, я тоже выйду в город — а то так пока нормально и не осмотрелся.

— А ты будешь искать своего пропавшего знакомого?

— Вообще-то, я рассчитывал на тебя. Половина линий на твоей спине уже пропала. Ещё неделя-полторы, — а столько мы тут наверняка проторчим, — и ты сможешь магичить. А сейчас всё равно непонятно, как его искать… И хочет ли он, чтоб его нашли.

Я шла на рынок, пряча лицо от порывов резкого влажного ветра, и раздумывала о недостатках жизни на верхнем этаже. Основным, на мой взгляд, была невозможность закупить продукты впрок. В обычных домах обязательно сооружались прохладные, ниже уровня земли, погреба. И там сыры или окорока могли лежать неделями. Состоятельные люди прибегали к помощи магии. Я сама зачаровала в доме в Салерано большой деревянный ящик, обитый пробкой, — внутри, вне зависимости от температуры снаружи, всегда держался лёгкий мороз. Такие заклинания надо было подновлять примерно раз в год, но пока они работали, хранение мяса или молока проблемой не являлось. А сейчас мне приходилось изворачиваться — скажем, сваришь пряный бараний суп с рисом и помидорами, и пока не съешь, два раза в день — утром и вечером — кипятишь его, чтобы не прокис. Неудобно. О прочем и не говорю… Хорошо, что Соль с ларрой были на натуральном кормлении и заботиться о свежести продукта не приходилось. Но к тому времени, как Соль начнёт есть кашки или тёртое яблоко, лучше оказаться там, где есть возможность держать пищу в холоде.

Седло барашка, свежий каравай, пирожки с курагой, первая хурма, мера риса, кусок сыра, пара головок чеснока, свежая зелень, кочан капусты, четыре среднего размера морских окуня с красными хвостами, копчёный цыпленок… я опять нагрузилась так, что пожалела, что хозяйки не ходят с тачками. А что? — удобно бы было — туда столько всего напихать можно!

Начала неуклюже разворачиваться, стукнув корзиной по ноге какого-то мужчину. Тот отскочил и выругался под нос.

— Тётенька, тётенька! Я помогу! — раздался звонкий голос.

Оглянулась — ко мне, размахивая руками и скользя на грязи, бежала знакомая фигурка в штанах мешком.

Как её зовут? Винта? Или нужно называть Винтом? Если прячет, что она девочка, раскрывать не стану — не моё это дело.

— Хорошо. Держи корзины. Плату знаешь.

— Тётенька… — Серые глазищи уставились мне в лицо. — А можно один медяк сейчас?

— Зачем?

— Я молока куплю. Мне надо.

Молока? Ну, пусть. Не похоже, что врёт.

— На медяк. Беги, покупай, жду тебя здесь.

Если сбежит — мне наука. Но как-то верилось, что Винта вернётся. А я пока пучок укропа прихвачу… и вот этот ещё тёплый крендель.

Она прибежала быстро. И шла тоже быстро, оглядываясь каждые десять шагов — не отстала ли я и довольна ли её усердием?

У дома я отдала Винте второй медяк и добавила пару пирожков и половинку кренделя. Судя по тому, что девочка порывалась затащить корзины вверх по лестнице, оплатой она осталась довольна.

— Тётенька, а вы когда снова на базар пойдёте?

— Через день, наверное.

— Ага! Я ждать вас буду! — и улетела вниз по улице, прижав к себе бутыль с молоком.

За ужином вернувшийся из города Холт был рассеян, сидел и барабанил пальцами по столу. Поймал мой взгляд:

— Сафрина изменилась. А в чём дело — не пойму. Просто чувствую. Я прошёлся по городу, посмотрел с набережной на корабли, посидел в трактире… Да, прогулялся мимо дома пропавшего ньера Бернали.

— И? — поторопила я.

— И. В подворотне напротив дежурит пара личностей не злодейского, но и не респектабельного вида. На меня внимания не обратили — улица большая, народу много ходит. Но я бы сказал, что это аргумент в пользу гипотезы, что мой знакомый сам залёг на дно.

М-да. Значит, пока не знаем, что за рыба водится в этом водоёме, следует быть очень осторожными.

Варим суп, выявляем странные закономерности в декларациях, верим, что рано или поздно перестанем быть синими…

А сейчас я уберу со стола и пойду купать Соль.

Ну и ларру за компанию.

И полы заодно помою…

— Рейн, а у нас на этой стороне полуострова есть королевский флот?

— У нас везде есть королевский флот, — хмыкнул муж. — Потому и живём спокойно.

Угу, ясно. Хочешь мира — готовься к войне.

— А королевский флот имеет право останавливать и досматривать суда?

— Если есть веские — подчёркиваю, веские — основания подозревать, что судно нуждается в помощи или замешано в преступлении.

— Я подумала, что если какой-то из тех кораблей, которые бегают туда-сюда порожняком, выловить и посмотреть — что они там возят?

— Хм. В принципе, если не разберёмся по-другому, можно. В крайнем случае, объясним недостоверными агентурными сведениями и тупоумием всё перепутавшего капитана.

Пока разговаривали, я перебирала зелень для салата у кухонного стола, а Рейн стоял за моей спиной. Не рядом, не вплотную… но я чувствовала его всей кожей. С самого приезда муж ходил за мной следом. Устраивался с книгой или бумагами там, где я занималась чем-то другим, даже на кухне. Провожал глазами. И при малейшей возможности касался, притрагивался, обнимал, тыкался носом, целовал, гладил…

Его внимание и близость, несомненно, были приятны. Если бы не одно «но». Я боялась. Боялась не того, что он однажды сорвётся и причинит боль, а того, что когда мы всё-таки окажемся вместе, я не оправдаю его ожиданий. И потеряю его. Не знаю, как должны вести себя ньеры в интимной обстановке, но, должно быть, я делала что-то неправильно. Потому что Андреас охладел ко мне очень, очень быстро.

Так что сейчас я разрывалась. С одной стороны, мне хотелось, чтобы мужу было хорошо. С другой — мне самой было неплохо и так. И было страшно, что период вынужденного ухаживания, не переходящего в близость, — это самое сладкое, что светит мне в нашем коротком странном браке. И что, когда всё случится, не я, а Холт наутро отведёт глаза…