Дрейк - Мелан Вероника. Страница 13

Обо всем этом я думала уже много позже, глядя на уютное кафе, расположившееся на площади Сан-Марко, где почему-то очень хотелось выпить чашку кофе и полюбоваться на прохожих и голубей.

Но процесс перемещений выявил, увы, одну странную деталь, которую я никак не могла ни понять, ни объяснить: вещи, что были на мне, перемещались вместе со мной. И на том спасибо. Останься я без одежды, никаких экспериментов больше бы не было и в помине. Часы на запястье, впрочем, перемещались тоже. А вот все остальное исчезало. Из карманов и из рук. Почему так происходило, я, увы, не знала. И спросить было некого.

Выявить пропадание вещей помог личный горький опыт. Дело было после работы. Некоторое время назад мне удалось отыскать защищенную от глаз прохожих пышными кустами лавочку, с которой можно было «уходить» незамеченной. А «уходить» я в тот раз собиралась в Вену. Сумочка в первый (и, как выяснилось, в последний) раз была в руках.

Сам переход прошел успешно, прямо в изображенный на фотографии парк, который я хорошо запомнила из календаря. А вот сумочка пропала. Растворилась.

Заметив это, я тут же вернулась назад в сквер, но лавочка уже была пуста. А ведь не было меня всего-то каких-то секунд тридцать! Я обыскала местные заросли, перерыла все под лавкой и вокруг нее, но увы… Стащить ее за такое короткое время не успели бы, да и не было вокруг никого. Сколько я ни силилась отыскать пропажу, все без толку.

Помнится, я расстроилась.

Не так уж много ценных вещей находилось внутри, но сам факт исчезновения любимой вещи неприятным осадком лег на сердце. В потери было включено следующее: зеркальце, помада, расческа, бумажные платки, кошелек с восьмьюдесятью рублями, несколько пачек жвачки, таблетки от головной боли, ручки, карандаши и еще пачка карточек на скидки в различных магазинах. Да, еще мобильник. Огромное для меня горе.

Исчезновение телефона расстроило больше всего. После самой сумочки.

Где брать новый, я представляла плохо. До зарплаты оставалась целая неделя. Край как нужно было выкроить с нее деньги на новый — любой, пусть даже плохонький, самый простой. Симку можно восстановить, тут я не волновалась. Но как объяснить маме, что я теперь не на связи? Наврать, что украли? Это претило. Мать и так в последнее время чересчур за меня волновалась, а тут еще это…

Придется как-то выкручиваться. Не сейчас, позже. Звонила мама мне в общем-то нечасто. Поэтому оставалась надежда, что до зарплаты отсутствие телефона замечено не будет. А кроме нее желающих услышать мой сладкий голос как-то не водилось. Уж совсем редко когда бабушка…

А потом… появилась еще одна странность — мои карманы время от времени самопроизвольно очищались. Из них исчезали монеты, обертки от шоколадок и использованные троллейбусные билеты.

Сначала я просто удивлялась. А после опыта с сумочкой наконец-то связала все воедино — предметы просто не проходили со мной туда, куда я направлялась. Одежда — да, а предметы — нет. Они растворялись где-то на середине дороги.

Это открытие стало неприятным и грустным.

Но опыт на то и опыт, чтобы быть разным.

Радовало одно — ни ключей, ни паспорта в тот день в сумочке не лежало. Ключи я попросту забыла дома. А паспорт вообще редко брала с собой, он почти всегда лежал в верхнем выдвижном ящике стола.

Гулянье по заграницам без документов не пугало. В случае проблем с властями, думаю, у меня нашлось бы время на «побег» еще до того, как моя личность была бы определена. Словом, депортации я не боялась. Конечно, помимо проблем с властями, существовали и другие риски, такие как хулиганы, столкновения с людьми или автомобилями, но мне пока (тьфу-тьфу-тьфу!) везло.

Да и что уж говорить, волков бояться — в лес не ходить.

Отсутствие денег, конечно, было помехой. Ни воды купить, ни перекусить, ни развлечься, ни на транспорт сесть. Хотя последний мне теперь был не особенно нужен, но был все равно приятен время от времени. А вот еда бы пригодилась. Иногда очень хотелось попробовать заморские десерты, изумительно пахнущий шоколад, жаренные в сахаре орехи, свежеиспеченные уличные вафли. В общем, все то, на что падал глаз.

Чашка чаю или кофе тоже стала бы отличным «бодрителем» и помогла бы скоротать приятные несколько минут в уютных кафе на улицах. А так я напоминала себе дворнягу, слоняющуюся по авеню, стритам и бульварам. Без пакетов и сумочек, с неизменно пустыми руками.

Много раз я пыталась проносить монетки мелкого достоинства, крепко зажав их в пальцах. Просто для того, чтобы научиться. Но неизменно проваливалась. Я могла их прятать по карманам, в бюстгальтер или даже держать во рту, а они, противные, все равно испарялись. Ну что тут еще скажешь? Видимо, чего-то я недопонимала. И вероятно, многого.

Еще одним казусом стало перемещение в Нью-Йорк… Тот случай, произошедший во время обеденного перерыва, мне очень хорошо запомнился и многому научил. А все потому, что следовало бы хоть иногда включать голову, прежде чем «прыгать» без задних мыслей непонятно куда, и внимательно смотреть на картинку, чтобы впоследствии избегать очень неприятных оплошностей, одна из которых едва не стоила мне жизни.

Начать хотя бы с той же разницы во времени.

Европа, которая отстояла от нас во временной зоне всего на несколько часовых поясов, особенных различий в дневном освещении не выявляла. А вот первое посещение Соединенных Штатов встретило меня абсолютной и непроглядной ночью. И ладно бы только это… Самым большим шоком оказалось падение в холодную воду. И это все в темное время суток. В полной дезориентации.

Когда меня накрыло с головой, я едва не захлебнулась. Не соображая, что делаю, просто судорожно перебирала в черной мути руками и ногами, надеясь, что в конце концов выберусь на поверхность. Сражалась я, как мне показалось, целую вечность. Боялась до оторопи. Замерзала, паниковала. Когда начало сводить ступни, подумала, — все, конец. Но вскоре голова все-таки вынырнула наружу, где я, хрипя и хватая ртом воздух, огляделась по сторонам в поисках ближайшего берега. На мое счастье, тот оказался близко.

На траву я кое-как выбралась через высокий бетонный парапет, тянущийся по всему периметру берега. Оцарапала ладони, вывихнула лодыжку. Потом долго сидела, тряслась от холода и стучала зубами, пытаясь отойти от шока. Сзади, освещенная прожекторами, возвышалась статуя Свободы.

Конечно… Как же я сразу не догадалась, растяпа из глубинки!

Изображение на календарь было сделано фотографом с острова. Того, на котором я сейчас сидела. Сделано оно было днем и, похоже, с воды, иначе с чего бы мне вдруг «приводняться»? Если бы фотограф стоял на парапете, я бы воплотилась в той же самой точке, откуда он снимал далекий скайлайн, — с этим я уже худо-бедно разобралась. А раз на парапет я не попала, значит, где-то находилась лодка, на которой сидел этот счастливчик.

У меня лодки не было. Пришлось поплавать ночью в нью-йоркском заливе. Одежда противно липла к телу, холодила и без того замерзшую кожу, тяжелым мешком давила на руки и ноги. Из-за этого сосредоточиваться на мысленном изображении собственной комнаты было сложно. Но американские красоты уже не привлекали. Спасибо, мне всего хватило…

Теперь хотелось только одного — оказаться прямиком в своей комнате. Дома. Согреться и переодеться. Представляя собственную квартиру, я изо всех сил молилась, чтобы она оказалась пустой, и мне не пришлось кому-либо объяснять, откуда я взялась и почему с головы до пят мокрая. Если дядя Толя еще смог бы списать все на белую горячку, то с мамой все гораздо сложнее. А не дай господь, еще какая-нибудь соседка…

Дома, к бесконечной радости, было тихо и пусто. Мать отсутствовала, отчим тоже. А вот мне следовало появиться в офисе уже через пятнадцать минут — обед заканчивался. Я же — сырая и грязная — носилась по комнатам и рылась в шкафах, пытаясь избавиться от мокрых джинсов и найти сухие. С волос капала вода.

Второго плаща на вешалке в коридоре не имелось, с позапрошлой осени осталась лишь тонкая синяя куртка, которую я и нацепила, продолжая стучать зубами.