Письма (СИ) - "Старки". Страница 2

Задача про стрелка, как и следовало ожидать, была передана на домашнее задание, так как урок наконец закончился истеричным звонком. Команда отморозков радостно встала и лениво потащилась к выходу, и все именно по тому проходу, где иду я. Каждый из идиотов своим святым долгом счел меня либо пихнуть (Фара), либо щипнуть (Бетхер), либо хлопнуть по заднице (Багрон), либо растрепать волосы (Ник), либо прижать, прошептав очередную хрень на ухо (Макс). Но программа сегодняшних издевательств на сегодня не закончилась.

В столовой каждый из отморозков плюс толстяк-подпевала Зубан (Сергей Зубов) подарил мне по чупа-чупсу. И каждый со словами: «Соси, детка!» Я сделал вид, что меня не волнует, отдал конфетки первым попавшимся то ли шестиклассникам, то ли пятиклассникам. На перемене перед биологией пятеро сели вокруг меня и стали умилительно-восторженно пялиться. У меня иммунитет, я сильнее, открыл параграф и стал читать. За пятнадцать минут перемены я не сорвался, зато Бетхер стал психовать, сначала всяко сюсюкать: «Лютик! Лютик, мой любименький! Лютик, посмотри на меня! Солнышко, закуси губку еще раз!» Двумя пальцами стал «ходить» мне по рукам, по спине, по голове. Я — каменное изваяние, никакой реакции. Короче, разочаровывал я отморозков.

Но самое неприятное — это, конечно, физкультура. Во-первых, переодеваемся в одной раздевалке. В их мерзкой программе издевательств обязательно исполнение мелодии из фильма «Девять с половиной недель», когда там главная героиня стриптиз своему любовнику устраивала. Они же начинают базлать эту мелодию во время того, как я снимаю брюки и рубашку.

Во-вторых, как только я начинаю отжиматься или качать пресс, эти козлы начинают страстно стонать:

— А…а…а… дас ист фантастиш… еще… еще… Лютик… давай…

При этом физрук (а не я) начинает орать, нагреваться, как закипающий чайник. Он в сложной ситуации. С одной стороны, они выручают школу, они чемпионы по командным играм, они молодцы, с другой стороны, я. А я — это лёгкая атлетика и гимнастика, и потом, он же видит, что они придурки.

В-третьих, их любимый баскетбол. Я в принципе к игре неплохо отношусь, более того, и играю нормально: прыгаю высоко, в корзину попадаю чаще, чем некоторые, легко могу некоторых обойти, обвести, прошмыгнуть. Багрон даже в десятом классе предлагал мне попробовать с ними потренироваться. Но на физре у них цели не спортивные, факт. Фолят всегда на мне, когда «водятся» со мной мячом, пошлые предложения мне делают. Я забил – обязательно несутся ко мне — тискают, хлопают по спине, по заднице - типа высказывают восторг. Промазал — опять ко мне с тисканием – типа сожалеют, поддерживают неудачливого игрока. И весь этот водевиль каждый раз и на протяжении всей игры. Сегодня, как только я забил финальный мяч, отморозки подскочили и стали меня вверх подбрасывать с криками «ура», «наш чемпион». Страшно, между прочим! Как бы не бросили на пол. На пятом броске я все-таки пнул Покровскому в нос, на шестом - кулаком заехал Бетхеру по роже, поэтому теперь точно должен был с полом встретиться. Чудом меня поймал Фара, не дал чему-нибудь сломаться. Но при этом простить нос и глаз своих дружков он тоже не мог. Поэтому, поставив меня на ноги, как врежет мне основанием ладони в грудь, так я и полетел в маты под брусьями. А он ещё вдогонку кричит:

— Скажи спасибо, что не кулаком и не в челюсть!

— Спасибо… — шепчу я, задыхаясь в матах, черт, как бы мне дотерпеть этих уродов до конца года. Буду лежать на матах, пока они не уйдут, буду приходить в себя. Сафаров и убить может, силу свою вообще не соизмеряет с прилагаемым объектом. Слышу: Сергей Иванович орёт на своих любимчиков – призёров района — меня защищает.

— Мы любя, Сергей Иванович! — весело оправдывается Макс.

— А у меня ваще фингал будет! А вы его жалеете! – загундел Бетхер.

— Он даже в запасные не соглашается! — возмущается Багрон. — Хоть вы на него повлияйте!

Ага! Сейчас, разбежался! Они меня уже больше года терроризируют, лапают, позорят, тискают, издеваются и тупо бьют, а я еще и в команду к ним должен идти? Мне шести уроков в день хватает, а они предлагают еще и после уроков созерцать их дебильные рожи и терпеть все эти унижения! Ни за что! И никакой физрук меня не уговорит. И Сергей Иванович это знает, потому что эта песенка уже не единожды повторялась. И он уже говорил со мной, убеждал, но был убежден мною, он ведь не слепой, прекрасно видит, что они вытворяют. Кардинально физрук на это повлиять не может, но по мере возможности меня поддерживает. Вот и сейчас им было велено живее переодеваться и уматывать, а я лежал на матах, ожидал, когда придурки упрутся. Меня развлекал Юпи. Он придумывал идиотские планы мести этим жлобам. Его планы всегда сводились к одному: взломать их страницы в социалках и всякое непотребство туда поместить. Он, видимо, считал, что это самое страшное, что может случиться с человеком. Я устало слушал. Я уже всё это слышал и всё проходил.

Потом в блаженном одиночестве мы отправились в душ и в раздевалку. Кайф! Может, даже и неплохо, что Фара меня вырубил? Зато школьный день заканчивался без них!

Это я так думал! На самом деле в этот день встретился с ними еще дважды. Уже уходя из школы, натягивая куртку, был схвачен и прижат к стенке. Ник. Один. На лице злобная маска, губы белые шипят в меня:

— Послушай, ты, пидорас! Если ты мне сломал нос, то я тебе шею переломаю! Или нет, выебу тебя. Ты давно меня возбуждаешь! И давно нарываешься. Понял? И не в лицо свои гладкие ножки мне пихать будешь, а на плечи закинешь!

— И кто из нас тут пидорас с такими фантазиями? — дерзко отвечаю я.

— Ты доскёшься! Лю-у-у-тик! — и лапает меня по груди, по плечам, зажимает за шею. — Цветочек, мой ненаглядный! Я ведь не только трахну тебя, но и изувечу. Личико подправлю, чтобы на парня был больше похож. Понял?

— Отвали!

— Бойся меня… красавчик! — впечатывает мне злобно почти в губы, дышит на меня, жжёт меня своими чёрными глазами.

Это они ватагой всегда шутки шутят в мой адрес, а когда поодиночке, всё выглядит по-другому. И к этому я тоже привык.

Второй раз неожиданно «встретился» с «одним из них» дома. Собственно, с этого и начинается эта история. Уже вечером распаковывал свой рюкзак, достал дневник, чтобы позырить, какие там номера по алгебре делать, и обнаружил вложенный лист, свернутый вчетверо. Разворачиваю. Напечатано. Письмо. Мне. Шок.

«Адам!

Возможно, ты даже не дочитаешь это письмо. Возможно, ты будешь над ним смеяться. Возможно, ты его уничтожишь. Но я всё равно пишу тебе… Пишу, потому что с каждым днем все труднее молчать. Я хочу, чтобы ты знал: я плачу дома оттого, что не могу быть твоим другом. Да, я плачу, хотя считаю, что мужчина не должен распускать нюни. Я проклинаю свои руки за то, что они могут прикасаться к тебе, только причиняя боль и вызывая брезгливость. Да, я вижу, что противен тебе, как и все мы. Я вспоминаю вечером каждое твое слово, сказанное даже не мне, и ненавижу то, что ежедневно говорю тебе сам. Я презираю свои глаза за то, что они не могут просто с нежностью смотреть на тебя, а вынуждены уходить, убегать от твоих глаз цвета меда. Я бы хотел… слышать твое дыхание, видеть твои легкие движения, трогать твой лоб, касаться щекой мягких волос, тонуть в твоих летних глазах, чтобы стало тепло и солнечно. Но вокруг зима.

Я задыхаюсь, когда думаю о тебе. Я вою, когда думаю о себе. Мне тяжело осознавать себя трусом. Я тебя люблю.»

Я читаю письмо много раз. Покрываюсь испариной. То, что это написано мне – нет сомнения. Я — Адам, и других парней с таким именем не знаю. То, что это написано парнем, ясно по тексту. То, что это написано моим одноклассником-отморозком, исходит из смысла. Первое, о чем я подумал, что это розыгрыш. Очередной прикол. Правда, непонятно, в чем прикол? Человек называет себя трусом. Признается, что презирает себя. В мой адрес ни одного обзывательства и ни одного непристойного предложения. Написано без ошибок, но главное, как написано! «Я плачу дома», «глаза вынуждены убегать», «вокруг зима», «я задыхаюсь»… Кто бы это мог быть? Кто из пятерых? Да никто из них ТАК не говорит! Может, списали с инета? Ввожу в поисковик часть послания. Совпадений нет.