Письма (СИ) - "Старки". Страница 20

- Что с деньгами?

- Посмотрим, какие были ставки! Думаю, получишь две-три зелеными! Последним выступает Гуга, его ждём, и там денежки! Потом сразу домой, домой! Душик, сон! Можно девочку! Хочешь?

- Нет, спать. Деньги, как всегда!

- Всё сделаю! Передам твоей матери. Она в последний раз очень радовалась, очень!

- Не говори ей, где я! Просто, что жив, здоров, всё нормально…

- Как договаривались!

Звуки приближаются к двери. Чёрт! Если он сейчас выйдет, то меня обнаружит сразу! Я прошмыгнул назад, за угол, в каблуках это трудно. Успел! Толстяк выходит от Фары и в дверях ему говорит:

- Допинг сейчас будет!

Я судорожно рву на себя ближайшую дверь! Она открыта! Ура! Ловлю дверь, чтобы она не бабахнула. Я в темноте. Слышу, что толстяк вышел. Остановился около моей двери, почему стоит? Что делает?

- Это я… приготовь лекарство нашему чемпиону… надо, чтобы вырубился… да и хрен с ним, отлежится за следующую неделю… я жду Гугу… и не впускай к нему никого!.. Нет… не упусти!.. Да, он не знает… давай, он тебя ждет… не долго!

Он с кем-то говорил по телефону! О Фаре! Хотят вырубить! Черт! Я не допущу! Пока этот неизвестный не пришёл, я уведу Рината подальше! Толстяк уходит, шаги затихают. Я выныриваю из темноты в коридор и бегу в комнату к Ринату! Она открыта! Нужно действовать быстро!

- Фара!

Ринат сидит на кожаном диванчике, обхватив голову руками, на шее висит белое полотенце с пятнами крови, на брови – косо приклеенный пластырь. Он медленно поднимает на меня мутные глаза, пристально смотрит.

- Ты кто? – хрипло спрашивает Фара.

- Ты что? Я Лютик! Я Адам! Фара! Нужно бежать! – я подскакиваю к нему и сажусь перед ним на корточки, заглядываю к нему в лицо. Глаза не его, серого тучного неба в них не видно, только черные ямы с красной обводкой, в ямах гнилая вода. Он хмурится:

- Ты кто?

- Фара! Я сейчас накрашенный, это грим! Мы здесь танцуем! Не обращай внимания! Фара! Все ищут тебя! Я тоже.

- Я тебя не знаю…

- Фара! – я кричу. – Тебя обкололи! Ты сейчас и себя не знаешь! А я… я тот, кого ты любишь! Ты писал мне письма, я их наизусть знаю!

- Наизусть? – сипло удивляется Фара, морщит лоб и отодвигается от меня. – Адам? А-а-а-да-а-ам… ты не Адам, он не такой!

- Я Адам! Слушай: «Я презираю свои глаза за то, что они не могут просто с нежностью смотреть на тебя, а вынуждены уходить, убегать от твоих глаз цвета меда. Я бы хотел… слышать твое дыхание, видеть твои легкие движения, трогать твой лоб, касаться щекой мягких волос, тонуть в твоих летних глазах, чтобы стало тепло и солнечно. Но вокруг зима»… Это ты писал МНЕ!

- Тебе? Не-е-ет, это я Лютику писал… Отвали! – он начинает закипать? Ну, нет! Ты меня узнаешь, голубчик! Хватаюсь за концы полотенца, подтягиваюсь к нему ближе, он от меня на дальний край дивана, тащит за собой, как на буксире.

- Ринат! Тебя зовут Ринат! Мама твоя ищет тебя, плачет! Друзья потеряли! Ник всех на уши поднял, всех подключил! А ты! Ты убиваешь себя? Ты решил сбежать? Сбежать от меня? Не убежишь! Ублюдок! Тварь! – говорю я в него, он вцепляется в мои плечи, зрачки испуганно сжимаются, просвет серого, серый – цвет моей надежды. – Ринат! Напиши мне еще письма! Не смей убивать себя! Тебя любят столько людей! Ты их всех предаешь!

Он молчит. Непонятно, узнал меня или нет? Но ручищами сжимает за плечи до хруста, вглядывается в меня до спазма, шевелит разбитыми губами, как будто что-то говорит. И вдруг зло и трезво:

- Мама знает, что все хорошо! А больше никто не любит! Меня нельзя любить!

- Кто тебе это сказал? – ору я в него практически в рот, я загнал его в угол дивана, я почти на нём, я агрессивен, хотя и не обдолбан. Нет времени на церемонии. – Кто тебе это сказал?

- Ты!

Ага! Признал! Додавим! Я вцепляюсь губами в его губы, зубами стучу по зубам, рву до крови, не жалея, не нежничая! Чувствуй меня! Узнавай! Иди за мной! Фара сначала обмяк, но потом, наоборот, напрягся, сжал меня в кольцо, вывернул свое лицо из моих губ, задрал вверх подбородок, я целую в шею, я кусаю в трахею, я грызу кадык и не слышу, а чувствую утробное «м-м-м-м…» в голосовых связках. Его ладони на моих ягодицах, мнут их через лосины. И блин, у него встал? Так быстро? Нет! Я к этому не готов, да и не время сейчас! Я дёрнулся и выгнулся в его руках.

- Фара, нет! - просипел я. Фара оскалился, сверкнул серым льдом и ка-а-ак бросит меня от себя! Трёхочковый! Я валюсь на стол, на котором лежит шприц и тарелка с пресловутыми апельсинами, падаю за стол головой в корзину для мусора, телефон из моих рук скользит к шторе.

- Убирайся! - прохрипел Фара. – Я вылечился!

И тут в коридоре тяжёлые шаги! Я на четвереньках быстро юркнул за штору, схватив упавший телефон. И сразу голос:

- Ну, чемпион, вот и я! Что ты такой взъерошенный? Что не так? Давай дозу счастья…

- Давай! – зло отвечает Фара, а мне хочется кричать, вопить, визжать: «Нет! Не делай этого!» Страшно! Я затих за малиновой шторой, не дышу, не пикаю… Но тут же пикает и заливается громким звоном мой телефон, на опознавалке Ник! Он увидел, что я звонил и решил проверить? Вовремя!

Штора отдергивается, и незнакомый жлоб с пепельно-черным ежиком на голове, с хищным носом и глазами навыкате хватает меня за волосы и рвет вверх. Оу-у-у! Я успел нажать «ответить» на телефоне, черная плиточка самсунга осталась лежать на полу за шторой. Меня толкают от окна.

- Ты кто? Ты что тут делаешь?

Я стараюсь быть громким, кричу:

- Я Лютик! Я тут выступал! И вот нашёл друга! Это мой друг!

- Кто твой друг?

- Фара! Это Фара! – я ору. – Я его здесь нашел! Здесь в «Вальтере»! Стоило ехать так далеко! По 51-му тракту целых двадцать километров! И вот он здесь! Он здесь!

- Что ты мелешь? Ты, говнюк в стразах? Кто тебя сюда пустил?

- Я пришёл сам! Фаре нужна помощь! Вы его обманываете! Вы его садите на наркотики!

- Ах ты! Уебок! – хлесть - в меня летит его кулак, пытаюсь увернуться, но получается не очень хорошо. Хотя если бы он достал так, как хотел, челюсть бы вдрызг! Я падаю назад к окну, тараторю:

- Клуб «Вальтер», клуб «Вальтер», миксфайт, быстрее, быстрее, его увезут, я не смогу… 51-ый тракт, клуб «Вальтер»…

- Ты с кем, говнюк, говоришь? Убью-у-у! - орёт мне страшный мужик, боже мой, меня сейчас убьют! Он рывком за шею поднимает меня. А-а-а! Сейчас вмажет… Но он падает сам вправо, ударяется о стол. За ним стоит Фара:

- Он не говнюк! Он Лютик! – произносит Ринат, и мне: – Уходим!

Хватает меня за руку и тащит в коридор. Картина маслом, киберпанк отдыхает - мы бежим по коридору: я в стразах, в серебряной ленте, на каблуках, со смазанным гримом, выпученными глазами, Ринат - с обнаженным торсом, босиком, с кроваво-белым полотенцем на шее, с кровавыми следами моего поцелуя на губах. Мы бежим, и Фара не хромает. Мы бежим мимо весёлых официантов, мимо удивленных людей в спортивных штанах, мимо каких-то важных галстучно-прилизанных джентльменов. Сшибаем столик на колесиках с грязными бокалами. Мы бежим… ощущение, что бежим в пропасть, но бежим! Я за ним! Только он… только он… только он сможет спасти и меня, и себя… Мимо нас промчался праздничный зал, кто-то успел меня цапнуть за руку, потащить назад. Фара разворачивается, и чел летит к рингу от его кулака. Боксер на ринге вдруг поднимает руку и кричит нам: «Дава-а-ай!» И мы даём, мы бежим на улицу, оба полуголые, 29 декабря, Фара босой! А мои каблуки погружаются в снег, куда он меня тащит? На стоянку? Стильная ёлка нас услужливо скрывает от тех, кто выбежал на крыльцо, потом за не менее стильным заборчиком мы бежим, пригнувшись. Стоянка! Блин, «скорой» нет! Видимо, какого-то бойца увезли!

Только одинокие скорбные машины, все черные, с хищными глазами. Они не ожидали нас? Они замкнули свои рты-двери. Фара пытается открыть по очереди все. И оп! Пятая машина поддаётся, но Фара толкает не на сидение, а в багажник.

- Прыгай!

- Только с тобой, - шепчу я, - ты уходишь со мной!