Письма (СИ) - "Старки". Страница 18

— От урода слышу!

Комментарий к Другие письма

========== Письмо от меня ==========

«Фара! Ринат!

Как так могло получиться, что ты влюбился в меня? Я прочитал все твои письма! Я разложил их, как мне кажется, по хронологии. Потом разделил на группы: одни, где ты нежен, другие, где груб, еще есть кучка, где ты пьян, и еще, где ненавидишь себя. Зря. Ты называешь себя уродом! Кто тебе сказал? Сломанный нос? Ну и что! Нормальная мужская внешность. Не всем же быть такими пушистиками, как я!

Зато я узнал, что ты необыкновенный человек! У меня за все это время появился только один друг. А у тебя только в классе четверо! Они готовы хоть кого порвать за тебя! Даже меня. Ник мне рассказал, как в восьмом классе ты его спас, когда он оказался в полынье, как убегал от его благодарных родителей потом, как ты спрятался, когда пришли журналисты брать интервью у тебя. Макс мне рассказал, как ты насильно заставил его ходить в бокс, заходил за ним на утренние пробежки и тащил за руку на вечерние тренировки, как занимался с ним дыханием по Стрельниковой перед каждой тренировкой, и у него исчезла астма. Эрик рассказал мне, что ты прибежал один его спасать, когда пятеро парней на дискотеке поджидали его на выходе из клуба, чтобы начистить морду. Саня вспомнил, что ты якобы по знакомству провел его на матч всех звезд, а потом он узнал, что билет стоил бешеных денег, ты потратил все свои призовые. Почему ты не спасал меня? Я бы хотел иметь такого друга.

Ты обиделся на то, что я отверг тебя, как автора писем, глупо! Да, я не разглядел в тебе влюбленность. Да, не мог себе представить, что автор этих писем ты. Но ведь ты всё сделал для этого! Ты сам этого хотел. Ты сам виноват. Я послушно шел по той дорожке, что ты протоптал, но к другому человеку. А на что ты рассчитывал? Что я не буду искать писателя? Буду, как звезда, ожидать восторженных возгласов и даже не интересоваться, от кого они исходят? Да я бы всё перерыл, но писателя нашел! Почему? Твои письма, они разозлили меня, разбудили, истомили, они вытаяли во мне кусочек живой земли. А ты! Ты бросил меня, своих друзей, маму, в конце концов! Ты не пишешь мне больше…

И где ты сейчас? Ты жив? Ты дышишь еще тем же воздухом, что и я? Если ты возненавидел меня, то нужно возвращаться! Нет смысла прятаться. А если все еще любишь, то тем более нужно возвращаться. Спрятаться не сможешь. От меня. От себя.

Ринат! Хочу познакомиться с тобой настоящим, потому что я и не знал тебя. Возвращайся.»

Зачем я написал письмо? Хотел ощутить себя писателем? Да. Писать было сложно. Рожал каждое слово, представлял, как он будет его читать, недоверчиво хмуриться, как он сразу засобирается домой… Фары нет уже больше двух недель. И мы по-прежнему ничего не знаем о нем. Билеты на поезд, самолет, автобусы межгорода не покупал. Никому не звонил. В клубах не появлялся. Ник ездил в Уфу. Там ничего о Фаре не слышали. Мама Багрона проверяла через отельную сеть, нет ли где похожего на Фару постояльца. Дважды мы даже ездили в какие-то гостиницы, но нам открывали незнакомые люди. В больницах, психушках, наркодиспансерах, санаториях и моргах его тоже не было… к счастью.

Я заметил за собой, что всё время оглядываюсь, когда иду по улице, особенно вечером. Вдруг он за мной следит, как раньше? Я фантазировал, что он напишет еще одно письмо. Тридцать шестое. И в письме проговорится, где он… Но писем не было. Только предыдущие тридцать пять. Я их прочитал много раз. Среди них были любимые. Были и те, над которыми я хихикал, представляя пьяного Фару. Но в основном пугающие своей безысходностью, он так запутался, что вырваться можно было только разорвав узлы, разрубив их. И вот он исчез. Разрубил.

Парни не издеваются надо мной. Они отстояли мой суверенитет от Катьки Шепитько, Снегурочка мне не грозит. Даже какое-то подобие дружбы образовалось. Особенно с Максом. Труднее всего было с Ником. Я боялся его. Ник бесконечно придирался ко мне: подстригись, «что за девчачья футболка!», не хлопай глазами, почему нормальным спортом нельзя заняться, ты не на подиуме, иди нормально… Его всё бесит во мне, он считает, что я «испортил его друга». Но это не значит, что он не общается со мной. Не просто общается! Командует!

- Хрена ли тебя ждут все на тренировку?

- Будете выступать в Х-club все выспроси, не видели ли там Фару! Не забудь!

- Сел быстро за последнюю парту! Пока Фары нет - сидишь там!

- Какого черта телефон выключал? Вдруг Фара тебе позвонит!

- Ты к тете Ане ходил?

Я действительно по его требованию несколько раз ходил к маме Рината. Меня принимали как родного. Анна Сергеевна рассказывала про детство Рината, про то, сколько он травм получил, перечисляла города, в которых он на соревнованиях был. Она корила себя: дескать, отпустила сына слишком рано, всю заботу последние семь лет истратила на младшенького – Димку. Тетя Аня спрашивала и обо мне, кто моя мама, почему мы переехали из Львова, что для меня танцы, куда собираюсь поступать… Никогда не спрашивала о наших с Фарой отношениях. Боялась услышать что-то неприятное или страшное о сыне. Всякий раз, когда я уходил, тетя Аня начинала плакать. А я не понимал! Как может Фара так поступить с матерью? Ладно, со мной или со своими друзьями! Но с мамой! Судя по рассказам, Фара с нежностью относился к семье! Почему же нет никакой весточки? Хоть бы дал ей знать, что жив! Что всё нормально… Или не нормально? Или не…

Нет. Он жив! Он жив, конечно! Просто он очень-очень далеко, там, где нет почты, интернета, а номеров телефонов наизусть не помнит. И еще там вьюга, нелетная погода, а другого транспорта нет! Буря стихнет, и он прилетит!

Или нет. Что-то случилось, и он потерял память! Амнезия. Врачи гадают, кто же этот парень? Он мучается и не может никого вспомнить! Но его лечат! Лечит какой-нибудь талантливый доктор, и память обязательно вернётся. И он прилетит!

Или нет. Он попал в руки каких-нибудь мерзких людей. Он в плену. Он связан. Один в темной комнате, на полу, нет окон, еду приносит сумасшедший немой. Фара пытается вырваться, но путы крепки! Но он будет их перетирать, перегрызать, еще немного, и он высвободится. Врежет охраннику и сбежит. И прилетит!

Но время шло. Вестей нет: ни добрых, ни плохих. Мы дважды играли в баскетбол. Один раз проиграли. Но по очкам всё равно взяли первое место. Игру тащили на себе Эрик и Саня. Ник встал в защиту вместо Фары, а меня перевели в тройку в основной состав. Играю в подаренных кроссовках.

Учителя тоже переживают. Нас вызывали к директору, Наталья Львовна потребовала рассказать, что произошло. Мы сумбурно врали, не договорившись. Получалось плохо.

Хорошо было только в танцевальной студии. Готова новогодняя программа. Уже с пятнадцатого декабря начались выезды на выступления. Сначала на тусовки школьников. Потом в двадцатых числах на корпоративы и в клубы. Наиболее популярны в заказах вакинг и «джексон»: танцы практически карнавальные, яркие, со сверкающими костюмами. Учебе мои «гастроли», конечно, не помогают, но зато в кошелек потянулись денежки. Я деньги коплю, не трачу. На зимние каникулы Покровские уезжают куда-то в Альпы. У мамы будет что-то типа отпуска, мы хотели съездить во Львов, к бабушке.

Born-dance – это другая жизнь. Там я не думаю о Фаре и не жду контрольного звонка от Ника. Там эмоции тратятся не в бесконечном перечитывании писем, а в бесконечной экспрессии и нерве. Танец – разрядка, попытка послать все проблемы, способ не ощущать себя тем, кто ты есть – Лютиком. В студии меня так не называют. Называют по фамилии – жестко и уважительно – Лютый. Говорят, это не только фамилия, это отражение моего состояния в танце: максимум, внахлест, безумие, лютый темперамент. Мне это нравится…

***

С 26 по 31 декабря – настоящая лихорадка – по три выступления в день. Самый щедрый клуб «Вальтер», Дэн ухватился за заказ, так как там платили в разы больше, чем в других заведениях, да еще и предоставляли транспорт, добираться надо к черту на кулички, за город. Правда, Дэн сказал, что основная программа в клубе какой-то тотализатор, что-то не совсем законное, а мы – только украшение. Мне плевать! Не на нас же ставки делают! Там какой-то миксфайт! Даже не знаю, что это такое!