Цвет любви - Тейлор Кэтрин. Страница 45

Я закрываю рот ладонью, испуганно поднимаю голову и встречаюсь с пристальным взглядом Джонатана. Он изучает меня, следя за моей реакцией на фотографию.

Только теперь до меня доходит то, что он знал об этой статье еще до того, как мы выехали в больницу. «Должно быть, именно поэтому он и решил взять меня с собой, а вовсе не потому, что ему хотелось, чтобы я обязательно была рядом», — думаю я, чувствуя, как в груди поднимается разочарование.

— Что же нам теперь делать? — слабым голосом спрашиваю я.

Джонатан пожимает плечами.

— С фотографией мы ничего не можем поделать, — отвечает он. — Но это все очень сильно усложняет.

— Насколько?

— Ты представляешь себе, что будет дальше?

Его пристальные взгляды смущают меня.

— Нет, — упрямо заявляю я. Да и откуда мне знать? — Мне еще никогда не приходилось появляться на обложке журнала.

Джонатан не обращает внимания на мой раздраженный голос.

— Эти газетчики подобны навозным мухам, Грейс. Они летают вокруг тебя, нервируют, это можно выносить, только пока их не слишком много. Но стоит им почуять кровь, как они набрасываются целыми стаями, и от них не отделаться.

— И теперь ты опасаешься, что они сделают это?

Он качает головой, видно, что он несколько расстроен.

— Я не опасаюсь этого, я знаю. Это ведь происходит уже не впервые. Достаточно какой-нибудь модели взять меня под руку на каком-нибудь мероприятии, и газеты уже кричат, что я помолвлен. И это привело к тому, что я стараюсь держаться от женщин как можно дальше.

Я застонала про себя. А я-то, дура, обнимала его прямо посреди улицы, где нас мог видеть кто угодно. Отличная идея, Грейс! Здорово придумала, просто потрясающе!

— Но ведь я не модель, — отвечаю я, размышляя, неприятно ли ему то, что его «застукали» именно со мной. Я с ужасом вспоминаю двух эльфоподобных красавиц, который были на той фотографии, которую мы рассматривали вместе с Хоуп. По сравнению с ними я довольно невзрачная. Но, наверное, у этого есть свои плюсы. — Поэтому я не могу быть такой интересной.

Он смотрит на меня веселым, немного усталым взглядом.

— Напротив, — заявил он. — Именно в этом и проблема.

Ком в горле стал еще больше.

— Что?

— Ты даже очень интересна. Неизвестная молодая американка, которая к тому же работает на меня и с которой у меня действительно что-то есть. Разве ты не понимаешь: обычно у меня ничего не было с женщинами, интрижки с которыми мне приписывали. Но с тобой… — Он не договаривает. — Это же настоящая пожива для них. И, к сожалению, для моего отца. — Он поднял руки. — И я уже не знаю, что хуже.

Вот теперь я точно ничего не понимаю.

— Но ведь папарацци не знают, кто я такая.

Джонатан фыркнул.

— Они покане знают, Грейс. Но как ты думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем кто-нибудь на фирме решит заговорить? Они выяснят твое имя быстрее, чем тебе того хочется. И тогда нам останется только надеяться, что их интерес отвлекут другие истории, потому что иначе тебя будет преследовать не один папарацци. Самое позднее завтра эта история обойдет всю фирму, можешь быть уверена.

Я чувствую, как мне снова становится дурно, я оборачиваюсь к окну. «Джонатан знает, о чем говорит», — подавленно думаю я. Значит, то, что он предрекает, весьма вероятно, несмотря на то, что я с трудом могу себе это представить.

По всему телу разливается чувство бессилия и обреченности. Вот что, наверное, имела в виду Энни, предостерегая меня относительно Джонатана.

И что мне теперь делать? Первая мысль — бежать. Я могу сесть в первый же самолет, летящий домой, залечь там на дно и надеяться, что британская пресса забудет обо мне. Однако тут же понимаю, что так не пойдет. Моя гордость этого не перенесет. Я ведь не просто так получила это место, я заслужила его. Если я сейчас уйду, это будет равносильно признанию своей вины, как будто я созналась бы в том, что сделала что-то плохое. А я ничего не делала. Ладно, я влюбилась в своего босса. Но разве можно меня в этом упрекать? На глазах выступают слезы отчаяния из-за того, что все вдруг стало таким сложным и начало пугать меня.

— Грейс?

Ладонь Джонатана ложится на мою, я оборачиваюсь к нему. Увидев, как я расстроена, он обнимает меня и прижимает к себе. Комок в горле стал уже настолько большим, что я едва могу проглотить слюну.

— Как жаль, что нельзя сделать так, чтобы этой фотографии не было, — бормочу я, уткнувшись носом ему в плечо.

Я ни в коем случае не хочу быть темой номер один для разговоров в офисе. Или чтобы по пути на работу меня преследовали папарацци. И при мысли о том, какое лицо будет у Энни — и Маркуса, — по спине пробегает дрожь. Как я могла во все это вляпаться?

— Мне бы тоже этого хотелось, — произносит он, и, чувствуя его губы на щеке, я с трудом перевожу дух. — Но я кое-что придумал.

Его близость утешает, как и его слова, и на миг я отдаюсь иллюзии, что все опять будет хорошо. Я хочу забыть, что ждет меня там, снаружи, потеряться в чувстве, которое снова захватывает, когда он начинает меня целовать.

Как только его губы касаются моих, внутри у меня происходит взрыв. Это так приятно, так знакомо, мое тело вспоминает, каково было отдаваться ему полностью, хочет еще больше страсти, которую он может мне дать. И внезапно все остальное перестает иметь значение. Меня так сильно охватывает волнение, что я дрожу, зарываюсь руками в его волосы, притягиваю его к себе, — я не хочу, чтобы меня что-либо от него отделяло.

Джонатан чувствует, что я реагирую, и углубляет поцелуй, что вызывает цепную реакцию, от которой у меня совершенно захватывает дух. Мы реагируем друг на друга, как нефть и огонь: чем больше я его пробую, чем больше касаюсь, тем сильнее во мне разгорается желание быть еще ближе к нему, и он, очевидно, чувствует то же самое. Его губы поглощают меня, его руки повсюду на моем теле. Как утопающий, я хватаюсь за него, страдая без его прикосновений.

Его руки проникают мне под платье, мнут мои ягодицы, поглаживают бедра. Я чувствую между ногами его эрекцию, придвигаюсь к нему, дразня его, пока он не отпускает мои губы и не издает страстный стон.

Он обхватывает мои груди, тяжело ложащиеся ему в руки, опускает голову, целует то, что видно в вырезе моего платья. Его крохотные щетинки дразнят мою чувствительную кожу, и я с нетерпением жду, когда он отодвинет ткань в сторону, вздыхаю, чувствуя это: он обеими руками вынимает мои груди из чашечек бюстгальтера, чтобы свободно гладить их.

— У тебя такая красивая грудь, — бормочет он, ложась лицом в ложбинку между двумя бледными холмами, а его пальцы тем временем дразнят заострившиеся соски. Почувствовав, что я вздрагиваю, он поднимает голову и улыбается. — И такая чувствительная, — добавляет он, прежде чем наклониться и позволить губам сомкнуться вокруг твердых сосков.

Он сосет их, и я чувствую настолько сильное желание внизу живота, что меня словно обжигает огнем. Я издаю громкий самозабвенный стон, запрокидываю голову, зарываюсь руками в его волосы, прижимаюсь к нему, хочу, чтобы это длилось вечно. И у него, по-видимому, такие же планы, поскольку он обводит соски языком, жадно посасывает их, и каждый раз меня словно ударяет молния между ног, желание растет.

Чувствуя, как его рука движется по внутренней стороне моего бедра наверх, я инстинктивно приподнимаю зад, чтобы он мог достичь того места, где собирается моя страсть. Не прекращая ласкать мою грудь, он просовывает пальцы мимо ткани моих трусиков, входя одновременно двумя в мою влажную щелку. Вздохнув, я опускаюсь на его руку, чувствую, как он движется во мне, и начинаю покачиваться у него на коленях, тереться об него.

Ощущение просто безумное, и, несмотря на то что Джонатан не прикасается к моей жемчужине, я чувствую, как во мне нарастает напряжение. То, что он беспрестанно ласкает мои соски, невероятно стимулирует меня, он делает это в том же самом медленном, тяжелом ритме, в котором движутся во мне его пальцы и под который я просто машинально подстраиваюсь.