Избранная по контракту - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка". Страница 49
В общем, это утро могло стать самым прекрасным в моей жизни, но стало самым ужасным.
Вы когда-нибудь пробовали справить нужду в оцеплении из кучи мужиков? Нет? Попробуйте, непередаваемые ощущения. Никакие муки похмелья не сравнятся с этим издевательством над моей женской сущностью. На все мои попытки уединиться в лесонасаждениях мне отвечали твердым отказом. Мол, в траве, под кустами и даже на дереве могут притаиться злобные твари, которые солнышка даже не боятся, как выяснилось. Из всех утренних процедур мне досталось наспех почистить зубы и умыть лицо, и все это было проделано при помощи холодной воды. Даже пофигист Сосискин, вскидывающий лапу на каждое деревце, взбесился, когда в миллионный раз перед его носом возле облюбованного кустика возник кто-то из воинов и, сурово отодвинув моего друга, начал там шуровать в поисках затаившегося врага. Завтрак был подан без теплой булки и горячего кофе, а несчастный пес довольствовался вчерашней похлебкой, из которой какая-то зараза выудила и сожрала все мясо. На наше возмущение командир воинов сообщил, что отряд торопится побыстрее доставить нас в Столицу и снять с себя ответственность за сохранность наших тел. Как говорится, никто не хотел умирать. А весь отряд вполне мог полечь либо от нечисти, либо от карающей десницы Кролика, если со мной или псом приключится несчастный случай.
Тронулись мы с Сосискиным в путь в отвратительнейшем настроении, и только близость к Столице примиряла меня со сложившейся ситуацией. Чтобы как-то скрасить оставшееся время в пути, я решила поинтересоваться у горестно вздыхающего друга, не показалось ли ему странным поведение нежити, и заодно отвлечь его от скорби. Подражая индейской скво, я загундосила:
— Скажи мне, о Зоркий Глаз, не показалось ли тебе, что нежить вчера была заторможенная и вялая, как наш могучий народ утром первого января?
— Показалось, Болтливая Сорока, — моментально включился в игру уставший горевать обжорка.
Я продолжила завывать:
— Может, Великий четырехлапый шаман обратится к духам своих предков, и они скажут нам, отчего эти мертвые каннибалы вчера отказались нас сожрать? — с легким поклоном пропело мое любопытство.
Сосискин подбоченился и горделиво произнес:
— Духов предков не тревожат по таким пустякам, они могут прогневаться, да и камлать в походных условиях не с руки и нечем, тут даже ботвы картофельной для выхода в астрал днем с огнем не найдешь. — И, раскачиваясь из стороны в сторону, продолжил нараспев: — Пока ты, сестра, искала уединения в кустах, я поинтересовался у одного из трапперов, отчего зондеркоманда была похожа на осенних мух.
Пес сделал трагическую морду, а я, елозя от нетерпения, простонала:
— Не томи, вещай дальше.
— Этот презренный бледнолицый поведал мне, что он не знает, почему они вчера такие были, и это подарок богов, что нас не порвали как Тузик грелку, — усмехнулся хвостатый медиум.
Я поперхнулась от неожиданности, а пес перестал кривляться и совершенно нормальным голосом подвел итог рассказу:
— Как я понял из их объяснений, без специально обученного человека не разберешься в особенностях поведения этих монстров. — Закончив говорить, он вздохнул и снова впал в меланхолию.
То время, пока Сосискин играл в молчанку, в моей голове как блохи заскакали всякие вопросы. Я досадливо кусала губы, пытаясь понять, в каких случаях уроды обретают повышенную маневренность и с чем может быть связана их заторможенность. С положениями лун? С датами праздников поклонения нечистой силе? С жертвоприношениями или черными ритуалами? А может, просто они реагировали на слово-ключ? Ответов, увы, не находилось. Да и не верилось мне, что нежить тут такая неправильная. По законам квеста не может свеженький мертвяк передвигаться как черепаха. Весь мой опыт пребывания на Лабуде вопил об очередной засаде. Надо было что-то срочно придумать полезное, но, к моему великому сожалению, ничего путного в голову не приходило. Вариантов было масса и гадать можно до морковкиного заговенья, а уж подозревать демиургов в очередной пакости — до бесконечности. В довесок ко всему, меня тревожили сквалыги драконы. Весь мой план по воздухоплаванию мог накрыться медным тазом, если какая-то ящерица с крыльями встанет в позу и откажется нам помочь или заломит несусветную цену. Для полноты картины явно не хватало знаний, да и мне не помешала бы развернутая лекция обо всех водящихся тут любителях поживиться свежим человеческим мяском. Эх, мне бы, дуре, вместо того чтобы узнавать про сторонников светлых сил, побольше вызнать про их оппонентов. Но, как говорится, поздно, дядя, пить боржоми, когда почки опустились. Я еще долго костерила бы себя почем свет на тему своей недальновидности, но тут, видимо устав от моего самобичевания, память услужливо подсунула слова дроу о том, что зомби не отходят дальше чем на шаг от некроманта. И в мой измученный отсутствием достоверной информации мозг пришла гениальнейшая идея, требующая немедленного озвучивания.
— Нам бы языка сейчас, — тоном полководца, не проигравшего ни одного сражения, провозгласила я.
— Да, язычек нам бы сейчас не помешал, желательно, телячий, — моментально вынырнув из пучины отчаянья, радостно согласился Сосискин, а потом уточнил: — Хотя, лучше заливное из языка.
И, судя по сладкому причмокиванию, ударился в воспоминания о 31 декабря прошлого года. В тот незабываемый день моя мама забыла закрыть дверь на балкон, куда, пользуясь всеобщей предновогодней суматохой, просочился пес. Пока народ суетился, накрывая на стол, он схомячил два блюда с заливным из языка, умял половину лотка с холодцом, обожрал поставленную пропитаться приправами баранью ногу, уничтожил предназначенную охлаждаться буженинку и все это заел фирменным бабушкиным тортом. В семье тогда был полувегетарианский стол, а я, когда утром вернулась из гостей, вместо традиционных дожорок получила ложку подкисшего оливье и подгоревшую, жестоко пересоленную яичницу, приготовленную заботливой мамой, напоминающей цветом лица новогоднюю елку.
— Я тебе не про жратву сейчас толкую, ненасытная утроба, — раздосадованные недогадливостью компаньона, провыли мои оскорбленные тактика со стратегией. — Нам нужен некромант, а не мясные деликатесы.
В ответ на это Сосискин громко испортил воздух и сполз с лавки.
— Ты… — вырезано цензурой. — За каким… (опять цензура) тебе некромант?
— А затем что, кто, кроме него, нам подъяснит про жмуриков и прочих мутировавших огрызков рода человеческого. — Не обращая внимания на матерящегося пса, я попыталась высказаться до конца, но этот оппортунист и кликуша не дал мне закончить.
— Ты, мать, сделай клизму литров на двадцать для прочищения мозгов, — не переставая матерком поносить мои умственные способности и периодически срываясь на фальцет, верещал Сосискин. — Очнитесь, девушка! Некромант — он вроде как на темной стороне. Ты сама мне втирала про их страсть к кровопусканиям и прочим экспериментам, а теперь предлагаешь пойти за линию фронта и взять в плен ни какого-то там рядового колдунишку, а сразу группенфюрера местного СС? А может, сразу пойдем Темного лорда валить с ложкой наголо, чего уж мелочиться-то, помирать, так с му-зы-кой, — по слогам процедил пес.
Вот чего я не люблю, так это когда меня не дослушают, а сразу начинают критиковать. Тотчас захотелось напомнить Сосискину все его гениальные идеи и проколы. Но я сделала снисхождение на скудный завтрак и максимально вежливо ответила:
— Темного мы пойдем кончать, когда языка и нужные нам сведения добудем, а пока помолчи и дай мне высказаться.
Паникер засопел, открыл рот, явно намереваясь сказать очередную пакость в мой адрес, но, узрев пылающие энтузиазмом глаза, сердито замолчал, а я продолжила излагать свои планы по добыче полезной информации.
— Нам нужен тот, кто обладает всеми — я подчеркиваю: всеми — сведениями о местной нежити и нечисти. Сведения эти мы должны добыть из первых уст, всякий местный фольклор, рассказы очевидцев и прочая фигня в таком деле нам не помощники. Источники знаний, как правило, сильно искажены, а народец любит приврать, да и, как говорится, у страха глаза велики. Поэтому нам нужен некромант, тот, кто практически с колыбели возится со всей этой братией.